Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки - Иван Белецкий

изоляции от внешнего мира и проблемы с территориальными перемещениями. Общественной деятельностью в предыдущем месте обитания занимался лишь Белецкий: «был более-менее известным журналистом», ходил на митинги.

Петербург представляется комфортным для девятнадцати респондентов. Некоторые не чувствуют желания переехать именно из-за тотального удобства города. Другие отмечают некую форму урбанистической зависимости: даже не комфорта, а нахождения в определенной культурной, технологической и ментальной среде — хоть и говорят о подавленности от больших объемов информации и недостаточности личного пространства. Например, Аврорин замечает, что города вообще не предназначены для комфорта: «…их функция — в постоянной динамике, вплоть до резонанса, короткого замыкания и спазма». Тот минимум удобств и безопасности, что город предоставляет, на самом деле не гарантируется, однако музыканту вполне нравится в нем жить, так как «город достаточно большой для динамической работы, но слишком мал, чтобы проявлялись все эффекты динамики». Керосин настолько не чувствует привязанности к Петербургу, что согласился предоставить ответы о нескольких европейских городах, но не о городе собственного рождения. В общественной жизни города участвуют одиннадцать респондентов из двадцати четырех. Наиболее распространенная подобная активность: организация живых выступлений, участие в концертах (Белоруков, WZ, la_mezcla, Позин, Рубанов, ПN).

Петербургские респонденты занимаются музыкой по следующим причинам. Восемь человек обращаются к звуку как к средству самопознания и саморазвития, для семерых музыка — предпочтительный инструмент взаимодействия с окружающим миром, четверо видят в музицировании источник удовлетворения творческого интереса, трем респондентам музыка приносит материальные дивиденды и является профессиональной деятельностью. Двое занимаются звукотворчеством ради удовольствия и развлечения.

Происходящее в городе является источником вдохновения для четырнадцати опрошенных. Большинство находит творческий отклик в личной жизни, коммуникации и культурных явлениях (Воробьев, Молниев, Сергей, Саша) в психогеографическом и внешнем облике самого города (Аврорин, Ефим, ПN) или в некоем «общем» чувстве от пребывания в Петербурге (Рубанов, WZ, Илья, Макс, la_mezcla, Позин, Домбровский). О том, что «воодушевляют какие-то события», говорит лишь Александр. Политические и общественные происшествия волнуют Лизу с Андреем («Изначально музыка создавалась под частыми депрессиями и размеренностью в жизни. В мегаполисе все сменилось агрессией и злостью») и Керосина, но в масштабе государства и остального мира, а никак не Петербурга. Смирнова же вообще волнует исключительно «созерцание неподвижных вещей», а не происходящее в обществе.

Ассоциируют себя с Петербургом лишь восемь респондентов, при этом один из них не хотел бы, чтобы так было всегда. Еще семеро (Мария, Воробьев, ПN, Макс, la_mezcla, Саша, Лиза) определенно воспринимают себя как горожан, но не уверены в своей идентификации как петербуржцев. Три респондента (Аврорин, Молниев, Сергей) определяют себя как жителей определенного городского района, но не Петербурга в целом. Остальные пять (Илья, Белецкий, Керосин, Смирнов, Андрей, Позин) ответили на вопрос отрицательно.

Только одиннадцать из двадцати четырех опрошенных чувствуют принадлежность к определенному городскому музыкальному сообществу. При этом сопричастность с формальным объединением музыкантов экспериментального/импровизационного толка артикулируют пятеро музыкантов. Еще трое отмечают скорее пересечение и общение с отдельными такими кругами, но отсутствие собственной включенности в них.

Причастность к более глобальному музыкальному сообществу ощущают и выражают при этом семнадцать музыкантов. Они считают, что это сообщество дает безусловно ощущаемое чувство поддержки и накладывает определенные ограничения; при этом, по мнению опрошенных, сообщество российских импровизационных музыкантов задается вопросами, схожими с теми, что волнуют подобных исполнителей и за рубежом, и интересуется схожей жанровой повесткой. Макс, например, чувствует не только пространственную связь: «Иногда занимаешься тем, что зародилось 60–70 лет назад, и, слушая старые записи, натыкаешься на очень знакомые звуки. И ты думаешь: ага, значит, я на верном пути. А если говорить про дрон, так вообще начинаешь чувствовать себя одним из хранителей традиции, насчитывающей несколько тысяч лет».

Не интересуются местной и привозной музыкальной активностью только Рубанов и Поцукайло — остальные исполнители воспринимают концерты так же, как и их московские коллеги. Немузыкальной культурной деятельностью увлечены двадцать два музыканта из опрошенных, пятнадцать занимаются ею сами: к примеру, Мария и Александр работают в академической и образовательной сферах. Белецкий периодически читает лекции, один из интересов ПN — авангардная/модернистская поэзия и переводы относящихся к ней авторов на русский язык. Воробьев и WZ занимаются живописью, la_mezcla — графикой и дизайном, Сергей — графикой, оформлением релизов и фотографией. Рубанов участвует в театре и аудиовизуальных перфомансах.

Не путешествует в другие страны или на природу только Аврорин («Лет десять я очень редко уезжаю со своей станции метро, не то что куда-то из города»), что не отменяет его интереса к опыту людей, проживающих в других локациях. Двадцать два петербургских респондента следуют той же стратегии, что и их московские коллеги, еще один регулярно наведывается в место предыдущего проживания. Например, Данила предпочитает выезжать на одиночные прогулки в лес, а в другие города и за рубеж отправляется исключительно с выступлениями Dead Frank, при этом постоянно отмечая, что чувствует себя в Петербурге на порядок лучше. А Лизе по профессиональной деятельности (архитектура) необходим постоянный доступ к визуальному облику других городов.

Технологически развитым Петербург могут назвать только семь артистов из двадцати четырех. Остальные достаточно критично относятся к современности города. Белецкому Петербург кажется «весьма архаичным», и его транспортная система — в особенности. Плащев замечает отдельные улучшения инфраструктуры и архитектуры, но предпочел бы, чтобы это не затронуло центр, которому лучше остаться «музеем под открытым небом». Аврорин наблюдает декларацию изменений уровня жизни и отдельные улучшения, призванные эти изменения подтвердить, но в целом «видит больше деградации, замены технологичности на свистелки и перделки в духе Эллочки-людоедки», не видя изменений качества электроснабжения и прочих жилищно-коммунальных систем.

Дрейф практиковали практически все респонденты, даже если они не знали значения термина или давно не занимались подобным. Помимо пеших прогулок музыканты практиковали и «автодрейф» — респонденты отмечают, что для пешего варианта таких прогулок «прекрасная архитектура» Петербурга идеальна, но говорят, что полностью отключить сознание во время таких практик все равно не выходит. Аврорин постоянно занимается прогулками такого рода из-за бессонницы последние двенадцать лет. ПN упоминает, что ему вообще близки ситуационистские практики исследования городских пространств (без уточнения, какие именно), и дрейф является «самой очевидной из них»[512].

Конкретная география таких прогулок, любимых пространств и мест регулярного посещения у петербургских респондентов также уникальна. Из пересечений можно выделить места, близкие к водным коммуникациям (побережья Финского залива в городской черте, набережная Фонтанки, берег Невы), регенерированные («Севкабель Порт», Музей стрит-арта, «Красный треугольник») и действующие заводские пространства и промзоны (Обводный канал, Невский завод), исторический центр и примыкающие к нему районы, зоны рекреации («Этажи», «Новая Голландия»), а также комбинированные районы вроде Волковского кладбища («Смесь из промзон, старой двухэтажной послевоенной застройки, трех кладбищ, железной дороги плюс много