Профессия – лгунья - Зоя Геннадьевна Янковская

Куя посмеивался и продолжал пересчитывать деньги у кассы.

— Ой, ой, президент какой выискался! — выкрикнула я и дала им выйти.

Он замешкался на выходе, и, наклонившись к его уху, я прошептала уже серьёзно:

— Тебя никто не любит. Ты одинок, потому что ты сам никого не умеешь любить, кроме себя и денег.

Он яростно сверкнул на меня глазами и, небрежно обняв Ольгу, быстро вышел из клуба.

XXXIX

Отныне у нас с Ольгой сложились ровные деловые отношения. Не было больше доверия. Не было и вражды. Чтобы помочь друг дружке, мы стали изобретательно работать. Нахраписто выпрашивали друг для дружки приглашения у своих гостей, и выходило так, что мы были заняты постоянно.

— Коджисан, сделайте моей подруге приглашение! Видите, какая она сидит грустная, одинокая. Как, вам не жалко её?! Вы жестокий человек! — говорила Ольга.

Гость колебался, тушевался и нехотя делал мне приглашение.

— Акира, ты молодой, сильный! Ты ещё столько заработаешь в своей жизни! Не жадничай на приглашение моей подруге! — давила я. Акира ворчливо бубнил и доставал кошелёк. Я делала знак Ольге, и она весело усаживалась на диван возле нас. Это действительно был бесценный запоздалый симбиоз.

Как-то вечером мы с Ольгой шли на работу, и у дверей клуба увидели Аиру и Юки.

— Смотри, Ольга, — засмеялась я, — наши возлюбленные нас ждут.

Девушки и в самом деле встречали нас. Аира с обожанием смотрела на Ольгу:

— Пойдёмте сегодня в клуб «Дискавери», так мало времени осталось до вашего отъезда.

Юки смущённо стояла в сторонке и сдержанно улыбалась.

— А почему вы на крыльце клуба нас ждёте? — спросила я.

— Потому что мы боимся, что Куя услышит и оштрафует нас, — загадочно и доверительно прошептала Аира.

Под конец смены к Ольге, как всегда, в самый неподходящий момент пришёл Миша. Радовало, однако, то, что настроение у него было не плаксивое, а наоборот, необычайно бодрое и шутливое.

— Вы пойдёте в клуб, и я с вами! — сказал он браво.

«Дискавери» кишел людьми. Мы пришли едва не целым клубом. Протолкнуться было негде. Мы тесно уселись за двумя сдвинутыми столиками. Наши филиппинки побежали танцевать, а Юки осталась сидеть возле меня. Парни-хосто робко принесли нам пиво, которое входило в оплату суммы за вход, и, перемигиваясь с нами, отошли. Миша всех отпугивал своей внезапно вспыхнувшей суровостью. После выпитой бутылки пива его опять обуяла плаксивость. Шумно сморкаясь в салфетку и тут же вытирая ею глаза, Миша всхлипывал и поглядывал на Ольгу, чтобы понять, реагирует ли она на его безмерные страдания. Какой-то парень подошёл к нему с прохладным полотенцем:

— Вытрите лицо, господин, это освежит.

Ольга уставилась на парня влюблёнными глазами:

— Он похож на моего Андрея, — сказала она.

Парень тоже глазел на Ольгу, но при Мише старался выглядеть неприступным.

Миша, обнаружив к себе повышенное внимание, вошёл в раж:

— Нет, я не могу сдерджать слё-ёза, — сказал он, и театрально швырнув в сторону полотенце, убежал плакать в туалет.

Парень снова подкрался к Ольге, как воришка:

— Как вас зовут? — сказал он испуганно и влюблённо.

— Лиза, а вас?

— Адонис. Я здесь ди-джей. Тот человек ваш клиент?

— Да, — сказала Оля и глазами прогнала его.

Парень увидел выходящего из туалета Мишу и отскочил от Ольги, как от огня.

Миша перехватил Ольгин взгляд на Адониса и вскипел:

— Кто он? Рюбовник? Сюка! Один я дурачок-снеговичок!

Миша побежал к столику, за которым сидели румынки. Картинно заигрывая с ними и виляя задом, как пёсик, он целовал всем подряд руки без разбору. Многим по несколько раз. Девушки перетерпели поцелуи и стали аккуратно провожать его восвояси. Тогда он залез за диван, где они сидели, и стал наблюдать за Ольгой, как из окопа. Но и за диваном его терпеть не слишком-то хотели. Тогда Миша, полный достоинства, вылез из-за дивана и пошёл на танцплощадку. С ним согласилась потанцевать какая-то старая женщина. Миша косился на Ольгу и наблюдал, мучается ли она ревностью. Измученная ревностью Оля обменивалась с Адонисом телефонами. И когда Миша с дикими зверскими глазами ринулся к ним, Адонис так выскочил из-за столика, что сбил со стола всю нашу выпивку. Миша, тяжело дыша и страшно сжав челюсти, остановился возле нас и зарычал. Потом вдруг замолчал и снова убежал в туалет плакать.

— Иди на сцену, спой. Пожалуйста! — просила меня Ольга, умоляюще сложив ладони.

Я вышла на сцену. Зазвучала фонограмма песни из фильма «Телохранитель».

— Эта песня для Лизы и Адониса, — сказала я торжественно и запела.

Растроганный Адонис бросился к Ольге и стал целовать её руки так горячо, так страстно, словно они были старыми любовниками, которые не виделись целую вечность. Расцеловав её от запястья до шеи, он уже было потянулся к её губам, как вдруг филиппинки страшно хором завизжали:

— А-а! Миша! Дамэ! Дамэ!

Все встрепенулись и увидели Мишу. Он как из-под земли вырос. Сметая стулья, он бежал к столику и что-то неразборчиво выкрикивал. Я допела песню и тоже рванула к столу. Мы с Адонисом, как по команде, бросились навстречу друг к другу, и, обнявшись, стали нервно тереть спины и плечи друг друга, как корявые угловатые любовники. Миша, спотыкаясь и падая, подбежал к нам.

— Я всё-всё видер! — проорал он, и на шее у него вздулись вены.

— Нет, это мой любовник! — крикнула я.

Адонис вдруг схватил руку Миши и в горьком раскаянии стал самоотверженно колотить ею себя по лбу. Миша сразу смягчился и, напустив на себя важность, подбоченился и направился к Ольге. Рухнув возле неё на диван и растирая пот по багровому пьяному лицу с красными закисшими глазами, он ругался всеми русскими матами, которые передали ему бесчисленные поколения хостесс.

Адонис залез в свою ди-джейскую будку и оттуда проговорил в микрофон на весь зал:

— Лиза, ты в порядке?

— Конечно! — приободрившись, крикнула она.

Сверху