Фитин - Бондаренко Александр Юльевич

...Примерно такие же проблемы возникли у нас и в отношении Франции, как бы расколотой на две части. Почему «как бы»? Да потому, что одна часть была оккупированной, другая — коллаборационистской, то есть сотрудничавшей с гитлеровскими оккупантами, притом что «вишистский режим» официально придерживался политики нейтралитета. Мы знаем, что эти игры надоедят немцам достаточно быстро, и в ноябре следующего 1942 года оккупированной окажется вся территория Франции...

Но, несмотря на то что Франция капитулировала перед гитлеровцами ровно за год до начала нашей Великой Отечественной войны, 22 июня 1940 года, в организации разведывательной деятельности с нелегальных позиций существовали большие трудности, не были по-настоящему обговорены и отработаны способы и условия двусторонней связи Центра с разведгруппами и агентами, не была, как и в Германии, отлажена радиосвязь. Ранее разведгруппы по Франции действовали под руководством «легальных» резидентур в Париже и Виши, но после того, как официальные советские представительства покинули французскую территорию, связь с ними временно оборвалась...

В принципе, нечто подобное можно сказать и про другие страны — другие резидентуры. Приходится признавать, что хотя из всех «силовых структур» именно органы НКГБ—НКВД встретили войну наиболее организованно — общеизвестно, в частности, что самыми стойкими в первых боях июня 1941 года оказались бойцы и командиры пограничных войск НКВД, — разведка к войне фактически оказалась не подготовлена... Но в этом менее всего было повинно её руководство.

Конечно, уж слишком часто они кричали «Волки!» — но «волки»-то действительно постоянно ходили вокруг, да и людям этим было велено кричать не раздумывая, то есть передавать всю поступающую информацию тем, кто посмотрит и сразу во всём разберётся...

Уже в июне 1941 года в составе 1-го управления НКГБ, в соответствии с указанием ЦК ВКП(б), было создано подразделение для поддержания постоянной связи с агентурными группами, находившимися в Германии и на территории оккупированных ею государств. Вот только кажется, что ничего особенно путного из этой затеи не получилось... Раньше, гораздо раньше надо было этим заниматься!

* * *

«По линии НКГБ 22 и 24 июня, 1, 4 и 5 июля 1941 года были изданы директивы, где определялись основные задачи (в первую очередь сбор сведений военного плана). В июле 1941 года все органы госбезопасности были объединены с НКВД. 5 июля для выполнения особых заданий была создана Особая группа НКВД на базе Первого (разведывательного) управления НКВД. На неё возлагалась задача организации борьбы в тылу врага»[330].

Первая же директива НКГБ СССР о мероприятиях органов госбезопасности в связи с начавшимися военными действиями была подписана наркомом Меркуловым 22 июня в 9 часов 10 минут.

В соответствии с этой директивой предписывалось «привести в мобилизационную готовность весь оперативно-чекистский аппарат НКГБ—УНКГБ», «провести изъятие разрабатываемого контрреволюционного и шпионского элемента» ну и прочие мероприятия, чисто контрразведывательного и даже милицейского плана. Про разведку в этом документе не вспоминалось.

Директива, подписанная Меркуловым 24 июня 1941 года, также была ориентирована исключительно на контрразведку, при том, что в ней появилась определённая нервозность: «В каждом органе НКГБ создать крепкие, хорошо вооружённые оперативные группы с задачей быстро и решительно пресекать всякого рода антисоветские проявления», «не ослаблять работы с агентурой, тщательно проверять полученные материалы, выявляя двурушников и предателей в составе агентурно-осведомительной сети»... Заметим, что ни про «антисоветские проявления», ни про «двурушников» в первой директиве не было.

Давать какие-то указания по отношению к разведке руководству пока что было весьма затруднительно — определённо, что дальше абстрактных «усилить» и «интенсифицировать» фантазия не работала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Впрочем, можно предполагать, что разведка и без того усиливала свою работу по всем направлениям, ибо реально никто не знал, откуда в следующий момент может прийти опасность, потому как если о поддержке справедливой войны Советского Союза определённые силы в мире говорили буквально во весь голос, то о желании совершить в отношении нашей страны какую-нибудь подлость шептались в кулуарах.

Так, выступая по радио в день нападения Германии на СССР, британский премьер сэр Уинстон Черчилль заявил во всеуслышание:

«<...> У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто. Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки... Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, — наши враги... Такова наша политика, таково наше заявление. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем. Мы обратимся ко всем нашим друзьям и союзникам во всех частях света с призывом придерживаться такого же курса и проводить его так же стойко и неуклонно до конца, как это будем делать мы. <...>»[331]

Пожалуй, лучшего отношения и желать было нечего! Между тем уже на следующий день, 23 июня 1941 года, там же, в столице Великобритании, проходило заседание английского комитета начальников штабов, и вскоре лондонская резидентура прислала в центр протокол этой воистину джентльменской беседы. В ходе совещания, в частности, было определено:

«Начальник штаба ВВС сэр Чарльз Портал в связи с нападением Германии на Россию предложил послать телеграмму командующим войскам в Индии и на Ближнем Востоке с запросом, когда будет закончена подготовка к бомбардировке нефтяных промыслов в Баку.

Комитет постановил: предложение утвердить и просить военное министерство послать такую телеграмму»[332].

22 сентября Фитин докладывал в Госкомитет обороны об этой замечательной идее:

«По имеющимся у нас агентурным данным, английское командование ближневосточной[333] армией, вскоре после начала советско-германской войны, получило санкцию английского военного министерства на организацию специальной миссии. Перед этой миссией была поставлена задача разрушения наших кавказских нефтепромыслов для того, чтобы не допустить перехода их в руки немцев в случае, если такая опасность оказалась бы реальной.

Эта миссия, получившая условное название “Миссия № 16 (Р)”, обосновалась в Северном Иране, где находится в полной готовности для переброски в нужный момент на самолётах на Кавказ.

В переписке по данному вопросу англичане неоднократно подчёркивали необходимость соблюдения максимальной осторожности, с тем чтобы даже самый факт существования такой миссии не стал известен советскому правительству, так как это может серьёзно скомпрометировать работу КРИППСА и МАК-ФАРЛАНА[334].

КРИППС уже поднимал перед товарищем СТАЛИНЫМ вопрос о сотрудничестве в деле подготовки уничтожения советских источников снабжения, могущих быть использованными немцами, но получил ответ, что советское правительство само решит, когда именно наступит время для такого сотрудничества. <...>»[335]

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ну что ж, хорошо сработала советская разведка — при том, что наши союзники настаивали на соблюдении максимальной осторожности...

Однако понимай после этого, кому верить: то ли британскому премьеру, обещающему оказать России и русскому народу «всю помощь, какую только сможем», то ли британским генералам, намеревающимся бомбардировать нефтяные промыслы в Баку, до которых гитлеровцам ещё идти и идти, — и ведь не факт, что они до них когда-нибудь дойдут (так ведь и не дошли, что мы прекрасно знаем сегодня!), а пока что эти промыслы исправно снабжают нефтью Советскую страну и сражающуюся с гитлеровцами Красную армию?