Дочь глубин - Рик Риордан

бы ничего не стоило раздавить меня в лепешку или перекусить пополам своим гигантским клювом, но я старалась об этом не думать. Пока все его внимание было сосредоточено на мне, и я собиралась этим воспользоваться.

«А-Н-А, – показала я в десятый раз. – Меня зовут Ана».

Я продемонстрировала ему знак, который придумала специально для обозначения его самого: ладонь наружу, указательный и средний палец перекрещены. При желании он мог легко его воспроизвести двумя щупальцами на какой-нибудь глубинной вечеринке в компании других чудовищных осьминожьих друзей.

Джем сверился с древним дисплеем на запястье:

– У нас осталось воздуха на двадцать минут, если я правильно понимаю индикатор.

Нехорошо. На такой глубине двадцать минут на незнакомом оборудовании легко могли означать и десять, и пять, и ноль. Нам бы стоило направиться в шлюз, но тогда я не смогу проверить свою теорию – да и как забыть о глазеющем на меня гигантском осьминоге?

Наконец внешний люк подводной лодки поднялся, и изнутри выскочила Эстер, держа в руках клавиштару, будто собиралась сыграть самое безумное рок-соло в истории. По всей видимости, реактивные струи из ее ботинок били с разной силой, потому что ее завертело.

– НЕНАВИЖУ, – возвестила она.

– Расслабь ноги, – посоветовал Джем. – Вот так… А теперь одновременно подожми пальцы на обеих ногах и сразу выпрями.

Слушая указания Джема, Эстер неловкими рывками приблизилась к нам, и я разглядела ее лицо, плавающее внутри фиолетового стеклянного аквариума. Вид у нее был в высшей степени ошеломленный.

– Ого, – сказала она. – Ромео огромный. И очень красивый.

Как удачно, что она любит всех животных, даже жутких гигантов. Хватит с нас инцидентов с недержанием.

Эстер подплыла ближе и передала мне клавиштару.

– Как думаешь, я могу его коснуться? – спросила она.

– Ну, я не…

Она мягко прижала ладонь ко лбу Ромео. Его кожа пошла рябью и побледнела, но сам он, похоже, расслабился.

– Ну ладно. – Я закинула ремень клавиштары на плечо. – Эстер, следи за его реакциями. Если я буду делать что-то не то, подсказывай, как это исправить.

– А если это все плохо закончится? – спросил Джем.

Судя по его тону, он уже на грани. Оружия при нем не было (что не могло не радовать), но он явно был готов в любой момент утащить меня назад к лодке или врезать кулаком осьминогу в глаз и дать мне время улизнуть.

– Все получится, – сказала я.

Никогда бы не подумала, что лидерство по большей части заключается в умении говорить уверенно, когда на самом деле ты умираешь от страха.

В действительности я понятия не имела, сработает мой план или нет. Может, мне предстоит совершить прорыв в общении осьминогов и людей. Или я доведу нашего любвеобильного головоногого весом в пару тонн до такого бешенства, что он переломит меня, как сучок.

– «Наутилус», помоги мне, – сказала я на бундели. – Если я права и ты привел нас сюда, чтобы познакомить со своим другом, то помоги мне с ним поговорить.

Объясняя лодке, что мне нужно от Ромео, я холодела от осознания того, сколько подводных камней у этой задачи. Переводить с одного языка на другой – уже само по себе трудное дело, а я пыталась на редком индоарийской диалекте объяснить ИИ времен правления королевы Виктории, какое сообщение мне нужно донести до представителя совершенно иного вида. Но такова миссия дельфина. Я верила, что путем диалога можно решить любую проблему, если у обеих сторон хватает желания и интеллекта понять друг друга.

Я включила клавиштару и попробовала сыграть пару нот. Как Эстер и предполагала, инструмент прекрасно звучал под водой. Через шлем я слышала, как ноты разносятся по всей подводной лодке. Корпус ощутимо вибрировал, словно «Наутилус» играл роль огромного усилителя.

Я повернула цветовое колесико на грифе. Ромео завороженно за мной наблюдал. Отражающиеся в его гигантском черном глазу огоньки напоминали рождественские гирлянды за окном в дождливый вечер.

Я сыграла аккорд «до». Ноты синхронизировались с огнями «Наутилуса», придав темным водам вокруг нас насыщенный сине-фиолетовый оттенок. Цвет Ромео сменился на синий. Мой шлем дрожал под натиском звуковых волн.

– Получается? – спросил Джем.

– Погоди, – ответила я. – Я еще не закончила здороваться.

Я сыграла строчку из Адель, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет. «Наутилус» опять устроил лазерное шоу. Ромео внимательно следил за моими руками на клавиштаре. Его кожа пошла разноцветной рябью, словно он старался вобрать в себя новый спектр информации.

– Кажется, ему нравятся головоломки, – решила Эстер. – Попробуй Баха, что-нибудь сложное.

Четвертая соната для органа была максимум, что я могла сыграть, не боясь завязать пальцы в узлы. Я снова повернула цветовое колесо, выставив режим с более яркими цветами, которых обычно не увидишь на такой глубине, и заиграла. «Наутилус» сопровождал ноты вспышками красного и желтого – они были ближе к естественному окрасу Ромео. А где-то с середины произведения он начал мне подыгрывать.

Ромео отозвался собственным набором цветов. Его огромная голова пульсировала. Возможно, я сходила с ума, но мне казалось, что «Наутилус» с помощью моей мелодии передавал ему сообщение.

Лишь бы оно не звучало как: «Привет, дружище! Я привела тебе обед!»

– Ана, – прошипел Джем, – у нас заканчивается воздух!

Я доиграла. Мигающие огни лодки сменились ровным фиолетовым сиянием.

Я не сводила глаз с парящего передо мной осьминога. Судя по тому, что воздух в моем шлеме начал отдавать горячим металлом, наше время действительно было на исходе.

Но вот Ромео задвигал щупальцами, и все его огромное тело съежилось в форме плоского ромба, став гораздо меньше, чем это должно было быть возможно с такой массой, но осьминоги могут и не такое. Они удивительные создания.

Я засмеялась. Он получил мое сообщение.

– Вот и все, – сказала я Эстер и Джему, – можем возвращаться.

Мы помчались к подводной лодке. Ромео принял свой обычный вид, по всей видимости довольный одной лишь близостью к нашей лодке, хотя в нем все еще чувствовалось что-то от отвергнутого влюбленного.

Вода из шлюза ушла быстро, и это было очень кстати, потому что я высасывала из шлема последние молекулы кислорода. К счастью, благодаря самонастраивающимся скафандрам из немония нам не пришлось тратить часы на привыкание к смене давления.

Я как раз снимала шлем, когда Нелинья отрыла внутренний люк и вошла внутрь. Топ, вбежавший следом, понюхал мой скафандр, дав понять, что от меня пахнет мочой. Нелинья сердито уставилась на меня:

– Ты с ума сошла – так рисковать собой?!

Я стиснула ее во влажных объятиях:

– Люблю головоногих. Тебя, всю твою команду и этого гиганта снаружи. Вы все замечательные.

Нелинья