Узурпатор - Энгус Уэллс

Лошади уже нашли какой-то корм под деревьями и выглядели куда спокойнее, чем вчера. Однако перспективы представлялась не слишком радужными. Безрассудная радость, нахлынувшая после того, как они уцелели во время обвала, намерение во что бы то ни стало выжить в горах — все это исчезло перед лицом неприкрашенных фактов. Да, им удалось добраться до Белтревана, но положение было отчаянным. Только Тепшен Лал был в состоянии охотиться — или при случае оказать сопротивление, пустив в ход свой длинный восточный меч и тамурский кинжал. К тому же к его седлу был приторочен лук и колчан со стрелами. У Кедрина тоже были меч и кинжал — но как сражаться, будучи слепым? Небольшим ножом, который висел у Сестры на поясе, можно было разве что настрогать щепы для растопки. Из теплых вещей — только их собственная одежда и одеяла, которые использовались как попоны. Кедрин покачал головой и усмехнулся.

— Самый подходящий вид для визита к улану Дротта.

— Если мы туда доберемся, — мрачно буркнул уроженец востока.

— Почему нет, Тепшен? — удивилась Уинетт. — Ты можешь охотиться, разве не так? Будем ехать, пока не встретим кого-нибудь из Народа лесов.

— Народ лесов как-то не горит желанием оказать радушие гостям из Королевств, — мягко возразил Кедрин.

— Думаю, варварам нужны наши лошади, — с обычной прямотой добавил кьо. — Мы сами — просто ненужный довесок.

— Но ведь Кедрин — хеф-Аладор. И потом, подписан мир. Или они не держат слова?

Тепшен пристально поглядел на Сестру и улыбнулся одними губами.

— Ты хочешь сказать, он похож на хеф-Аладора? Скорее на нищего — как и мы все. На бродягу, а с бродягами в Белтреване не станут долго разговаривать, даже в мирное время.

Он перевел взгляд на Кедрина. То, что юноша прочел в его гагатовых глазах, действительно не стоило высказывать вслух. Он мрачно покосился на Уинетт. Такая красивая рабыня будет дорого стоить… после того, как похитители развлекутся с ней в свое удовольствие. Он коротко кивнул.

— Есть у нас что-нибудь белое и красное? — спросила Уинетт. Она уловила тревогу своих спутников и теперь тоже ощущала беспокойство.

Тепшен склонил голову набок.

— Какая польза от знаков мира?

— По крайней мере, не будет вреда.

— Жаль, что здесь нет Браннока, — проговорил кьо. — Летим и Дерн погребены на Фединском Перевале. Мы остались без переводчиков.

— И никто из нас не знает язык Дротта.

— Я знаю «бьяван», — сказала Уинетт.

Тепшен одобрительно кивнул. Бьяван был общим языком Белтревана — своеобразная смесь диалектов, родившаяся благодаря торговле с варварами. То, что Уинетт знала это наречие, было большой удачей.

— Итак, — подытожил Тепшен, — у нас есть переводчица, лук и лошади. Значит, остается только ехать к северу, пока кого-нибудь не встретим.

Его лицо по-прежнему было бесстрастным, ровный голос не выражал никаких чувств — ни иронии, ни удовлетворения. Кедрин улыбнулся и взял Уинетт за руку.

— Значит, нам не за что беспокоиться… почти.

— Только за самих себя, — поправил кьо, и в уголках его гагатовых глаз показалась улыбка.

— Тогда не будем задерживаться, — твердо произнес Кедрин. — Думаю, у Дротта уже появился улан. Найдем его и изложим наше дело.

— На бьяване, — Тепшен поглядел на Сестру и отвесил изысканный поклон.

Они оседлали лошадей, которые так и не успели утолить голод, привязали к уздечкам белые и красные ленты и забросали костер снегом. Путь на север продолжался — наугад, без карты, ибо никто и никогда не пытался нанести на карту дороги Белтревана. Это были владения Народа лесов, и люди из Королевств, которые осмеливались проникнуть сюда, предпочитали здесь не задерживаться. Кедрину и его спутникам было известно немногое. Они уже достигли земли Дротта. В ближайшее равноденствие кланы съедутся на Зимний Сбор у кургана, где похоронен Друл — первый Хеф-Улан, великий воитель, когда-то объединивший своей властью племена Белтревана. Браннок говорил, что курган находится на северо-западе, в самом сердце лесов. Оставалось лишь надеяться на удачу и милость Госпожи.

Кедрин ехал, погруженный в печаль. Тропинка была слишком узкой, и лошади шли гуськом, осторожно ступая по бурелому. Это не давало ему прикасаться к Уинетт — а значит, и лишало возможности видеть. Правда, кешскому скакуну можно было довериться — он спокойно трусил за серым Тепшена, — а за спиной раздавался голос Уинетт. Сестра предостерегала, когда ветки низко нависали над дорогой, и рассказывала, что происходит вокруг. Больше всего она говорила о деревьях. В этих местах отроги Лозин, поросшие соснами, тянулись далеко вглубь лесной страны. Здесь должны были водиться звери, но они, скорее всего, разбегались при появлении всадников. Иногда Кедрин слышал пенье птиц, а однажды издалека донеся волчий вой. Глубже в лесах может встретиться крупная лесная кошка или стадо диких коров, и неизвестно, что опаснее: быки весьма решительно защищают свои гаремы… При этой мысли Кедрин вздрогнул. Он слеп, а значит, беспомощен и не сможет защитить ни себя, ни Уинетт…

Как ни странно, но эти мрачные размышления придали ему сил. К концу дня юноша был снова полон решимости. Если надо, он пройдет эти леса вдоль и поперек, но доберется до кургана Друла. Он напомнит уланам Дротта о клятве верности, которую они принесли, и получит их помощь, проникнет в Нижние пределы и снова обретет зрение.

Словно в ответ на эти мысли, до его слуха чуть слышно донесся оклик Тепшена. Лошади встали.

— Оленьи следы, — проговорил кьо. — Ждите здесь.

Кедрин услышал шелест одежды: уроженец востока спешился. Потом тихо щелкнула навощенная тетива. Кедрин наклонился и наощупь принял повод из рук Тепшена. Сзади под ногами Уинетт захрустел снег, и юноша протянул ей руку. Однако, когда мир снова стал видимым, Тепшен уже исчез за деревьями. Только две цепочки следов — охотника и его добычи — тянулись в снегу и терялись между толстыми стволами сосен. Деревья окружали поляну, точно частокол — прямые, величественные, высокомерные, словно не замечая, что их ветви гнутся под тяжестью снега. Юноша посмотрел в небо. Сквозь запорошенные кроны пробивался жидкий свет солнца, и изморозь, налипшая на стволы, слабо искрилась. Воздух был неподвижен, стояла мертвая тишина. Кедрин посмотрел на Уинетт и улыбнулся. Какая радость — просто смотреть на нее! Щеки Сестры раскраснелись от мороза, голубые глаза сияли так спокойно, прядь волос, золотых, как спелая пшеница, выбилась из-под капюшона. Уинетт ответила юноше улыбкой, погладила его руку, и Кедрин едва поборол острое желание наклониться и поцеловать ее.