Шакалы пустыни - Юрий Павлович Валин

— Местному населению наплевать на французов, французам наплевать на арабов, а вам, как американке, должно быть наплевать на всех подряд. Нас происходящее не касается.

— Я в данный момент не американка, а черногорка. Мы, горцы, жестоки, но милосердны. Вы и сами на то намекали. Что касается «обязан — не обязан». Я, пусть захудалый, но участник экспедиции. Почему экспедиционная медицина не обратила внимания на мое тяжкое состояние? Я практически ранена и определенно контужена. У меня могут быть осложнения на голову!

— Да, в это я готов поверить, — шеф продемонстрировал намек на улыбку-гримасу. — Полагаю, вы вправе объяснить доктору его ошибку. Он явно пренебрег своими обязанностями. Но объясняйте в пределах разумного! Во-первых я сплю, во-вторых, врач нам еще может пригодиться, а другого под рукой все равно нет.

— Вейль, пока вы спите, ответьте на чисто технический вопрос, — Катрин перешла на шепот. — Как получилось что «Клоун» оказался в объятиях нашей змейки? Он определенно уже выскочил из развалин. Решил вернуться?

— Мне откуда знать? — сонно пробормотал Вейль. — Может, решил пересчитать кобре клыки — аудитор, у них отчетность превыше всего. Но, скорее, просто оступился на камнях. Помнится, он оттолкнул вас, собака полетела, потом он сам назад покатился. Да, вроде так и было. Нелепая случайность. Психологи редко прислушиваются к голосу богов и норовят оступиться даже на самом ровном месте. А вас боги любят, не так ли?

Что тут ответишь? Катрин пожала плечами и вернулась в «лазаретную» коморку. «Клоун» лежал на диване, укрытый, бледный, с иглой капельницы в вене. Похоже, в сознание так и не приходил.

— Помирает? — шепотом спросила у «Креста» жестокая архе-зэка. — Жаль, такой неизменно позитивный и галантный был мужчина.

Доктор смотрел настороженно — наверняка что-то слышал сквозь тонкую дверь. Но увернуться не успел — кулак Катрин сходу двинул в живот, сбил дыхание, потом злая «контуженная» свалила врача на грязноватый ковер на полу и еще добавила под дых.

— За что?! — трудно просипел эскулап, заслоняясь обеими руками.

— Ты, животное, отчего мне морфию не дал? У меня позвоночник практически разлетелся, в голове темнеет, мозг отнимается, и никакой медицинской помощи, так? И не кряхти, начальник спит.

— Нет у меня морфия! — придушенно поклялся, взятый за кадык, врач. — Могу налбуфин[7] вколоть, осмотреть…

— Так я и дала себя колоть и щупать! Маньяк! Вернемся, все домогательства по пунктам припомню, у меня все ходы твоего харассмента записаны. Иди на палубу, солдатам помогай. Они меня ночью спасли.

— Я не могу! Ты не понимаешь; у них особенности физиологии… даже метаболизм иной, прогрессивные препараты могут дать осложнения…

— Чего я не понимаю?! — изумилась девушка. — Я как раз понимаю. Но если мои спасители умрут, я тебе кадык с мошонкой местами поменяю. Моих поверхностных знаний в полевой хирургии как раз на такую перестановку и хватит.

— Ладно, отпусти. Я и сам уже думал…

Катрин отпустила.

— Медикаментов мало, — пожаловался «Крест», растирая горло. — И их действенность вызывает серьезные сомнения…

— И что теперь? Вот ты тоже вызываешь у меня серьезные сомнения. Сразу тебя за борт спихнуть, что ли?

— Отчего же сразу «за борт»? Другого врача вам не найти, — отдышавшийся целитель собирал кофры с медикаментами и инструментами. — Кто именно тебя спасал, покажешь?

— Темно было, не помню. Всех лечи…

Раненые были устроены в тени короткого тента под первой мачтой. Четверо пехотинцев, ранены вроде бы легко: двое беседовали с показывающей им язык красоткой-Дикси, капрал с отстреленным ухом спал, коренастого вояку с лихорадочно блестящими глазами поила водой Анис.

Доктор вдумчиво установил принесенный с собой табурет, осторожно уселся, задумчиво подержался за живот, разложил инструменты, и нехотя приступил к осмотру, начав с «собачников». Катрин, стараясь не морщиться, устроилась на фальшборте — придется приглядывать, иначе тут все клятвы Гиппократу окажутся выполнены в три минуты. Так-то стрелки бодры, даже тот, что пьет — похоже, у него «сквозное» плеча. В данной ситуации вполне серьезное ранение — даже если кость не задета, сепсис практически гарантирован, а с антибиотиками тут незнакомы. Кстати, морда подстреленного знакома — это он давеча в каюту вперся, гренадер-торопыга.

Раненые и матросы старались на архе-зэка не смотреть. Неизвестно, что наплела народная молва о ночных событиях, но сменившие черную абаю вызывающие шальвары, жилет и ятаган за поясом, говорили сами за себя. Может, лечь на палубе, да вытянуться? Сочтут за причуду наемницы-черногорки, там, в горах нравы дикие, это всем известно.

Поэкспериментировать не удалось, хотя спина ныла все сильнее. Подошла архе-профессорша:

— Цивилизованное милосердие — наш почетный и обязывающий груз! Я всегда знала, что господин Дезир — профессионал своего дела.

— А куда ему деваться? — согласилась Катрин.

— Это чудесно, но вот мой компьютер…. — завздыхала научная руководительница. — Алекс говорит, что все три аккумулятора вышли из строя безвозвратно.

— Что делать, опыт вы произвели воистину впечатляющий, повторите его когда-нибудь в будущем, — с облегчением посочувствовала Катрин. — Полагаю, и без компьютера вы отлично представляете, что и где искать?

— Еще бы! — снисходительно усмехнулась де Монтозан. — Я достаточно долго готовилась к этой экспедиции, и для меня как специалиста высочайшего уровня… Впрочем, вы все сами увидите. Кстати, вы, Катарина, оказались крайне экстравагантной особой не только в личной жизни. Производите впечатление на многих. Если бы еще легкомысленной лихостью не злоупотребляли и вот этим приспособлением… — профессор постучала ногтем по рукояти ятагана. — Хотя я хотела спросить об ином. Если честно — как я выгляжу? Вы девушка грубоватая, но прямая, искренняя, скажите честно.

Катрин порядком изумилась:

— Профессор, вы выглядите как обычно. Ничего такого…

— То есть выгляжу отвратительно? — де Монтозан поправила шляпу. — Мне казалось, путешествие по реке меня взбодрило и даже освежило.

Катрин осенило — видимо, на «Неаполе» у профессора наклевывалось что-то вроде романчика. Наверное, это хорошо — орет Камилла вдвое реже.

— Послушайте, профессор, сегодня вы побывали в обмороке, что никого и никогда не освежает, — напомнила Катрин. — Так-то у вас этакая легкость движений появилась, взгляд иной. Но я же вас практически не вижу.

— Это верно. Но именно на ваш свежий взгляд, взгляните, — может мне что-то поправить в имидже? Мне кажется, я выгляжу