Дары ледяного неба - Проскурин Геннадьевич

– Нет, – сказал Сантьяга. – Ну, то есть, я понял твои слова, но я считаю, что ты неправа. И Роланд тоже неправ, нельзя притеснять травоедов, мы такие же люди, как рыцари, ничем не хуже. Мы достойны уважения.

– Разве можно уважать того, кто угрожает оружием? – спросила Зорька.

– Только так и можно, – ответил Сантьяга. – Как можно уважать того, кто слаб? Или того, кто силен, но безобиден?

Зорька задумчиво оглядела Сантьягу и сказала:

– Раньше я тебя уважала. Мне казалось несущественным, что ты мал ростом, слаб и малоподвижен. Я уважала тебя за ум и за то, как ты идешь против установленного порядка. Среди людей принято считать, что травоедам плавать в океане не положено, но ты научился этому. Рыцари считают травоедов глупыми и ничтожными, да и сами травоеды в основном с этим согласны, но ты пошел наперекор привычным течениям и добился того, что сам Дейкстра не считал зазорным беседовать с тобой. Гм… Дейкстра…

– Что Дейкстра? – спросил Сантьяга.

Зорька немного помолчала, что-то обдумывая, а затем сказала:

– Да так, ничего, не бери в голову. Так вот, Сантьяга, я тебя уважала за то, что ты стремишься отклонить течение жизни, изменить порядок вещей. Тогда я считала, что ты делаешь это, чтобы мир стал более справедливым. Но теперь я вижу, что ты преследовал другую цель. Тебе начихать на мир, ты думаешь только о своем собственном благополучии. Ты жаждешь власти. Пусть это будет власть над ничтожными травоедами, но это все-таки власть. Ты твердо решил стать королем травоедов, и ты идешь к этой цели, используя все доступные средства и не думая ни о чем, кроме собственной выгоды. Скажешь, я неправа?

Сантьяга ответил не сразу.

– В чем-то ты права, – сказал он. – Но не во всем. Действительно, я хочу стать королем травоедов, действительно, я мечтаю о власти, но кроме того я мечтаю и о справедливости. Я считаю несправедливым, что рыцари относятся к нам, травоедам, как к безмозглым животным, не владеющим речью. По-моему, каждый человек имеет неотъемлемые права, предоставленные ему тем фактом, что он вылупился из человеческого яйца, а не из тунцовой икры.

– И не из акульего яйца, – добавила Зорька.

Сантьяга недовольно поморщился.

– Прости, – сказал он. – Да, я сказал глупость, я еще раз признаю это. Но ты тоже должна признать, что не так много акулов заслуживают того, чтобы относиться к вам, как к людям.

– Таких травоедов тоже немного, – заявила Зорька. – Однако ты решил поднять восстание. И что, я, по-твоему, должна поднять восстание акул?

– Не придирайся к словам, – сказал Сантьяга. – Каждый может случайно ляпнуть глупость, я признал, что был неправ, так давай отложим этот вопрос в сторону и вернемся к основной теме нашей беседы. Почему ты считаешь, что травоеды недостойными быть равными рыцарям? Потому что со времен Блейза и Луиса было иначе? Ну так раньше многое было иначе. Раньше чудесные предметы не падали с неба, вулканы не взрывались и рыцари не убивали рыцарей каждый день целыми восьмерками. Мы привыкли считать мир неизменным, но Джа показал нам, что мы ошибаемся, что мир меняется. События, что происходят вокруг нас в последние восьмерки дней, неужели ты считаешь, что они происходят сами по себе, без вмешательства творца океана? Нет! Джа долго не вмешивался в бытие сотворенной им вселенной, но это время прошло. Джа дает знаки, и эти знаки говорят, что Джа на моей стороне.

– Нет, я больше не могу это терпеть, – произнес кто-то за затылком Сантьяги, совсем рядом.

Сантьяга вздрогнул, его сердце пропустило удар, а разум наполнился ужасом. Он так увлекся беседой с Зорькой, что совсем не смотрел по сторонам. Кто угодно мог подкрасться к нему незамеченным! Сантьяга потянулся к мечу в чехле, но отдернул руку, потому что понял, кому принадлежит услышанный им голос. Против небесного меча Роланда костяной меч бессилен, а вот камень-василиск…

Сантьяга запустил руку в веревочную сумку, сразу двумя присосками нащупал небесный камень, его необычную, удивительно гладкую поверхность, и ощущение ее текстуры стало последним ощущением в жизни Сантьяги. Меч Роланда рассек его тело пополам сверху донизу, за первым ударом последовал второй, а затем третий. Четвертого удара не последовало, потому что к этому времени останки Сантьяги уже успели разлететься в стороны, и рубить стало нечего. Камень-василиск устремился к земле, Роланд проводил его рассеянным взглядом.

– Жалко Сантьягу, – сказал Роланд. – Хороший был парень, жаль, что его так переклинило на правах человека.

Зорька шевельнула жабрами, издав горестный вздох.

– Я пыталась переубедить его, – сказала она. – Жаль, что у меня ничего не вышло.

– Мы сделали что могли, – сказал Дейкстра, приплывший вместе с Роландом. – Но такого безобразия, – он указал на травоедов, столпившихся внизу, – допускать нельзя.

К этому времени кровавое облако широко расползлось в воде, раздражая жабры и затуманивая зрение. Роланд взмахнул мечом, сбрасывая с лезвия кровяные капли и кусочки человеческого мяса, и убрал меч в чехол. Перевернулся вниз головой, опустился вниз на восемь рыцарских размахов рук, и вышел из облака кровавой мути. Дейкстра последовал его примеру, Зорька тоже опустилась ниже, но не напрямую, а описав широкую наклонную дугу, как обычно делают акулы.

Телохранители покойного Сантьяги по-прежнему стояли, образуя правильный круг, внутрь этого круга постепенно оседали останки Того, Кто Грянул. Руки, фрагменты туловища и отрубленная голова уже лежали на дно, а лепестки мантии еще опускались, колеблемые течением. Пройдет несколько минут, плоть травоеда наполнится пузырями смерти, и Сантьяга отправится в свое последнее путешествие. Интересно, какая посмертная судьба уготована тому, чье тело попадает в страну мертвых не единым куском плоти, а в виде множества мелких фрагментов?

Дейкстра вспомнил, как Роланд обещал леди Джейн позаботиться о Сантьяге. Строго говоря, Роланд действительно позаботился, Сантьяга действительно занял подобающее место в травоедском обществе, вот только оно оказалось совсем не тем, которое подразумевала Джейн. Интересно, можно ли считать, что Роланд нарушил обещание, данное творцу вселенной, вещавшему антенной пророчествующей матери? И творец ли вещал этой антенной? Если не знать заранее, что пророчества матерей носят божественную природу, можно подумать, что разум не вполне вернулся к леди Джейн, что она сама не понимала, что говорит. Но если знать все предания…

В этот момент в голове мудреца сформировалась мысль, которая его испугала. Он привык полагать древние предания истинными, но что, если они лгут? Если человеческий род вовсе не сотворен всемогущим всеблагим Джа, а возник сам по себе, если Джон и Дейзи были порождением не Джа, а каких-то диких полуразумных существ, наподобие длинноруких великанов? Если в преданиях нет сверхестественных откровений, а есть только знания, которые мудрецы прошлого передавали будущим поколениям в такой необычной обертке? Если во всех чудесах, описываемых в преданиях, нет ничего чудесного, а есть только умолчания, преувеличения и кое-где прямая ложь, добавленная для красоты повествования? Что, если жизнеописания древних героев возникали примерно так же, как из антенны Дейкстры вышло повествование о подвигах Роланда? Дейкстра обдумывал эту идею и так, и эдак, и не находил в ней внутренних противоречий. Только одно соображение мешает принять ее сразу и целиком. Непонятно как жить, если нет воли и заветов Джа, если ничто не придает смысл однообразному существованию, тянущемуся изо дня в день, из поколения в поколение.

– О чем задумался, Дейкстра? – спросил Роланд.

– Кажется, я понял, о чем думал Ахо Мудрый, когда говорил, что во многих знаниях много печали, – ответил Дейкстра.

Роланд непонимающе хмыкнул. Дейкстра не стал ничего объяснять. Незачем делить свою печаль с другом, она от этого не уменьшится.

– Однако надо довести дело до конца, – сказал Роланд и завопил, обращаясь к травоедам внизу: – Эй вы, придурки! Кладите камни-василиски на землю и убирайтесь прочь, пока живы! И не попусти Джа кому-нибудь прибрать камень с собой, зарублю на месте!

Травоедов не пришлось долго упрашивать, приказ короля они выполнили мгновенно и точно. Тринадцать камней-василисков лежали на песке, образуя правильный круг, а воины-травоеды, только что угрожающе направлявшие их в небо, разбегались со всех рук в разные стороны. Гм… воины-травоеды… подумается же такое…

– А может, порубить их всех? – задумчиво произнес Роланд, обращаясь непонятно к кому. – Чтобы неповадно было рассуждать о всяких правах общечеловеческих. Чтобы знали свое травоедское место и даже не думали противиться королевской власти.

– Не надо, Роланд, – сказала Зорька. – От тебя и так слишком много крови и смерти. В преданиях тебя будут звать Роланд Убийца. Или даже Роланд Барракуда.