Дмитрий Донской - Борисов Николай Сергеевич

Исследователей этих событий справедливо удивляла «поразительная скорость (меньше двух недель) сбора и совместного выступления около двух десятков князей с войсками из всех концов Великой Руси» (270, 37). Увеличить этот срок за счет пересмотра в сторону «ускорения» хронологии поездки Некомата Сурожанина в Орду не представляется возможным. Он выехал из Твери в марте 1375 года, а вернулся 13 июля того же года, затратив на всю «командировку» около четырех месяцев. Учитывая обстоятельства этой поездки (большие расстояния, весенняя распутица, необходимость ехать кружными путями, минуя заставы, обычный ритуал ожидания в Орде), можно сказать, что Некомат исполнил свое поручение предельно быстро.

Всё встанет на свои места, если допустить, что большой поход на Тверь, задуманный на переяславском съезде, тщательно готовился всю весну и первую половину лета 1375 года.

После бегства в Тверь Некомата Сурожанина и Ивана Вельяминова в первых числах марта 1375 года скрывать было уже нечего. Для тверского князя и его княжества наступал Судный день. Однако весенняя распутица замедлила сбор полков. Только в начале лета они стали стягиваться к Волоку. Дело затянулось до середины лета.

Хронология событий подтверждает предположение, что войну начал отнюдь не Михаил Тверской, а Дмитрий Московский. И, кажется, без обычного в таких случаях «сложения крестного целования». Это обстоятельство старательно затемняли московские летописцы. Виновником кровопролитной войны они выставляли тверского князя и московских перебежчиков. Ради этой публицистической цели летописец заставляет Михаила Тверского совершать необъяснимые и нелепые поступки. Получив от Мамая ярлык, который в той ситуации уже мало что стоил, он потребовал повиновения от всех князей и в первую очередь — великого князя Московского Дмитрия Ивановича. И, разумеется, не получив желаемого, формальным образом объявил Дмитрию Московскому войну. Зачем понадобилась Михаилу Тверскому эта нелепая формальность? Да и была ли она на самом деле? Безусловно, это прежде всего элемент целенаправленной подборки событий, с помощью которой московский летописец рисует негативный образ тверского князя — эгоистичного честолюбца, виновника бедствий Тверской земли.

Поход на Тверь

Содержащийся в Рогожском летописце рассказ о событиях второй половины лета и начала осени 1375 года выделен отдельным заголовком — «О тферскои воине». Можно думать, что это своего рода летописная повесть, цельное и самостоятельное литературное произведение, посвященное одному из самых трагических эпизодов в истории средневековой Твери. Пройдя через руки многих редакторов и переписчиков, повесть стала похожа на старое верблюжье одеяло, пестрящее дырами и заплатками.

Начало рассказа отмечено эпической неторопливостью.

«Того же лета князь великий Дмитрии Иванович, собрав всю силу русскых городов и съ всеми князми русскими совокупяся, того же дни (день не указан. — Н. Б.) с Волока пошел ратию кь Тфери, воюя волости Тферьскыя, на князя великаго Михаила Александровича, а с ним князи мнози, кождо от свода градов съ своими плъкы» (43, 110).

Далее следует обстоятельный перечень всех князей — участников похода. Он включает 19 персон во главе с кланом суздальских Константиновичей.

Какими путями шло это огромное по тем временам войско? И было ли оно на самом деле таким большим? Не знаем.

Князь Михаил затворился в тверской крепости. Это было мощное сооружение, за состоянием которого князь тщательно следил. Его расчет — и, как показали дальнейшие события, расчет правильный — состоял в том, что русские князья имеют мало опыта осады и штурма крепостных сооружений. Кроме того, большое войско быстро израсходует все запасы продовольствия и фуража. Осажденным и осаждающим в равной мере придется страдать от голода.

1 августа московские полки взяли Микулин — удельную столицу Михаила Тверского. «И люди из города и из волости в полон повели», — отмечает летописец (43, 111).

Дмитрий Московский не хуже Михаила Тверского понимал сложность ситуации и потому спешил начать осаду Твери.

«А в 5 день того же месяца по рану в неделю в канун Спасову дни (рано утром в воскресенье, накануне праздника Спаса Преображения, престольного праздника городского собора Твери. — Н. Б.) стал около города Тфери (в начале этой группы слов пропущено: великий князь Дмитрий Иванович. — Н. Б.), посад и церкви пожегл и села по волостем, а в 8 день, святаго мученика Дементиа и Емелиана, по рану в среду приступил всею ратию кь городу, туры (боевые башни на колесах. — Н. Б.) прикатили и примет (материалы для засыпки крепостного рва. — Н. Б.) приметали около всего города. Тако и пошли бьяся къ Тмацьким воротом, мост зажьгли. И бысть всем скорбь велика, и вси сущии в граде сътвориша молитву и пост со слезами въ церкви Святаго Спаса. Святыя Богородици молитвами и всех святых пожаловал святыи Спас послал свою помощь, отбили от города, и князь великии Михаило выехав туры посекли и люди, а иные туры пожьгли. И москвичи, бився, въ вечернюю годину отьступили от города, потом так и стали въкруг всего города и за Волгою, на Волзе мосты черес Волгу починили, а град Тферь острогом весь огородиша. А по Новгород князь великии послал, и новогородци же князя великаго честь изводяще, поче же свою отьмыцающе обиду, бывшую у Торжьку (разгром Торжка Михаилом Тверским летом 1372 года. — Н. Б.), въскоре приидоша, в 4 или в 5 днии под Тферию предсташа. Князь же великыи Дмитрии стоял месяц съ всею силою, учинив всю тферьскую область пусту и огнем пожегл, а люди мужа и жены и младенца в вся страны (стороны. — Н. Б.) развели в полон. А силы болши почало прибывати. Князь же великии Михаило виде многую силу отьвсюду грядущу на нь, паче же свое изнеможение видя, и посылаше послы своя с покорением и с поклонением, и высла изнутри города тферьского владыку Еуфимиа и бояр своих нарочитых, теми съсылаяся съ князем с великим Димитирием Ивановичем, прося мира. Князь же великии, не хотя видети разорениа граду, не хотя видети кровопролитна христианьскаго и взя мир съ князем с великым с Михаилом на всей своей воли и княгиню Олену (вдову кашинского князя Василия Михайловича I и бабушку участника тверского похода кашинского князя Василия Михайловича II, вероятно, находившуюся в это время в тверском плену. — Н. Б.) и мир съ ним възма Еуфимием владыкою Тферьскым. И тако докончаша и грамоты записаша, месяца сентября в 3 день отступиша от града от Тфери и възвратишася коиждо въ свояси. Тогды убиша под городом под Тферию Семена Ивановича Добрыньскаго. А въ Тфери граде бышеть скорбь не мала, акаже не бывала въ мимошедшаа лета, и мор на люди и на скот. А надеялися помочи от Литвы и от татар, жда тоя помощи много доспелося погыбели, а по вся дни писанием пророк глаголет: добро есть надеятися на Бога, нежели на человека. Се все бысть грех ради наших: ни соблюдохом, ни сотворихом, якоже заповеда нам, яко истинною и судом наведе си вся грех ради наших» (43, 111).

Итак, тверской поход не принес Дмитрию Московскому полной победы над главным врагом. Тверская крепость, по существу, так и не была взята войсками переяславской коалиции. Первый, самый энергичный штурм был отражен тверичами. Смелая вылазка Михаила Тверского, в ходе которой были уничтожены боевые башни («туры») москвичей, надломила боевой дух осаждавших. Постройка новых «тур» требовала времени, а штурм крепости — дополнительных сил. К тому же при большом количестве князей — участников похода всплывала проблема единоначалия. Каждый предводитель норовил действовать по собственному усмотрению. Всё это склоняло Дмитрия Московского к скорейшему завершению похода.

Договорная грамота

В результате войны 1375 года Михаил Тверской понес большие потери и в людях, и в престиже, но удержал за собой тверской стол. Согласно сохранившемуся до наших дней договору, Михаил Тверской признавал Дмитрия Московского «старшим братом», а Владимира Серпуховского — просто «братом». Он обещал принимать участие во всех походах своих новоявленных «братьев», во всем желать им добра и не интриговать против них в Орде. В договоре, составленном от имени московского князя, содержится и знаменитая фраза о татарах и великокняжеской вотчине.