Сын Толстого: рассказ о жизни Льва Львовича Толстого - Бен Хеллман

в Швеции. Отправной точкой первой становится давно лелеемая Львом идея, что он потомок Рюриков и в его жилах течет кровь варягов. Всякий раз, когда он приезжает в Швецию, он словно попадает в старый почтенный дом, где все в порядке, все чисто, приятно и – любимое слово Льва – культурно, то есть цивилизованно. Сравнение жизни в шведской и российской деревнях пробуждает горькие мысли. В приходе Фунбу нельзя встретить беспросветных пьяниц, здесь нет нужды, недоброжелательства, злости и грубости. Все грамотны, все ценят свободу и независимость. И правители государства на протяжении всей истории демонстрируют качества, достойные восхищения. Новая шведская биография Карла XII рисует выдающийся характер – герой мужественный, решительный, он неженат и свободен, держит слово, религиозен. И кроме того, интересуется математикой.

Статью Лев пишет, сидя у открытого окна в Хальмбюбуде. На дворе воскресенье, проводится традиционное для здешнего прихода развлечение выходных дней – соревнование по стрельбе среди мужчин и женщин. Чуть в стороне в приходском здании слушают лекции и поют песни члены общества трезвости. Везде мирно пьют кофе, тогда как в русской деревне льются реки алкоголя. Когда речь заходит о России, то громкие ссоры и драки – часть жизни. И воровство лошадей, о чем Лев сочиняет рассказ «Конокрад» (1912). Все дискуссии о России заканчиваются болезненным выводом: «Здесь ничего не поправить». Поэтому Лев выбрал Швецию.

Во второй статье, которая выходит через девять дней, мы встречает совершенно иного Льва. Спровоцированный публицистом «Нового времени» Михаилом Меньшиковым, который, опираясь на первую статью, назвал коллегу перебежчиком и неугомонной перелетной птицей без собственного гнезда, Лев снова позволяет разгуляться собственному латентному великорусскому мировоззрению. «Не думайте, что я поменял Россию на государство варягов, – уверяет он. – Мой дом – Петербург, и если бы не семья, то я никуда бы не уезжал. Я русский и им останусь, и мои сыновья воспитываются как русские».

Правда, пишет Лев, всякое сравнение России и Швеции всегда разворачивается в пользу Швеции. Но он, возможно, был слишком позитивен в книге о Швеции, написанной пятнадцать лет назад. Потому что недостатки все же есть. Швеция застыла в своих социальных реформах, там нет динамики, нет молодой силы. Низкая рождаемость. Питание (обязательная тема для Льва) жирное и вредное. В промышленности и технике наблюдаются хорошие результаты, но культура переживает кризис. Последним великим писателем Швеции был Стриндберг, но он скорее продукт общественного разложения.

Швеция недальновидно ориентируется на Германию, тогда как Россия вызывает страх. Уверения Льва, что нападение России на Швецию невозможно (забудьте Гедина!) отклика не находят. Напротив, пресса регулярно распространяет материалы о русской угрозе, шпионаже и о том, что Финляндия с каждым годом все плотнее встраивается в российское государство. В манере славянофила Лев теперь отвлекается от российского настоящего и обращает внимание на российский потенциал. Пришедшая в состояние застоя и ослабленная Швеция свою историческую роль уже сыграла и в течение двух или трех столетий ей придется подчиниться молодой витальной русской культуре и интегрироваться в русское силовое поле. Если не военным, то мирным путем – посредством торговли и туризма. Для России это значило бы выполнить свою историческую миссию.

Такое видение будущего вызывает в Швеции волну возмущения. Не помогает и то, что статья заканчивается словами: «К слову, человеку свойственно ошибаться, что в высшей степени касается и меня». Идея поглощения Швеции Россией (путь и мирным путем и через два-три столетия) – это уже слишком. «Мы в Швеции будем защищать свою родину до последней капли крови», – слышит Лев в ответ. «Невероятное презрение к Швеции и ее народу, – пишет Stockholms-Tidningen. – Кажется, уже слышен удар хлыста».

В воспоминаниях Лев признается, что написал вторую статью в состоянии аффекта. У него было дурное настроение, он сердился больше на жену и меньше на шведов. Он долго сомневался, стоит ли печатать статью. Впрочем, почему бы и нет? «Шведская жизнь никогда не была мне по душе и часто раздражала меня своим материализмом и узостью», – скажет он впоследствии. И, оглядываясь назад, сделает вывод, что статья имела для Швеции положительное значение. Благодаря ей в стране появилось нужное националистическое движение. Она стала своеобразным топливом для сторонников вооружения. Возможно, даже состоявшийся в феврале следующего года Крестьянский марш поддержки вооружения (Bondetåget), когда тысячи крестьян выразили единодушное желание защитить свою страну от нападения русских, тоже стал косвенным следствием статьи Льва. Но несомненно только то, что эта статья не добавила Льву популярности у читателей. Еще в 1926 году писатель Альф Альберг гневно вспомнит, как Лев ратовал за «счастье Швеции», которое наступит, если она позволит России завоевать себя.

Это опыт ничему Льва не учит. Еще большим провалом становится его августовская статья «Наш или не наш?». Возвращаясь в Петербург пароходом Oihonna, Лев, как всегда, делает четырехчасовую остановку в Гельсингфорсе. Обычно здешние виды и жизнь горожан вызывали у него восхищение и уважение, но сейчас его все сильнее раздражает все то, что, с точки зрения русского, должно быть «нашим» Гельсингфорсом. Всем известно, что Россия завоевала Финляндию, но в Гельсингфорсе непонятно, кто хозяин, а кто слуга. Разумеется, здесь есть русские газеты, магазины русских книг, русские купцы, русский театр, но… У немых фильмов отсутствуют титры на русском, хотя русских зрителей в зале большинство. В передовой статье газеты Hufvudstadsbladet чувствуется снисходительное отношение к русским властям, заметка о визите императора напечатала мелким шрифтом. И никаких интонаций подчиненного: пишут так, словно они сами хозяева. На улицах Лев встретил всего одного русского жандарма. Все здесь «неприятно и странно». Несмотря на большую и продолжающую расти численность русских, они не чувствуют себя в городе хозяевами. Российская политика в отношении Финляндии непонятна. Где русская власть? Если жители не уважают российские законы и русский язык, их нужно заставить, а «вместо этого мы кланяемся уважительно Финляндии». В завершение Лев дает мрачный прогноз: «Это плохо кончится».

Статья тиражируется в финляндской прессе, и имя Толстого-младшего оказывается у всех на устах. Его не боятся, скорее считают наивным и глупым. Подшучивают над «сыночком великого Толстого» и в России. В газете «День» под псевдонимом Homunculus Давид Заславский пишет:

Если вы в Гельсингфорсе увидите мелкую личность, которая при встрече с финнами все время ощетинивается и презрительно фыркает с выражением оскорбленного достоинства на лице, то знайте, что это маленький Лев Толстой. Он является хозяином города, однако слуги его не слушаются и, кажется, даже презирают.

Игромания

Осень 1913 года выдается трудной. Письмо, полученное в октябре Софьей Андреевной, вызывает опасения. Лев пишет, что жизнь