Хроники Навь-Города - Василий Щепетнёв

— Где же он? Только что был тут… Надо же, как всегда, рукавицы за поясом. Любуйтесь. Историческая реликвия. Настоящая, без подделок.

Реликвией оказался монокль. Зеленое стеклышко, золотой ободок, цепочка.

— Не узнаете? Знаменитый изумруд Нерона. Тиран любил своих врагов отдавать на растерзание гладиаторам, львам, медведям, но — приелось. Иное дело демоны! И сквозь зелень изумруда смотрел он, как невидимые и неведомые другим твари терзают несчастных, осмелившихся противостоять его воле.

— Да? — Фомина больше интересовало другое: призрак, похоже, хорошо знал Межпотопье. Нерон, Сиам, рояль и балалайка… Много среди магов любителей старины. Бец-Ал-Ел — раз. Призрак — два. — Простите, а как вас зовут?

— Что значит имя, друг мой? Призрак — это призрак, хоть спиртом называй его, хоть нет, — продекламировал старик. — Заболтался я. В призрачном виде теряешь чувство меры. Я вам это нероново око оставлю. Вдруг пригодится.

— Спасибо, — с чувством поблагодарил Фомин. — Я уверен, что теперь худшее позади.

— Впереди, — поправил призрак.

— Впереди?

— Конечно. Всегда лучше, если враг перед тобой. Вот сзади — действительно, худо… — И призрак начал растворяться.

— Куда же вы? Только познакомились, пусть и односторонне, но… Вина не хотите ли? У нас вина разные, на любой вкус!

— Не искушайте, доблестный рыцарь, не время. Как нибудь потом… — Голос становился ниже и ниже. И призрак окрасился сначала в багровые, под стать тоге, тона и только затем растаял окончательно. Допплерово смещение?

Фомин прошелся по залу: нервное напряжение требовало хоть какой-то разрядки. Несмотря на веселость, даже некоторую дурашливость, радости на душе не было. Совсем не было. Да и чему радоваться? Еще один союзник? Из чего это следует? Он взял оставленный призраком сувенир. На цепочке, на самом толстом звене, стояло клеймо. Увеличительное стекло показало старческий профиль и число 1000.0. Он посмотрел сквозь стеклышко. Все расплылось в зеленом тумане. Нероново око, надо же придумать? Любят маги хорошую шутку.

Или приходил маг не подарить побрякушку, а предупредить, как это у магов принято, не в лоб, а обиняками. Что говорил Призрак? Опасность за спиной? Что у него, Фомина, за спиной? Прошлое? Друзья? Привычки? Идеалы? Чернил в чернильнице на все вопросительные знаки не хватит.

— Доблестный рыцарь, посланник Навь-Города просит принять его! — Вестовой пытался выглядеть бесстрастно, но за показным спокойствием угадывались тревога и недоумение.

— Проси. — Недолго ж они ждали с ответным визитом. Или так припекает, что не торопиться — нельзя?

— Я рад видеть доблестного рыцаря в здравии и покое, — выспренно произнес навь-городский посланник.

— Покой, досточтимый посланник, нам только снится! — Рыцарь сделал положенные три шага навстречу, а потом еще шесть неположенных. И стоило.

— Ну, друг Сол, ты уцелел? — Вопрос дурацкий, но естественный.

— Уцелел, доблестный рыцарь. Иначе бы не стоял перед вами. — Толстый Сол стал еще толще. Это хорошо. Феникс хоть и чистый, да клюет больно…

— Посланец — это повышение?

— Да какое там, доблестный рыцарь… Временный я посланец, ненастоящий. Просто дело срочное, а никого другого поблизости не оказалось — чтобы и вас, доблестный рыцарь, знал, и навь-городцев.

— Опять бумагу принес?

— Нет. Двадцать тысяч унций серебряной пыли. Доктор Гэр настоял, чтобы именно — пыли.

— Прекрасно. Сегодня просто День Подарков.

— Век бы таких подарков не дарить, — грустно сказал Сол.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Перед битвами она не волновалась — печалилась. Поскольку битвы эти в девяти случаев из десяти были с бывшими друзьями. А в десятом — с друзьями будущими. И каждая победа оборачивалась ничем. Не поражением даже, просто — ничем. Пустотой. Когда-то, давным-давно, действительно давно, когда она была не Панночкой, а маленькой девочкой, с рождественской елки принесли ей серебряный орех — большой, красивый, блестящий. Она берегла его, как самую заветную вещь на свете, не представляя даже случая, ради которого стоило разбить орех — разве что расколдовать прекрасного принца, превращенного мачехой в противного лягушонка. И вдруг орех раскололся. Вернее, не вдруг — сестра (была, оказывается, сестра!) толкнула ее под локоток, когда она, затаив дыхание, любовалась заветным даром. Ах! Долго она ползала по полу, пытаясь собрать свое нещечко. Да пустое — вместо волшебного ореха перед нею были кривые, серые стекляшки — изнутри-то игрушку никто не серебрил. Злая волшба.

— А если растолочь и правильной стороной к платью приклеить, получится прелестно, — кто-то утешал ее, но она, собрав все осколочки до единого, сложила их в чистый платок и закопала в саду. И плакала, плакала…

Ложные воспоминания. Какая рождественская игрушка, если она советовала Пенелопе узор на шитье. А потом другой, третий — и вовсе не ради Одиссея, просто Пенелопа стремилась к совершенству.

Конечно, кроме битв бывают и мелкие стычки. С никем. Но результат схож. Вот не стало Аттилы, много это помогло Римской империи?

Она глянула в окошко. Солнце уходило нехотя, нерешительно. Так крестьянин в год саранчи идет искать заработка в чужую сторону: пока не скрылась из виду деревня, все думает — не вернуться ль? Но голод идет за ним вслед, делая путь бесповоротным.

Уйдет солнце, останется месяц. Он и сейчас висел над крепостью, малиновый серп. Поэт непременно бы написал о кровавой жатве или еще чем-нибудь подобном, но она не поэт. Обойдемся прозой. И постараемся обойтись без жатвы.

Панночка поднялась. Время.

Кот протестующе мяукнул. Не хочет оставаться один. Взять с собою? Кто с мечом, кто с огнем, а она с котом.

Погладила, почесала за ухом.

— Нет, дружок, оставайся здесь. Я вернусь. А если что — за тобою присмотрят.

Кот не верил, будто знал: если что — присматривать будет некому. Не верил, но подчинился, проводил до порога и лег. Так и будет лежать до ее возвращения.

Рыцарь ждал ее во всеоружии. Сабли, аркебуза, даже булава. Молодец. Добрый ли?

— Отлично, мой рыцарь. Вижу, вы приготовились на совесть.

— Приготовился, моя панночка, приготовился. Больше чем на совесть — на страх.

— Неужели вы боитесь?

— Конечно, моя панночка. Как же иначе? Боюсь, оттого и не терпится покончить со страхами поскорей.

— Их много, страхов?

Рыцарь задумался, подсчитывая.

— Сейчас, кажется, пять или шесть.

— И вы хотите победить их все разом?

— Хотеть-то очень хочу, а уж получится, нет, посмотрим.