Поединок. Выпуск 17 - Анатолий Ромов

— Случайно… Из погранотряда ехал, ну и…

— Кто? Бобо? Опять старый Хасан суру пел?

— Суру? Не похоже… Вот послушайте… — Заруба выдернул из кармана небольшой магнитофон, похожий на те, что журналисты суют под нос интервьюируемым, и щелкнул крохотной, почти невидимой кнопочкой — Плетнев склонил голову, поглядывая на медленно вращающийся валик кассеты.

Из динамика послышался сперва птичий гомон, потом ухо различило мерный рокот воды, перекатывающей гальку, и лишь потом заунывные, тягучие звуки старческого голоса, ведущего таджикскую мелодию. Пел старик здорово, то поднимаясь до высоких нот, то переходя на низкие.

— Так… так… — приговаривал отлично владеющий всеми местными диалектами Плетнев. — Приветы передает… Какому-то Халилу, Расиму, Давлатмаду.

— Кто такие? Не знаю… Не из проводников ли случайно?

— Вряд ли. Наверное, мойщики золота. Знакомые. Сегодня, кстати, опять на Пяндж выходили. Тянет их, понимаешь, на нашу сторону…

— А еще чего вещает? — спросил Заруба.

— Говорит: спасибо за посылку… материал хороший, но, кроме зеленых отрезов, надо бы прислать и красного… Книжек осталось всего семь штук… На русском кораны просит больше не присылать — идут плохо, а на таджикском еще штук двадцать…

Мелодия неожиданно кончилась, и свист птиц превратился в пронзительный клекот.

— Михалыч, слушай! Сейчас с той стороны запоют… Слышно, правда, похуже — у них там скала чуток вбок направлена. Вот, сволочи, чего придумали! Телефон воздушный, дрена вошь! Во! Начинает!

Из динамика понеслась ослабленная расстоянием, но все же различимая без труда мелодия. С того, закордонного берега вещал молодой веселый голос.

— Чего он поет, душман-то? — не вытерпел Заруба.

— Тихо! — грозно замахнулся на него Плетнев и приложил палец к губам. — Цыц!

Плетнев еще ниже склонился к динамику, и пальцы его застыли возле узелка галстука.

— Прокрути еще разок! Вот с этого места…

Заруба послушно пощелкал кнопочками и долго вглядывался в лицо начальника.

— Поздравляю, товарищ майор! — без тени улыбки произнес Плетнев и удовлетворенно припечатал широкую ладонь к полированной столешнице. — Веселенькая будет ночка!

— Что такое?

— Если этот душман не врет, сегодня переход… Говорит, и кораны будут, и тряпье.

— Кто, интересно? Знакомый, нет?

— Еще как знакомый — Рустямов… Помнишь? Ну не красней, не красней… Не твоя вина, что тогда упустили, — ты ж первую неделю как прибыл… Стало быть, повар решил возвращаться! Хорошо… Сколько он там пробыл?

— По нашим сведениям, в Афгане две недели, пока караван собрали, да в Пакистане почти полгода. Сперва — Толукан, потом — Пешавар.

— Да-да, — неопределенно заметил Плетнев, задумчиво глядя в окно. — Толукан и Пешавар… Думаешь, случайно? Черта с два! И там и там резиденции Башира. «Инженер» не только, выходит, оппозицию сколачивает, но еще и против нас решил работать. Готовили они его, что ль? Как думаешь?

Заруба принялся скрести ногтем плохо выбритую щеку.

— За полгода хорошо не подготовишь. Разве экстерн какой придумали…

— Ладно, — подвел итог разговору Плетнев, — поднимай всех на ноги… Башир человечек не простой — почитай, вторая фигура в исламской партии, заместитель самого Хекматиара. Не шиш с редькой! А с магнитофоном-то ты молодец. Ничего не скажешь! Где они пойдут, как думаешь?

— А тут и думать нечего — одна у них дорога… «Салям алейкум» прямиком к дому Хасана идет.

— Да, это ущелье, пожалуй, самое удобное — что камней, что изгибов вдосталь. Значит, так — контролировать каждый чих. От самой границы до кишлака. Делимся на две группы: часть, которая пойдет с тобой — я думаю, восьми ребят хватит? — в кишлак. Я же… — Плетнев сделал многозначительную паузу, которую Заруба не решился нарушить. — Нет, неправильно: тебе все вместе с группой захвата, а трое со мной к ущелью. Связь на восьмом канале. — Подполковник сбросил на спинку стула щегольской темно-синий пиджак и, раскрыв шкаф, начал облачаться в выгоревшую пятнистую, как и у майора, пограничную форму.

Ветер теребил неприбитый лист железа на крыше, и в прореху заглядывала какая-то необычайно яркая на южном небосклоне звезда. В плечо Зарубы ткнулось что-то теплое и шершавое и принялось теребить плотный ремень бронежилета. Он протянул руку и отвел в сторону пахнущую молоком и навозом голову теленка. Животное боднуло непокорно воздух и снова ткнулось мордой в плечо.

— Молчат? — шепотом спросил сидевший на ящике Кривцов.

Заруба посмотрел на висевшую на ржавом гвозде рацию, угадываемую лишь по рубиново тлеющему индикатору, и промолчал. Кривцову не сиделось, он все время возился, ворочался, стараясь удобнее устроиться. Конечно, телятник, место для наблюдения за домом Хасана не самое лучшее, но другого все равно нет: кишлак маленький, и каждый человек на виду. Тут, по крайней мере, тепло. Не то что у Плетнева, сидящего сейчас на макушке горы со своими ребятами и визуально «ведущего» по прибору ночного видения «ходоков». «Ветерок у них там, наверное, будь здоров, — поморщился Заруба. — Ничего, сидят не жалуются…» Минут сорок уже прошло с последнего сообщения — граница пересечена, трое мужчин, один «Калашников», движутся по запланированному коридору, ожидаемое время появления из «Салям алейкума» — час-полтора.

— Не расслабляться, ребята, — шепотом передал по цепочке Заруба примостившимся кто как мог ребятам из группы захвата. — Проверить предохранители автоматов.

— Предохранители… нители… тели… — понеслось по цепочке.

Лейтенант Кривцов не утерпел, поднялся с ящика и прижался лбом к щели — через улицу горели в ночи окна хижины Хасана.

— Ждет, — вполголоса выдохнул Кривцов и тяжело вздохнув, опустился на ящик. — Эх, житуха… Сейчас бы под теплый бочок, да на минуточек шестьсот… Никола, слышь, а чего этот Рустямов за кордон махнул?

— Сдуру, — огрызнулся Заруба. — Вроде тебя был.

— Молодой, что ли? — не обиделся лейтенант и посмотрел на Зарубу с уважением: о нем, несмотря на сравнительно небольшой срок службы в этих местах, уже ходили легенды — шутка ли, семерых духов «сделал» лично и трех с его подачи задержали другие.

— Сорок два ему. Поваром в Душанбе работал. Слыхал про «альчики»? Нет? Азартная игра такая. Двадцать тысяч продул и рванул через границу, только мы его и видели. А ты почему не знаешь? Ты же тогда был здесь, это у меня первая неделя была…

— В отпуск к матери ездил.

— А… Там он сразу попал в оборот, его сам Башир заприметил и переправил в Пакистан. В школу вроде… Ей Мирахмат заведует — его заместитель. Искусник, черт его дери. Разведкой у них занимается, с какими-то европейцами якшается. Вот они нашего повара там, и обрабатывали с этими самыми Смитами и Джонами.