История магии и суеверий от древности до наших дней - Альфред Леманн

легенду. Будучи еще молодым человеком, известным весьма элегантным кавалером и победителем сердец, Раймунд Луллий влюбился в одну замужнюю даму, Амброзию ди Кастелло, и объяснился ей в любви. Она отвергла его, но так как он и после этого не оставлял ее в покое, она заявила ему, что не может отвечать на такую пламенную и неземную любовь, пока она сама простой смертный человек. Но если б он нашел жизненный эликсир, охраняющий тело от смерти, то она будет его. Раймунд удалился, изменил свой прежний образ жизни и начал исследовать тайны природы; после тридцатилетних трудов ему удалось на самом деле приготовить великий эликсир. Он испытал его силу на самом себе, в течение двух месяцев ничего не пил и не ел, перенес все страдания голода и жажды, но не мог умереть. Уверенный в своем изобретении, он отыскал Амброзию, которая к тому времени уже овдовела, и не узнал ее – так она состарилась и поседела. В его памяти все еще был запечатлен образ прекрасной молодой женщины. Она открылась ему и призналась, что всегда любила его, но просила пощадить ее от бессмертия, которое он обещал ей; она показала ему свою грудь, пораженную раком, и спросила, хочет ли он сделать ее бессмертной в таком мучительном состоянии. Тогда Раймунд разбил пузырек с драгоценным эликсиром и освободил ее от обещания. «Она может теперь, – сказал он, – войти в небесное бессмертие, а я обречен на живую смерть на земле». После этого он вступил во францисканский орден, а два месяца спустя в качестве монаха присутствовал при кончине Амброзии. Здесь кончается роман и начинается легенда. Луллий не мог умереть, хотя всячески искал смерти. Поэтому он посвятил свою жизнь делам благочестия, чтобы, как особую милость, вымолить себе у Бога кончину. Неоднократно он ходил в Африку проповедовать Евангелие среди магометан, и, хотя его много раз и жестоко били, он оставался жив. Наконец его побили камнями; несколько христианских купцов ночью нашли его под кучей камней и взяли с собой на корабль, который держал путь на Майорку, его родину. Он был еще жив, когда пристали к острову, но как только его вынесли на берег, Бог сжалился над ним и послал ему смерть; его похоронили в церкви местечка Пальмы.

Персонифицированное изображение семи планет. 1543 г.

Мы слишком далеко зашли бы, рассказывая обо всех средневековых ученых, занимавшихся магическими науками или оказавшими на них свое влияние. Такое подробное историческое изложение не может входить в нашу задачу: мы хотели только изложить те особенные условия, которые создавали тогдашним ученым славу чародеев, а для этого превосходными примерами могут служить те четыре лица, о которых мы говорили. Мы тем более имели право преимущественно остановиться на них, потому что они в то же время принадлежали и к наиболее выдающимся естествоиспытателям Средних веков. Конечно, впоследствии были другие естествоиспытатели, например Николай Кузанский (1401–1461), вполне, как кажется, избегнувшие обвинений в чародействе; это обстоятельство легко объясняется для Николая Кузанского, так как он был кардиналом и папским наместником, следовательно, одним из могущественнейших лиц церкви; потому всякий, конечно, остерегался распускать про него неосновательные обвинения. Сверх того, он имел дело почти исключительно с математикой и астрономией; из отраслей экспериментальной физики он занимался только учением о весах и их применением; в этом занятии и в то время трудно было найти что-нибудь такое, что могло бы иметь отношение к верованию в волшебство. Такое единичное исключение, как Николай Кузанский, только подкрепляет то общее правило, что для невежественной массы экспериментирующие естествоиспытатели казались волшебниками.

Каббалисты

Прежде чем окончить эти замечания, мы упомянем еще о некоторых лицах, которые хотя и не были естествоиспытателями, но тем не менее имели в своем роде большое влияние на развитие магии. Один из них был аббат Иоганн Тритгейм, друг Корнелия Агриппы и учитель Парацельса.

Тритгейм родился в 1462 году в Триттенгейме, в Трирском курфюршестве. Еще мальчиком он обнаружил чрезвычайную даровитость и большое влечение к науке, но его родители противодействовали всяким книжным занятиям их сына, так как он должен был помогать им в сельском хозяйстве. Только 15 лет от роду ему удалось научиться кое-чему у одного из соседей. В семь дней он выучил азбуку так, что мог читать книгу. Собственными средствами он продвинулся в учении так далеко, что с небольшой помощью своих доброжелателей мог отправиться в Гейдельбергский университет, где в поразительно короткое время прославился своей ученостью, особенно в древних языках. В 1482 году он поступил в Спонгеймский монастырь бенедиктинского ордена, а год спустя, когда скончался прежний настоятель монастыря, он, несмотря на свою молодость, был выбран аббатом. Маленький и почти никому до этого не известный монастырь в Спонгейме благодаря его деятельности стал известен всей Европе; он собрал здесь большую библиотеку из самых редких и замечательных сочинений, в особенности по магии. Слава о его учености была так велика, что его посещали и ценили его дружбу многие владетельные особы, даже император Максимилиан I, и самые ученые люди Европы. Так, в 1496 году в один день в Спонгейме собрались два князя и семь ученых.

Однако Тритгейм недолго мог спокойно заниматься наукой. Виной этому был отчасти он сам. Он имел неосторожность послать в Гент своему другу монаху Арнольду Бостию письмо, которое давало повод заподозрить его в волшебстве, если бы оно стало известным в более широких кругах. На его несчастье, Бостий умер, когда письмо пришло в Гент; поэтому оно было вскрыто настоятелем монастыря, который нашел содержание письма столь необыкновенным, что распространил его по всей Германии и Франции. Письмо начиналось так: «Я работаю теперь над важным трудом, который удивит мир, если я обнародую его, чего бы мне, однако, не хотелось делать. Первая книга называется Steganographia. В ней излагается более ста видов тайнописания, которые не мог бы прочесть умнейший из людей, не будучи знаком с секретом. Это интересно, но вторая книга еще удивительнее. Не прибегая к письму, слову или знакам, я могу передавать свои мысли на расстоянии свыше ста миль всякому знающему это искусство, и для этого мне совсем не надо посыльных. Все это может быть сделано так ясно и обстоятельно, как только потребуется, и притом вполне естественным образом, не прибегая к помощи духов или иным суевериям. Конечно, все это удивительно, но дальше будет нечто еще более чудесное. В третьей книге излагается искусство, как можно с необразованным человеком, знающим только свой