Вне закона - Дональд Уэйстлейк

— А там кто? — спросил я у Дельгадо.

Тот захлопнул дверцу и уехал прочь.

— Мужик, ты коп? — спросил молодой человек, спускавшийся с верхней ступеньки крылечка.

— Нет. Нет. Он просто меня подвез.

Спросивший был, наверное, на год-два моложе меня. Очень темнокожий. Хотя в воздухе и морозцем веяло, он в одной футболке с короткими рукавами ходил. Руки тонкие, но бугрились узелками мышц.

— Мужик, ты меня на му-му взять хочешь?

— Нет. Собираюсь подняться в квартиру.

С крылечка спрыгнули еще двое сердитых юношей. Встали рядом, с любопытством принялись буравить меня взглядами.

— Зачем?

— Мне сказали, там находится человек, который помог мне освободиться.

И я пошел. Надо было обойти трех моих новых приятелей. Обошел. Поднялся на крылечко и вступил в темный коридор на первом этаже.

Света не было, и я едва ли не кожей чувствовал шедших вплотную за мной молодых людей. Пока мы поднимались по лестнице, они повели со мной разговор.

— Ну, если ты с копами, то тебе, шмурдяк, отсюда не выйти, — предупредил один.

— Дерки, — предложил другой, — а давай прям счас его сделаем.

— Надо посмотреть, куда он чапает, — отозвался Дерки, тот, кто первым ко мне подошел. — Надо удостовериться.

Добравшись до площадки восьмого этажа, я дышал как паровоз. Почти весь марш-бросок по лестнице проходил в полутьме. Иногда свет пробивался из открытых дверей квартир. При нашем приближении выходили молчаливые часовые — дети, старики, женщины, иногда мужчины. Только никто не спросил у Дерки с его прихвостнями, почему они идут за мной.

В местечках вроде этого мне приходилось бывать и раньше. В Наине-Уарде, в Новом Орлеане. Только там я всегда находился под защитой моей тети Альберты и ее кавалеров. На меня, светлокожего, выходца из семейства, принадлежащего к сливкам цветного общества, в негритянских кварталах всегда смотрели как на чужака.

Я постучал в дверь квартиры номер восемьсот двадцать один и стал ждать… и молиться.

— Там никого, — подал голос Дерки.

И дотронулся до моего плеча.

Дверь открылась, и на площадку хлынул поток яркого света. Рука Дерки дернулась, мое плечо стало свободным.

В дверном проеме появился Арчибальд Беззаконец.

— Мистер Мэдисон, — громко произнес он, — вы, я вижу, проводили моего гостя прямо до дверей.

— Слушай, Беззаконец, — почтительно произнес Дерки, — я не знал, что это твой пацан.

— У-гу, — кивнул анархист. — Теперь можете идти.

Моя свита хулиганов ретировалась. А мой нынешний — и бывший — босс улыбнулся:

— Заходи, Феликс. Хлопотный выдался у тебя денек.

9

В роскошной комнате радовали глаз толстые, розовых тонов, ковры и развешанные по стенам живописные полотна восемнадцатого века — сельские пейзажи и прелестные молодые мужчины и женщины всех цветов кожи. В камине гудело газовое пламя, стол из темного дерева был уставлен сырами, мясными блюдами, фруктами и бутылками вина.

— Присаживайся, — радушно произнес Беззаконец.

Возле стола стояла кушетка без спинки, обитая мехом настоящего медведя, а может, бобра.

— Что происходит? — спросил я.

— Ты не голоден?

— Сам не пойму. Меня вырвало в полицейском участке.

— Тогда вина. — Арчибальд взял со стола бутылку из темно-зеленого стекла и тонкий стакан. До половины наполнил его темно-красной жидкостью и протянул мне.

Прекраснее бургундского я в жизни не пил. Пряное, благоухающее виноградом, едва ли не дымчатое, но вовсе не сладкое.

— Сыру? — спросил Беззаконец.

— Через минуточку, — отозвался я. — Это ваша квартира?

— Мне принадлежит дом, — любезно уведомил адвокат. — Купил, когда еще цены держались низкими.

— Так вы домовладелец?

— Домоправитель — так я предпочитаю называться. С жильцов беру сумму за аренду, пока не выплатят стоимость снимаемого помещения. После этого они платят за расчет налогов и содержание здания.

Увидев мое изумление, он добавил:

— Точно так же Фидель делает, на Кубе.

— Кастро — диктатор.

— А Буш — демократически избранный чиновник, — язвительно парировал он.

— Так ведь…

— У нас будет достаточно времени поболтать о политике в конторе, когда дел станет поменьше. А сейчас есть более неотложные заботы.

Я выпил вино, и Беззаконец вновь наполнил стакан.

— Я оставил вам сообщение, — напомнил я. — Вы его прослушали?

— Расскажи-ка мне об убийстве, — произнес он в ответ.

— Так я же уволился.

— Нет.

Вино утихомирило желудок и успокоило кровь. Оно согревало и освобождало от страха, который терзал меня с той поры, как я попал в полицию. Я сидел в безопасном — и даже укромном — месте с человеком, который, казалось, сам по себе сила природы. Его отказ принять мою отставку вызвал во мне усталость. Сделав еще глоток, я поставил стакан на стол. На антикварную деревянную рухлядь, служившую столом.

— Я на вас не работаю, — выговорил я.

А потом у меня глаза закрылись. С усилием я открыл их, но никак не мог на чем-то сосредоточить взгляд. Снова смежил веки и, по всему судя, на какое-то время заснул.

Очнулся я оттого, что где-то рядом кто-то стонал и хныкал…

— У-у-у-у-у, росомахи мичиганские! Черви мушиные. Кровососы и блудодеи…

Голос был пронзительный, порой он точно накладывался на головную боль, от которой у меня в затылке ломило. Я выпрямился и пожалел об этом. Желудок все еще не ведал покоя, а язык был сух, как дерево.

— …шлюхи, сутенеры и учителя, кол вам всем в задницу…

Беззаконец катался по полу и изрыгал все эти проклятия. Поначалу я подумал, что он вина перепил. Подошел к нему, тронул за плечо.

Он содрогнулся, как почва при страшном землетрясении. Схватив меня за волосы и за правое плечо, вскинул высоко над полом.

— Не вздумай меня нае…ть, трам-тара-рам, твою мать! — заорал он. От страха у него даже глазки почти большими сделались.

— Мистер Беззаконец, это же я… Я, Феликс. Ваш писец.

Он медленно опустил меня, а мне больно было: всей пятерней вцепился он мне в волосы.

— Я болен! — закричал он, отпустив меня. — Болен!..

Влево дернулся, потом вправо, а потом рухнул пластом, как маленький ребенок с отчаяния. Я оглядел комнату, выискивая, чем ему помочь. Не увидев ничего подходящего, бросился к двери, которая привела меня в хозяйскую спальню, выкрашенную в синий цвет, с громадной кроватью посредине. В спальне имелся световод. Откуда-то снаружи в нее проникал свет. На кровати лежал белый чемодан, сделанный из кожи, судя по всему, крокодила-альбиноса. Чтобы забраться в чемодан, надо было раскрыть пасть и просунуть руку меж острых зубов. Внутри я нашел нож и пистолет, Библию на английском и потрепанную книжку с текстами Корана на английском и арабском. Там же лежал прозрачный пластиковый бумажник, заполненный однодолларовыми купюрами и янтарного цвета пузыречком с дюжиной пилюль.

Никакой этикетки на стекляшке не было.

Когда я вернулся в гостиную, Арчибальд Беззаконец успел уже сорвать с себя всю одежду. Он стоял на коленях и раскачивался, как тот уголовник в полицейском участке.

Я опустился рядом с ним на колени, вытянул руку с пузыречком и спросил:

— Вы по сколько пилюль принимаете, мистер Беззаконец?

У него вновь широко раскрылись глаза.

— Вы кто?

— Феликс Орлеан, ваш писец. Вы вчера взяли меня на работу.

— Ты «убей-убей»?

— В списках Красотки Вторник не значусь.

Фраза эта отчего-то его рассмешила. Он взял у меня пузыречек и разом высыпал из него в рот все пилюли. Пережевывая их, сказал:

— Мне лучше в постель лечь до того, как сознание потеряю… или умру.

Я помог ему перебраться в спальню. Полагаю, анархист уснул, едва коснувшись головой матраса.

Несколько часов я слонялся вокруг громадной кровати. Беззаконец был без сознания, но то и дело корчился в судорогах. Во сне он говорил вслух, используя при этом по меньшей мере четыре разных языка. По-испански и по-немецки я понимал, но другие были мне недоступны. Впрочем, бормотание его по большей части разобрать было трудно. Зато интонация его голоса была настолько жалобна, что я чувствовал боль.

То и дело я возвращался в гостиную. Съел немного чеддера и хлебнул бургундского. Спустя некоторое время принялся относить еду на кухню, куда вела дверь, расположенная напротив входа в спальню.

Остался я потому, что боялся уходить. Ведь полиция могла все еще охотиться за мной. Дельгадо вроде бы в каком-то долгу перед Беззаконием, только это не значит, что Перес с Моргантау снова не загребут меня. Каким-то боком я оказался замешан в убийстве. Я должен выяснить, в чем дело.

Только было и еще кое-что. Самочинный анархист казался таким беспомощным, когда я объявился… Состояние его психики было явно неуравновешенным, а он взял да и вытащил меня из тюрьмы. Я почувствовал: надо хотя бы подождать, пока он очухается и сможет позаботиться о себе.