Хворый пес - Карл Хайасен

Роджер Рутхаус не поверил в историю с бродягой на дереве!

Спрашивал, может, Криммлер напился? Советовал взять отпуск, съездить на Кедровый Риф или в Дестин.

Все равно ничего не происходит на острове, говорил Рутхаус, нужно дождаться указаний от мистера Клэпли. Так что развлекайся. Я все оплачу.

Криммлер возражал: он прекрасно себя чувствует, но бродяга действительно ворвался в вагончик, избил Криммлера, затащил на дерево и оставил там под проливным дождем! Спускаясь, Криммлер чуть шею себе не свернул!

Старик, ты меня беспокоишь, отвечал Рутхаус.

Есть от чего беспокоиться!

Ни слова об этом мистеру Клэпли, понял?

Но Клэпли прислал другого урода, который тоже ворвался ко мне в дом и избил. У него пленки со снаффом…

Мне звонят по другой линии, оборвал Рутхаус, а ты все же съезди куда-нибудь, Карл, серьезно.

Однако Криммлер не собирался оставлять Жабий остров, потому что генерал не покидает поле битвы даже ради полностью оплаченного отпуска. Он зарядил пистолет и засел в вагончике, поджидая нового вторжения.

Время шло, но никто не появился, лишь за дверью слышалось зловещее дыхание острова: шепот ветерка, крики чаек, шорох и вздохи листьев. Криммлера обложили со всех сторон. Природа держала осаду, а у него имелись воля и оружие для боя, но не было войска. Он совсем один.

О, если бы услышать знакомый выхлоп двигателя перегруженного самосвала, заунывный визг цепных пил, металлические удары сваебойной машины, от которых все содрогается… Как возрадовалась бы душа Криммлера!

Но столь любимая им землеройная техника стояла молчаливая и неухоженная, а проклятый остров с каждой секундой возрождался: шевелился, расцветал, тянулся к жизни. Загнанный в пропахший сыростью вагончик, Криммлер тревожился за собственный рассудок. Его дразнили и терзали: картавая болтовня енота, вскрики перевозчика, наглое щелканье белки (которая теперь вселяла почти такой же страх, как бурундук). Быстро светало, и казалось, что первобытный шум за дверью усиливается. Чтобы заглушить его, Криммлер врубил на стерео компакт-диск Тома Джонса. Включил все лампы, шезлонгом заклинил дверную ручку и забрался под одеяло в ожидании сна, который так и не пришел.

Жабий остров издевался над Криммлером.

Он заткнул уши и подумал: мне уже никогда не уснуть.

Потом зажмурился и стал составлять план. Утром он заведет бульдозер и начнет валить деревья – просто чтобы прийти в норму. Заберется в «Д-6» и проложит широкую пыльную просеку в тихом сосняке. Вот вам, сволочные белки! Милости просим!

Криммлер улыбнулся.

Через некоторое время он сел и прислушался. В вагончике было тихо, лишь по крыше равномерно стучали капли, падавшие с мокрых веток. Криммлер поспешно схватил пистолет и собрался включить новый компакт-диск.

Вот тут он и услышал ни на что не похожий крик. Он начинался гортанным стоном и вырастал до пронзительного, медленно угасавшего вопля. Волоски на руках Криммлера встали дыбом, во рту пересохло. Вопль был довольно мощным, так могла кричать, скажем, пантера, но зануда Бринкман уверял, что всех пантер давно перестреляли, либо вывезли с северо-запада Флориды. Вообще-то, вспомнил Криммлер, Роджер Рутхаус дотошно выспрашивал, есть ли пантеры на Жабьем острове, поскольку они числились в списке охраняемых животных. Найдись хоть одна такая полудохлая кошка, и дядя Сэм прикрыл бы весь проект «Буревестник» – возможно, навсегда.

Загадочный крик повторился. Криммлер вздрогнул. Кто же это может быть, как не пантера? Проклятый Бринкман! Наврал, засранец! Криммлер всегда это подозревал. Теперь понятно, почему он вдруг исчез – побежал, наверное, стучать властям.

Криммлер распахнул дверь вагончика и вгляделся сквозь синеватый туман и моросящий дождь. Похоже, кошачий вопль исходит из рощицы на холме, где Криммлер велел закопать жаб. Вибрирующий вой звучал почти по-человечески, словно крик умирающего.

Пааааамаааааиииииииииихххееееее!!!

Ну прямо человек, подумал Криммлер. Если позволить воображению разыграться.

Он натянул полотняные брюки и ветровку. Взял пистолет, фонарь и осторожно шагнул в туман. К черту пьяницу-стукача Бринкмана, кипятился Криммлер. Проклятый остров будет покорен – расчищен, раскопан, осушен, выровнен, пронумерован, замощен, оштукатурен, покрашен – и превратится в нечто осязаемо ценное для человека – гольф-курорт мирового класса.

Крик в ночи был для Криммлера призывом «В ружье!». Он не струсит, не отступит и не позволит какой-то вонючей полудохлой кошачьей твари в клещах погубить проект «Буревестник», куда уже вгрохано столько сил, денег и политических махинаций.

Я сам прикончу эту сволочь, поклялся инженер.

Вой опять прорезал ночь, и Криммлер в безудержной ярости бросился ему навстречу. Этой пантере не просто грозит вымирание, думал он, эта сука обречена.

Его атака на мгновенье прервалась, когда, споткнувшись о бревно, он упал и разбил фонарь. Криммлер тотчас вскочил и двинулся дальше, раздвигая рукой с пистолетом ветки темных деревьев. Жуткий крик вывел его на опушку с бульдозерами, и, едва выскочив из перелеска, инженер открыл бешеную пальбу.

– Вот тебе, киса, вот тебе! – ликовал обезумевший Криммлер.

Пааааамаааааиииииииииихххеееееее!!!

Кроме денег, Роберт Клэпли больше всего грустил по уважению, которым пользовался, торгуя наркотиками. Если ты был известен как поставщик серьезных партий, никакой жалкий хмырь и помыслить не мог, чтоб перед тобой фордыбачить.

Хмырь вроде Авалона Брауна, который заставил Клэпли сорок пять минут париться в вестибюле отеля «Марлин», пока был занят «важным делом» наверху с обеими Барби.

Браун явно забавлялся, хамя состоятельному американцу-застройщику, но никогда бы не позволил себе (Клэпли был в том уверен) столь опрометчиво не уважать главного поставщика кокаина. Чем дольше Клэпли ждал, тем чаще его мысли обращались к мистеру Гэшу – парню, который с радостью поучит Авалона Брауна хорошим манерам.

Клэпли терялся в догадках, почему мистер Гэш не позвонил с Жабьего острова. О таких заказах докладывалось лично и сразу, даже если цель оставалась жива. Может, мистер Гэш злится, что похититель уцелел, размышлял Клэпли. Ведь он так гордится своей работой.

Все равно, скоро должен позвонить. Вот уж я ему расскажу об Авалоне Брауне, думал Клэпли. Такой говноед сразу поднимет Гэшу настроение, а подобные заказы он выполняет бесплатно.

– Бобби!

Катя с Тиш спустились в вестибюль; отчужденные, но с виду не сердитые. Ямайского гения, который бросил вызов Стенли Кубрику,[38] не видно.

– Бобби, мистер Браун хотит знать, гиде деньги на кино.

– Мои юристы составляют документы о нашем партнерстве, – ответил Клэпли. – Пошли, перекусим.

Они направились в кафе «Вести», и душевная боль Клэпли едва не хлынула через край. Выглядели Барби омерзительно. Они сделали завивку и выкрасились в жгучих брюнеток; тени для век и помада тоже темные. Девушки были в свободных просвечивающие топах, сверху прикрытых старомодными кружевными шалями, в обтягивающих кожаных штанах и неуклюжих, как буксиры, босоножках с пряжками. И это женщины, которых создавали для коротких юбок и туфель на шпильках. Кому знать, как не Клэпли – главному дизайнеру! Он превратил Катю и Тиш в близнецов, в совершенный образ американской красоты, достойной поклонения. Это обошлось недешево, а в благодарность – бунт. Ногти на ногах в черном лаке!

Заказав капуччино с рогаликами, Клэпли спросил:

– Вы по мне скучали?

– Шибко, Бобби, – ответила Тиш.

– Носорожьей пыльцы еще не достали? – Тиш мотнула головой, Катя опустила глаза. – Не везет, да? – посочувствовал Клэпли с издевкой.

– Один кокаин. Уже надиело. – Катя с хрустом вгрызлась в поджаренный рогалик с изюмом.

– Он быстро надоедает, – согласился Клэпли. – А ваш новый облик, это для кино?

– Такая готика, Бобби. – Вместо объяснения Тиш ткнула в серебряное распятие у себя на груди. Клэпли увидел, что у Кати такое же.

– Готика? Ты хочешь сказать, летучие мыши, вампиры и прочая мура?

– И гульт крёви, – сказала Катя.

– Еще хорошие дискотеки, – добавила Тиш.

– Культ крови и рейв, – саркастически усмехнулся Клэпли. – Удачно вы попали.

Его прошиб пот и корежило от неуемного желания. Потребовались все силы, чтобы удержать кофейную чашку. А Барби легкомысленно отвлеклись на молодого человека, катавшегося на роликовых коньках: по пояс голый, волосы забраны в неизменный хвост, темные очки, а на плече белый какаду.

– Девочки! – Роберт Клэпли вел себя как учитель, услышавший хихиканье на задней парте. – Катя! Тиш! – Озорные улыбки испарились. – Вы еще хотите получить носорожью пыльцу?

Тиш взглянула на Катю, та приподняла невыщипанную бровь и недоверчиво спросила: