Шах помидорному королю - Ирина Стрелкова

— Ужас! — прошептала Нина Васильевна.

— Но вернемся к знахарю, — продолжал Володя. — Он ничем не рисковал. Деньги никуда не денутся — милиция вернет. И Голубцовы сделаются сговорчивей, отдадут часть своего огорода знахарю для его грядок с лекарственными растениями…

— Ну, а кто же разбил фонарь? — спросила Нина Васильевна. — Сашка или Лешка?

— Ни тот и ни другой.

…Володя понимал, что выхода нет. Сейчас он вывернет перед инспектором по делам несовершеннолетних сокровенные тайны одного неформального объединения подростков. Ничего не поделаешь — обязан. И прежде чем он расскажет Нине Васильевне о своем посещении заброшенного пакгауза, ему придется открыть ей и свою тайну — в каком виде предстал перед юными каратистками один всеми уважаемый в городе человек, директор музея!..

«Если бы я мог продолжить встречи с девочками из команды Веры Соловьевой… — с грустью подумал Володя. — Я бы провел с ними беседы о прекрасном. Объяснил бы, что подняться до высот культуры можно и живя в провинции. И девочки сами бы поняли, что устанавливать справедливость кулаками — варварство…»

Володе представились вечера в музее. Пригодятся и старые граммофонные пластинки. Шаляпин. Собинов. Панина и Вяльцева…

Увы, этому не бывать — Володя сам лишил себя возможности снова встретиться с командой из пакгауза. Заявился переодетым! Назвался журналисткой из областной газеты! Сплошной обман… Как после такого взглянуть в глаза Вере и ее подругам!.. У него осталась единственная возможность поговорить с командой из пакгауза — написать обещанную статью. Под псевдонимом «Ольга Кречетова». Звучит несколько претенциозно, однако не все ли равно. Кречетова так Кречетова. Не в подписи дело — в том, как будет написана статья.

«А я уж вложу в статью все силы!» — поклялся самому себе Володя.

Разумеется, он не собирался посвящать Нину Васильевну в свои литературные планы. Ей он рассказал только про беседу некой журналистки с неформальным объединением девочек-подростков.

— К моменту встречи с ними у меня уже сложилось представление, кем могла быть сочинена записка, подброшенная знахарю, — Володя говорил как бы размышляя вслух. — Мне виделись двое. Девочка с правильным школьным почерком, прилежная ученица, не сделавшая в записке ни единой ошибки. И кто-то другой — полная противоположность прилежной девочке, его рукой были нацарапаны на листке череп и кости. Мальчишка или подросток. Это он разбил фонарь на Парковой возле дома двадцать пять… Но там, в пакгаузе, вдруг все перевернулось и поменялось местами. Я понял, чья рука метко поразила камнем фонарь на высоком столбе и кто нарисовал на листке из тетради череп и кости… — Володя сделал долгую паузу и с трудом произнес: — Вера Соловьева… Нина Васильевна, ей надо помочь… И всей команде… Защитить от пересудов.

— Обещаю, — сказала Нина Васильевна.

Володя знал — ей можно верить.

— А теперь о том, кто написал записку. У Веры характер командирши. Она командует даже старшим братом. И другие девочки подчиняются ей беспрекословно. Но записку знахарю она заставила написать мальчика. Почему-то Вере нравится вить веревки из тихих и застенчивых ребят.

— Неужели Спицын? — вырвалось у Нины Васильевны.

— Я тоже сначала подумал на Спицына, — признался Володя. — Но у нас в Путятине недавно появился Ваня Репьев — он из одной деревни с Верой. Ваня понадежней Спицына. Даже участковому не признался, что «Болотную крысу» ему подарила Вера. Нашел — и все!

Нина Васильевна покраснела.

— И мне он сказал, что нашел. Я поверила.

— Есть еще рыцари в славном городе Путятине! — воскликнул Володя.

Осталось рассказать Нине Васильевне печальную историю коллекции мини-автомобильчиков, принадлежавшей Максику Галкину.

Не вся коллекция целиком перешла к Борису Шумилину, как считала Нина Васильевна. Запутавшийся в долгах Максик пожертвовал «Болотной крысой», чтобы отсрочить уплату. Об этом узнала Вера и навела справедливость по-своему. Однако «Болотная крыса» к Максику не вернулась. И тут какую-то роль могла сыграть Даша Галкина. Вернуть Максику мини-автомобильчик — значит выдать себя.

— Даша Галкина и Вера Соловьева учатся в одном классе, — вставила Нина Васильевна.

— Ну вот, все сходится, — продолжал Володя. — Галкин жаловался мне, что Даша где-то пропадает допоздна. И что она хлопотала за Сашку Голубцова, которому позарез надо продать или заложить «бабушкины драгоценности».

— Очень серьезная девочка, — заметила Нина Васильевна. — Учится на пятерки. Беленькая и глаза голубые.

Володе мигом вспомнилась юная каратистка в льняных кудряшках, будущая медалистка. Да, все сходится!

— Но куда же все-таки девалась коллекция Максика? — недоуменно спросила Нина Васильевна.

— Он продал ее и отдал деньги Клюеву.

— Продал?! — Нина Васильевна всплеснула руками. — Кому?

— Думаю, Клюев знает покупателя, но мне сообщить не захотел. Деньги он Максику вернет.

— А Максик сможет выкупить свою коллекцию?

— Вряд ли…

Интуиция подсказывала Володе, какой вопрос задаст напоследок Нина Васильевна. Что делать с Шумилиным? Трудный вопрос. Шумилин не имеет никакого отношения к письму в тайнике — так что зря Голубцовы приходили к нему сквитаться. И Шумилин не завладел всей коллекцией Максика, взял только «Болотную крысу», как некий процент с долга, но ведь и «Болотная крыса» не осталась у Шумилина, ее отобрали…

Нина Васильевна действительно спросила про Шумилина.

Володя с надеждой поглядел на принесенные Джекой георгины.

— Шумилину предстоит выслушать все, что о нем думают ребята. И произойдет это на первом же комсомольском собрании. Но я буду рад, если вдруг встанет Анюта Голубцова и заступится за «полковника Шумилина». Именно она! Если так не случится, можете назвать меня ослом.

— Вас? — Нина Васильевна прижала ладони к щекам в неописуемом изумлении. — Ни-ког-да!

XXV

За окном шел нудный осенний дождь.

Володя неторопливо отпер сейф, достал запечатанный конверт и протянул Фомину:

— Пожалуйста, прочти!

— Не можешь без фокусов, — проворчал Фомин.

С привычной аккуратностью он поддел ножичком клапан конверта, вытащил листок, повертел в руках, похмыкал и наконец прочел вслух:

— «Гриня опоздал. Ограбление совершено без его участия». — Фомин разочарованно глянул на Володю. — И это все?

— Все! — сухо парировал Володя. — Сегодня каждый путятинец знает, что золото унес не Гриня. Но в тот день, когда я сделал свою запись, об этом знал только один человек.