На окраине мира - Александра Лисина

Ивер задумчиво кивнул.

- Да. С воришкой вышло странно. И Фарг к нему относится тоже непонятно. Как к равному, я бы сказал, если не больше.

- Я заметил.

Какое-то время помолчали, думая каждый о своем и все вместе - о Белике. Потом услышали неясный шум и дружно встрепенулись, полагая, что он все-таки перестал прятаться, но нет - оказалось, просто Курш вернулся с охоты и предусмотрительно извещал дурных смертных о своем приближении, чтоб не пугались и острыми предметами в лицо не кидались: щекотно. Так что он намеренно пошумел, порычал, похрустел ветками, показывая - вот он я, уже иду. А потом и сам вынырнул из-за деревьев огромным черным призраком, держа в зубах жестоко загрызенную заячью тушку. Правда, Братья не поняли, почему он так странно мотал головой и постоянно фыркал, словно никак не мог стряхнуть добычу с длинных клыков, но беспокоиться не стали - может, просто развлекается? Кто его, зубастого, знает? Или он, как Белик, любит покрасоваться на людях?

Терг поначалу в ту сторону едва взглянул, обратив на грамарца внимания не больше, чем на крупного, но неопасного комара. Стрегон вообще ненадолго удалился по насущным делам. Остальные только равнодушно покосились, подумав о том, что, наверное, скоро должен появиться и его хозяин - эти двое вообще, как все успели заметить, вообще редко расставались. Но когда фырканье стало громче, а массивный скакун как-то странно заметался, все яростнее мотая головой и едва не налетая на деревья, они все-таки смутно засомневались. А потом откровенно забеспокоились: с Куршем явно было что-то не так. Он казался встревоженным, непонимающе оглядывался, вертелся на месте в поисках знакомого лица и смотрел с таким непонятным отчаянием, что это было сложно не заметить. Более того: все никак не мог стряхнуть прилипшую к зубам заячью тушку и был этим откровенно напуган. Его бока бурно вздымались, на морде вскоре выступила желтая пена, пышный хвост почему-то намок и повис грязной тряпкой. Из копыт то и дело без причины выстреливали длинные когти, вспахивая землю на всю глубину. После чего до непонимающе переглянувшихся наемников донесся странный, плачущий и полный нескрываемой боли стон.

- Курш, ты чего? - опасливо отступил Лакр, шаря глазами по дрожащему уже всем телом грамарцу. - Что случилось? Болит что-то?

- У-а-а-у-а-у! - горестно взвыл Курш, лихорадочно оглядываясь. Затем снова мотнул головой, но проклятый заяц застрял намертво. Он даже копытом попытался достать, когтем попробовал стянуть с зубов окровавленную тушку, но тщетно - сколько ни мучился, сколько ни старался, ничего не выходило.

- Торкова лысина! - вполголоса ругнулся Терг, поспешно отступая к деревьям, потому что громадный конь снова заметался в опасной близости от людей. Того и гляди, затопчет. Или опрокинет, а потом затопчет. Что-то непонятное с ним творилось, что-то странное, нехорошее. Может, звериная сущность вдруг проснулась? Может, ему человеческой крови надо пару раз в неделю попробовать? Или хищная натура, наконец, вылезает наружу? Кто его знает? Вдруг он, как оборотень, которому только и надо, что под лунный свет попасть? Или ягод здешних нажрался, а теперь осоловел, как кони от речной травы? Может, головой ударился? Взбесился? Дурацкий заяц ядовитым оказался, а он сдуру цапнул?

Курш неожиданно взревел во весь голос и взвился на дыбы. Потом завертелся, грозя растоптать любого, кто подвернется. Заметался, завыл снова, больше не видя и не понимая ничего. Странно разинул широкую пасть, тяжело задышал, словно ему не хватало воздуха. Глаза помутнели, покрылись серой пленкой, отчаянно заслезились. Истерзанный заяц повис на одном клыке, словно сломанная игрушка. Но конь теперь выл, не переставая, на одной низкой ноте, мечась по всей округе, то и дело шарахаясь во все стороны и капая из пасти густой пеной.

- Курш! - вдруг горестно вскрикнул знакомый голос, и через поляну быстрее молнии метнулось чье-то гибкое тело.

Грамарец вздрогнул от мощного удара в бок, взвился, качнулся навстречу, но равновесия не удержал - с еще одним, поистине безумным ревом пошатнулся на широко расставленных копытах, а потом тяжелой колодой рухнул навзничь, едва не похоронив под собой невесомое тело Белки. Они гулко ударились о землю, заставив ее заметно содрогнуться, но перед тем, как оказаться под грузной тушей, Гончая все-таки успела оплести своего зверя ногами и диким образом вывернуть страшно напряженную шею. А потом с силой прижала ее к себе и тесно обхватила обеими руками, чтобы оскаленная, безостановочно щелкающая пасть с остатками проклятого кролика оказалась у нее точно под подбородком.

- Курш, тихо... тихо, малыш... это я... я, слышишь? Я здесь, рядом, я тебя держу, - донесся до остолбеневших наемников ее несчастный голос. - Да как же ты... еще так рано... мальчик мой... хороший... господи!..

Курш яростно забился, не слыша и не понимая ничего, словно его терзала безумная боль. Глаза были дико вытаращены, бешено вращались в орбитах, тяжелые копыта непрерывно скребли землю, взметывая вверх целые пласты дерна. Могучее тело рывками извивалось, силясь снова подняться, но Белка не давала - едва не плача, прижимала к себе страшно изменившуюся морду и торопливо шарила глазами вокруг себя.

- Рыжий, кинь мне палку! - вдруг рявкнула в сторону. - ЖИВО! Самую толстую, что увидишь!

Грамарец снова страшно захрипел.

- Быстрее, улитка! Я его долго не удержу!

Лакр, наконец, очнулся от ступора и поспешно швырнул первое, что попалось под руку - приближаться к этому взбесившемуся чудовищу у него не возникло абсолютно никакого желания. Как с ним Белик справляется - уму непостижимо! Силища-то у Курша немереная! Вон, как рвется! Чуть жилы наружу не вылезают! Мышцы - как канаты, а уж если заденет когтем - все, порвет надвое, и даже вякнуть не успеешь! Правильно пацан под него забрался - там не достанет! Но ох, как же ему должно быть сейчас тяжело!

Под крепкими зубами Курша толстая коряга жалобно хрустнула и развалилась на две половины. В тот же миг Белка сочно выругалась и, увидев, что другого выхода нет, вдруг к искреннему ужасу Братьев проворно засунула в бешено щелкающую пасть свою левую руку. Глубоко, до самого локтя. Так, что спрятанные под перчатками пальцы вышли с другой стороны. Почти сразу она вздрогнула, потому что мощные челюсти с отвратительным звуком захлопнулись, но надавила еще сильнее, настойчиво продвигая руку все дальше, за самые последние зубы, чтобы грамарец больше не смог ни открыть, ни закрыть пасть. А потом прижала его еще теснее, надежно зафиксировала и второй рукой со всей силы ударила. Быстро, точно и почти без жалости. В крохотную точку прямо под левым ухом.