Сицилия. Сладкий мед, горькие лимоны - Мэтью Форт

Для приготовления восьми-десяти порций потребуется:

500 г говяжьих легких

1 говяжья селезенка

2 зубчика чеснока

100 г свиного жира

соль

перец

Бланшировать легкие и селезенку в соленой воде. Хорошо высушить и нарезать. Очистить чеснок.

Нагреть свиной жир в сковороде и жарить легкие и селезенку вместе с чесноком на маленьком огне в течение получаса. Потроха готовы.

Посолить и обязательно поперчить.

Для приготовления четырех порций потребуется:

4 крупные неочищенные картофелины

4 очень спелых томата

1 красная луковица

2 пучка сельдерея

100 г зеленых оливок

40 г соленых каперсов

1 чайная ложка сухого майорана

банка макрели в масле

оливковое масло «Extra Virgin»

соль

перец

Сварить картошку «в мундире». Остудить, очистить и нарезать кубиками. Очистить томаты, удалить семена и нарезать крупными кусками. Мелко нарезать лук и сельдерей. Смешать картошку, томаты, лук и сельдерей с оливками и каперсами. Посыпать майораном. Слить масло с макрели, подсушить ее, размять и выложить поверх овощей. Приправить таким количеством масла, какое вы считаете необходимым, посолить и поперчить.

Глава 12

Хорошее начало — половина дела

Палермо — Реитано — Джойоза-Мареа

В тот день я долго пробыл в седле — или мне это показалось? — направляясь вдоль побережья на восток. Должно быть, мое ощущение каким-то образом связано с раздражением, нараставшим во мне с каждым часом. У рюкзака, так удачно помещенного между коленями, появилась необъяснимая и приводившая меня в ярость привычка в критические моменты съезжать набок и вываливаться из скутера.

И потом, эта не поддающаяся описанию неадекватность и общая бестолковость дорожных знаков! На ум пришла легенда о том, как жители одного городка в Кенте во время Второй мировой войны убрали все дорожные знаки, чтобы в случае вторжения немцы не знали, в какую сторону им идти. Власти города Виллабате, одного из городов-спутников Палермо, через который мне нужно было проехать, чтобы оказаться на приморской дороге, изощреннейшим способом усовершенствовали эту практику. В какой-то момент, когда я точно следовал знакам, указывающим на Багерию, я обнаружил, что едва не врезался встройку.

Этот эпизод вызвал вполне понятное удивление строителей: им явно не часто приходится видеть сверкающую перегруженную «Веслу», а на ней — тучного, потного англичанина, из шлема которого доносились проклятья. Они еще больше развеселились, когда при попытке развернуться мой рюкзак, зажатый между коленями, выскользнул и в энный раз за день театрально плюхнулся на землю.

И когда наконец мне с большим трудом удалось выехать на правильную дорогу, мои разочарования не закончились: я увидел пыльную, унылую, удручающую Виллабате и другие подобные ей деревни. К тому же там творилось невероятное — настоящие гонки, наиболее опасными участниками которых, как всегда, были скутеры: они появлялись возле моего плеча именно в тот момент, когда я собирался совершить какой-нибудь маневр. Но были еще и припаркованные вторым рядом автомобили, и автомобили, припаркованные под углом сорок пять градусов к тротуару, что заставляло меня резко тормозить и останавливаться.

Однако мне все-таки удалось вырваться из этой городской суеты. Дорога плавно поворачивала то влево, то вправо, изящно повторяя береговую линию. Сверкало солнце. Слева от меня мерцало и блестело море. За оградами поднимались опунции и внезапно возникали синие плюмажи и боа роскошной бугенвиллеи.

Дай мне жизнь, что я люблю.Пусть река течет лишь рядом.Дай мне неба синевуИ дорогу ту, что надо.[62]

Так писал Роберт Льюис Стивенсон в своих «Песнях странствий». О да, я полностью согласен с ним, но не во всем. «Ночевать в кустах под звездным небом и размачивать хлеб в реке» — с этими его словами я никак не могу согласиться. Я сам никогда не мог отказаться ни от приличного отеля, ни от вкусного обеда.

Я без больших проблем миновал Фикарацци, Портичелло, Санта-Флавию, Сан-Никола Л'Арена и Трабию. Я проехал мимо Багерии и виллы Палагония, которую так ненавидел Гёте; мимо Ла-Кертоза и муниципальной Галереи современного искусства, в которой находится коллекция картин Ренато Гуттузо. Я поприветствовал взмахом руки раскопки в Солунто и не стал купаться в минеральных источниках Термини Иммерезе.

Неожиданно погода изменилась. Сперва потемнело и похолодало, а потом пошел дождь. Сначала это были отдельные редкие капли, потом они заметно участились, и наконец начался настоящий южный дождь, первый за шесть недель моего пребывания на Сицилии. Очень жаль, потому что, если верить путеводителям, передо мной лежала идиллическая дорога, по одну сторону которой плескалось Тирренское море, а по другую поднимались величественные горы. В нынешней ситуации мне вообще будет трудно удержаться на трассе. Дождь превратился в ливень, к тому же поднялся сильный ветер, который словно задался целью скинуть меня со скутера. Поразительно, как подобные вещи приобретают личностную окраску.

Я вспомнил, как отреагировал мой брат Том, когда я сообщил ему о подобной неприятности, случившейся во время моего первого путешествия: «Выше голову, Мэтти. Трудности закаляют». Чушь собачья, подумал я тогда. Я никогда не был сторонником тезиса «кто не рискует, тот не пьет шампанского» и не искал трудностей. Всегда с радостью готов поменять даже самую маленькую неприятность на океан тоскливой обыденности.

Тем временем мы продолжали сражаться, «Моника» и я, именно сражаться, промокшие насквозь, замерзшие и несчастные. Ни дождь, ни ветер не собирались стихать, когда мы свернули с прибрежной дороги и стали подниматься все выше и выше, к величественному парку Неброди. Наконец я въехал в Реитано, остановился и припарковал «Монику» у дороги. Я очень замерз, промок до нитки и был сыт по горло дорожными впечатлениями. На противоположной стороне дороги припарковался грузовик. Сидевший за рулем мужчина опустил стекло и что-то крикнул мне.

— Что? — переспросил я.

— Задняя шина, — повторил он. — Ты проколол заднюю шину.

Он был прав. Я едва не расплакался.

На следующий день, примерно в половине пятого, устроившись на клевере под старой оливой и положив голову на корень подходящей формы, я собирался уснуть под голоса и смех собравшихся за столом.

Я познакомился с Нато Саньедольче на дегустации меда в Сиракузе. У него была фигура медведя и доброе серьезное лицо. «Когда приедете в Неброди, — предложил он мне тогда, — поменяйте, и я покажу вам все, что вас интересует». Я поймал его на слове, и именно его манящее приглашение косвенным образом виновато в том, что теперь я лежал в коматозном состоянии под оливковым деревом.