Воины зоны - Алексей Бобл

—    Ладно, идем, — сказал Лабус. Шагнув к лебедке, остановился, поднял голову и вдруг произнес: — Гроза и снег… Необычно как-то. Люблю грозу.

Тусклый зимний свет озарял его фигуру. Окруженная снежной пеленой, она казалась какой-то очень объемной, густой, налитой красками. Куртка на плече была порвана, под ней виднелась повязка, пропитанная засохшей кровью. Поверху напарник, не мудрствуя, склеил края ткани прозрачным скотчем, который достал из аптечки.

—    Ну что, окропим Зону красненьким? — спросил Лабус.

—    Да, спускаемся, — сказал я.

Глава 22

Докладная записка начальнику штаба Объединенного командования.

В связи с поступившим запросом начальника особого отдела штаба личные дела военнослужащих отрядов специального назначения направлены в отдел.

   Подготовлены и переправлены в финансовую часть списки безвозвратных потерь группировки с целью дальнейшей выплаты компенсаций семьям погибших.

Начальник строевой части группировки майор…

В трубе завывал ветер. Мы спускались осторожно, медленно съезжая по тросу. На карнизе стыковочного кольца увидели истлевший труп здоровенной летучей мыши, похожей на тех тварей, что обитали под потолком водоотстойника.

Лабус включил фонарь на винтовке, посветил вниз - луч озарил трос и какое-то оборудование. Спустившись еще на десяток метров, мы разглядели проломленные пластины кассетных фильтров. Раз они пробиты, значит, иногда этим путем пользуются местные обитатели, спускают что-то в Саркофаг или, наоборот, поднимают с него.

Вершина трубы превратилась в круг холодного света далеко над головой. Будто огромный круглый глаз — Зона заглядывала внутрь, наблюдая за нами. Когда мы по очереди протиснулись между обломками пластин, стало темнее, напарник снял фонарь с цевья, отдал мне и достал второй. Трос цеплялся за рваные края пластин, дальше спускаться с его помощью было нельзя. Пришлось огибать карниз стыковочного кольца и спускаться по протянувшейся вдоль стенки лестнице.

Внизу был узел подвода вентиляции третьего энергоблока. Я жестом показал Ане с Костей, чтоб соблюдали тишину, поставил ноги на срез широкого вытяжного канала, посветил внутрь — вдаль убегал железный туннель, где можно будет идти, не пригибаясь. По схеме Северова выходило, что впереди он разделяется на несколько рукавов. Вентиляционная система энергоблоков была замкнута в единый узел, через который мы и проникли внутрь, теперь главное — не перепутать направление на развилке. Бугров говорил, свернуть надо в первый рукав слева.

Я достал пистолет и первым пошел по туннелю, за мной Аня, потом Лабус. Шаги отдавались коротким эхом. Мой фонарь вдруг затрещал и начал угасать, потом разгорелся опять, снова пригас… В полную силу лампочка так и не вспыхнула — мерцала, потрескивая.

На развилке я остановился, увидев не пять, а шесть рукавов.

—    Ну, что там у нас? —- Лабус заглянул через мое

плечо.

—    Не шуми, — сказал я, насторожившись.

В туннеле было слышно только наше дыхание да приглушенное ровное гудение воздуха. Наверху, отойдя от боя с бюрерами и штурмовиками, я бы уже начал мерзнуть, но тут тепло. Что, если БТС проверить? Вдруг сканер поможет, высветит эти трубы? Я просунул пальцы под край шлема, нажал клавишу. Щелчок, укол в затылке… Что-то хрустнуло в голове, блеснула вспышка, и тут же нахлынула темнота. Качнувшись, я упал на колени.

—    Что, Леха?! — донеслось сзади.

Меня будто огнем обожгло. Я вскинул руку, собираясь стащить шлем, но забыл, что держу пистолет, сильно ударил стволом по затылку и повалился на бок.

—- Что, что?!! — Лабус стоял надо мной, переводя ствол из стороны в сторону. Решил, видимо, что в меня выстрелил кто-то, притаившийся в одной из труб.

—    Алексей! -— Аня присела рядом. Бросив пистолет, я сунул большой палец под шлем и вдавил клавишу, потом сорвал его с себя.

Жжение прекратилось, но голова сильно кружилась, все вокруг плыло, труба качалась.

—    Алексей? — повторила она и дотронулась до моей руки.

—    Нормально, — просипел я. — Сейчас встану, сейчас… Лабус, не суетись, никто в меня не стрелял.

Поднявшись на колени, я оперся на плечо девушки, выпрямился. Ноги подкосились, пришлось прислониться к стене тоннеля.

—    Так в чем тогда дело? — спросил Костя, опустив винтовку.

—    БТС попробовал включить.

Я подобрал шлем и чуть не упал при этом. За пистолетом уже не рискнул наклоняться — Аня подняла его, протянула мне.

—    Ну, попробовал, и что вышло?

—    Глюкнуло в ней что-то окончательно.

—    Так не включай больше, а то… — он сморщился и схватился за раненое плечо.

—    Больше уж точно не буду. Что с тобой? Болит?

—    Ясное дело, болит. Ладно, неважно.

—    Где фонарь мой?

Он лежал на полу — окончательно сдохший. Плохо.

—    Костя, посвети в эту трубу, которая слева.

Надев шлем, я подошел ближе к ней, присел на корточки и провел рукой по гладкой поверхности. Поднес пальцы к глазам, потер — чисто.

—    Леха, пол-одиннадцатого уже, — сказал Лабус.

—    Теперь давай в другую.

Когда перешел к соседней трубе, под ногами захрустел песок, и я сразу остановился. Даже свет не нужен, и так видно. Провел ладонью по стене — на перчатке остался слой пыли.

Выходит, где-то впереди она завалена, вентиляции в ней нет, хотя сквозь соседнюю воздух нормально проходит. Бугров сказал — идти в трубу слева, а еще сказал, что их пять. Но их шесть, и самая крайняя где-то впереди перекрыта. Значит — что? Идем в пятую по счету…

Я пошел по ней, подняв пистолет стволом кверху. Счетчик радиации на часах молчал. Голова еще кружилась, подташнивало — ощущение как с похмелья, причем сильного. Интересно, сколько нейронов у меня сгорело из-за этой выходки БТС?

—    Костя, свети, — сказал я.

Он не ответил — мы одновременно заметили в стене справа три темных прямоугольника.

—    Это чего там? — спросил напарник.

Я посмотрел назад — Аня шла последней, — сделал еще пару шагов и остановился перед узкими дверцами со скобами, где когда-то находились засовы. Сказал Лабусу:

—    Пройди вперед немного.

—    Курортник, времени мало совсем осталось. Это кладовки технические, Бугров про них говорил. На черта они тебе сдались…

—    Вперед пройди! — прошипел я, открывая дверцу.

За ней была узкая ниша и полки с инструментами. Стенки тонкие совсем — на стыках железных листов попадались отверстия с выпавшими винтами, сквозь них внутрь лился тусклый свет.

Убрав пистолет в кобуру, чтобы обе руки были свободны, я быстро оглядел скобы засовов, покосился на Аню, шагнул внутрь и окинул взглядом содержимое полок. Так, вот это подойдет…

—    Что там? — спросил девушка, встав в проеме.

Приникнув к отверстию, я увидел зал внизу. Большой, заставленный штабелями ящиков и стеллажами с каким-то оборудованием. Наша труба проходила вдоль стены под потолком. Сверху лился рассеянный свет, в зале вроде никого не было, хотя за штабелями мог спрятаться целый взвод…

—    Алексей… — начала девушка, и тогда я решил: ладно, пора.

Повернулся к ней и сказал:

—    Прости.

—    Что?.. — начала она.

Взяв с полки обрезок изогнутой трубы, я шагнул наружу и втолкнул Аню в кладовку.

—    Ты что?!

Я подался вперед, быстро поцеловал ее, шагнул обратно, захлопнул дверь и просунул трубу в скобы.

Дверца дернулась. Лабус стоял дальше по туннелю и молча наблюдал за мной.

—    Курортник! — крикнула она.

—    Извини, — повторил я. — Оставайся там.

—    Алексей, нет!

—    Я не хочу, чтобы ты умирала. Останься здесь. Это место далеко от зала, где находится Кречет.

—    Выпусти меня! — Дверца дрогнула, когда девушка навалилась на нее. Скрипнула, слегка провернувшись в скобах, труба. — Ты не понимаешь! Я должна дальше…

—    Ты сможешь выйти, — сказал я. — Долго эти скобы не выдержат. И когда выйдешь — возвращайся. Ведь ты можешь управляться с мутантами, пройдешь. Штурмовиков мы убили, а бюреры тебя не тронут, если ты будешь не с нами. Отведешь им глаза, задуришь мозги…

—    Леха, время, — напомнил Лабус.

—    Прости, — повторил я, развернулся и зашагал прочь, на ходу доставая пистолет.

—    Алексей! — прокричала она вслед, но я не ответил.

*   *   *

Через сотню метров, оказавшись на перекрестке, где под прямым углом сходились две широкие квадратные трубы, мы повернули вправо. Я пытался не думать про Аню — получалось плохо. Перед глазами стояло ее лицо, а в ушах звучал голос, крик «Алексей!» — одновременно возмущенный, жалобный и просительный. Лабус молча шагал сзади и вопросов не задавал — понимал, что мне не хочется говорить обо всем этом.