Костер на снегу - Нэн Райан

Эта часть склона была более крутой и изрезанной, и приходилось сильно петлять, выписывая между скалами Причудливую кривую. Местами снег сполз с уступов, и обнажившийся камень предательски скользил. Даже летом подниматься этим путем небезопасно, а уж зимой и подавно.

Однако Кейн не сдавался. Он заметил, что находится на границе с облаками, только когда вокруг сгустился плотный туман. Кейн дышал тяжело, с присвистом, то и дело ощущая в боку колющую боль. По лицу и по телу под одеждой скользили струйки пота. Правая рука разболелась не на шутку, когда то, что он принял за прочный уступ, подалось и рухнуло, и ему пришлось повиснуть, цепляясь израненными пальцами.

Когда это случилось вторично, Кейн не удержался от стона. Он прильнул к ледяному камню, жадно хватая ртом разреженный воздух, и тут неожиданно проглянуло солнце. Туман сразу поредел, а потом и вовсе рассеялся. Можно было оглядеться.

Кейн невольно зажмурился. Оказывается, он висел над зияющим провалом, на край которого вскарабкался по неведению, заблудившись в тумане. Если бы он сорвался вместе со снежным языком, то уже лежал бы внизу без признаков жизни.

Чтобы подавить приступ инстинктивного страха, Кейн куснул себя за нижнюю губу. Это помогло. С бесконечной осторожностью он повернул голову в другую сторону и едва не засмеялся от облегчения; совсем рядом виднелась расселина, и к ней можно было подобраться. Несколько долгих минут Кейн собирался с силами, потом, оттолкнувшись, перебросил вес тела и с торжествующим возгласом рухнул на камни.

Здесь он позволил себе долгую передышку. Свернул самокрутку, выкурил ее, подождал, пока табак начнет оказывать расслабляющее действие, и только тогда заглянул в глубь скального коридора. У него захватило дыхание.

Он находился в давно заброшенном пещерном поселении. Уже в нескольких ярдах от входа коридор сильно разветвлялся, и каждый отвод вел в подобие квартиры из нескольких комнат, разделенных искусственно возведенными стенами. Штукатурка на них местами обрушилась от времени, но обнажившаяся кладка говорила о том, что их возводили с большим мастерством и тщанием. Сложная роспись украшала их. Все вместе взятое создавало впечатление замысловатого каменного дворца.

Оставалось лишь удивляться, как подобное произведение искусства могло остаться незамеченным. Кейн и сам не подозревал о его существовании, хотя построил дом совсем неподалеку. Выступы наподобие выпяченных каменных губ скрывали пещеру от глаз случайного наблюдателя как сверху, так и снизу. Подобраться к ней с боковых сторон было почти невозможно. Должен был существовать какой-то иной путь.

Кейн благословил ту минуту, когда решил прихватить свечи. Запалив одну, он отправился на разведку.

За несколько часов ему удалось выяснить, что скальный дворец насчитывает три этажа с десятками жилищ на каждом. Некоторые так хорошо сохранились, словно обитатели покинули их несколько дней назад и могли в любую минуту вернуться. Камень, что пошел на промежуточные перегородки, казалось, был отшлифован на специальном станке и на ощупь был гладким как стекло. Использовалось здесь и дерево — части громадных стволов, поваленных, быть может, за мили от поселения, пошли на искусно сработанную мебель.

Утварь оставалась на своих местах, разве что запылилась: обожженные расписные горшки, миски, столовые приборы. Роспись на глине была непривычной — кроме картинок, какие-то странные знаки. Это было все равно что получить послание, отправленное много веков назад. Оторопь брала при мысли, что на этих древних жилищах лежит заклятие против не в меру любопытного пришельца. Шаги зловеще отдавались в пустых коридорах. Тихо было, словно в могиле.

Утомившись от созерцания, Кейн решил отдохнуть в тупиковом коридоре, но когда свет достиг дальней стены, оказалось, что это дверь, некогда сплошь заложенная камнем и оштукатуренная изнутри. Что-то — сход лавины или подземный толчок — нарушило целостность кладки, и несколько верхних камней вывалилось. Только поэтому Кейн и заметил дверь.

Очевидно, это был вход. Нечего было и думать в одиночку освободить его, оставалось вернуться к устью пещеры и искать способ покинуть этот брошенный город. Передохнув, Кейн возобновил путь, однако вскоре заплутал в извилистых коридорах. Блуждая с места на место, он начал беспокоиться о том, хватит ли ему свечей. В какой-то момент он оказался на распутье. От широкого коридора ответвлялся другой, значительно более узкий. Едва взглянув на него, Кейн решил продолжить путь широким коридором, но ноги отказались его слушаться.

Узкое темное жерло властно манило к себе. Не зная, чего ожидать в столь странном месте, Кейн тем не менее подчинился непонятному зову. Коридор был так узок, что пришлось согнуться, чтобы в него войти, и вел он в сторону как от замурованного входа, так и от устья пещеры. Чем дальше шел Кейн, тем становилось светлее. Наконец он ступил в зал, освещенный дневным светом через какое-то естественное отверстие.

— Господи Иисусе! — вырвалось у него.

Казалось, здесь было собрано все золото мира. Отлитое в одинаковые прямоугольные бруски, оно громоздилось уходившими вглубь штабелями выше человеческого роста. В стороне стояли резные сундуки. Один треснул на боку, и в щель, давая представление о содержимом, вывалилась груда поблескивающих драгоценными камнями украшений. На каменных полках стояли кубки, подносы, кувшины, подсвечники и тому подобное — все из чистого золота.

Но больше всего Кейна поразили стены. Они сверкали мириадами золотых блесток, а местами, словно этого было мало, виднелись целые полосы еще не добытого, самой природой оставленного здесь золота.

Золото, золото было повсюду, куда ни бросишь взгляд! Чистейшее, богатейшее золото без малейшей примеси, словно дар безмерно щедрого божества. Мягкое, ковкое золото. Желтое, как густое масло. Бесценное золото.

Золото стоимостью в миллионы… нет, в миллиарды долларов!

Баснословное богатство.

Неисчерпаемый кладезь.

— Я богат… — прошептал Кейн.

* * *

По мере того как час отъезда дяди приближался, Натали ощущала все большую печаль. На станции полковник подтвердил свое намерение выехать полуденным дилижансом, где еще раньше заказал место. Пока дядя разговаривал со служащим станции, Натали размышляла над тем, когда они снова увидятся. Это вполне могло произойти года через три, а за три года утечет много воды и многое может измениться.

Отъезд дяди не сулил ей ничего хорошего. Помимо прочего, он означал разговор с Эшлином о разрыве помолвки. Натали уже предупредила жениха, что ей нужно сообщить ему нечто важное и что она зайдет к нему сразу, как только проводит дядю. Граф принял новость безмятежно — он явно не имел ни малейшего понятия о том, что его ожидает, потому-то Натали мучилась угрызениями совести. Ей предстояло больно ранить доброго, отзывчивого, любящего человека, который желал ей только счастья.