Россия: Подноготная любви. - Алексей Меняйлов

- настоящее,

- ближайшее будущее,

- Второе Пришествие,

- Третье Пришествие.

И истреблены будут высоты Авена - грех Израиля; терние и волчцы вырастут на жертвенниках их, и скажут они горам: "покройте нас", и холмам: "падите на нас!-

(Ос. 10:8)

И цари земные и вельможи… говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?

(Откр. 6:15-17)

Всякий человек склада Симона любит прямое недвусмысленное слово, без всяких "ласкательств", которые суть лизоблюдство и обман, с помощью которого подчиняют и поднимаются по ступеням иерархии. Подхалимством и лестью, в противоположность людям типа Симона, особенно грешат те, кого снедает жажда популярности (список органов тела дракона устоявшихся профессий огромен, упомянутые авторы "дамских романов" и фарисеи любой национальности - лишь два постоянно действующих органа). И вот наконец-то в своей жизни Симон услышал слово мужчины, не боящегося и не стесняющегося называть вещи своими именами, услышал правду.

Сказано было предельно отчетливо: гореть вам в озере огненном, послушные своим царям зеваки, отцы которых не понимали пророков и их убивали!

В этих словах угадывалась и судьба тех, кто с толпой не совмещался: ищущим стать личностью все Пришествия Истины - в радость.

Такой лаконичной проповеди о неизбежных Пришествиях Симону, обладателю мозолистых рук, оказалось вполне достаточно.

И Симон не единственный.

Я знаком с сыном итальянца, пожелавшего после Великой Отечественной остаться навсегда в разоренной России. Сын еще молодым, вполне типичным парнем работал на обжиге извести. Известковая печь обычно представляет собой круглую вертикальную печь-яму, для удобства загрузки и выгрузки вкопанную в обрыв над рекой или озером, диаметром метров в шесть-семь, выложенную огнеупорным кирпичом. Топливо и известняк загружают сверху простейшим способом, просто ссыпая их в яму сверху. Готовую продукцию выгребают снизу, под обрывом, там делается стальная заслонка. Когда идет обжиг, то печь-яма работающими наверху воспринимается как сплошное море все испепеляющего огня - ни дать ни взять озеро огненное, то самое, с которым в "Апокалипсисе" сравнивается смерть вторая (Откр. 20:14): от попавшего в это озеро не остается ничего - даже памяти. Насчет "ничего" образ вполне верный - кости упавшего случайно в эту яму человека будут пережжены в россыпь извести, неотличимую от извести, получаемой из известняка.

Так вот, этот молодой человек работал наверху, как раз у края ямы. То ли он не выспался, то ли не проспался и потому плохо контролировал свои движения, то ли он споткнулся, а может так было надо, но он оступился и начал, как в жутком сне, проваливаться вниз, вниз, в огонь…

Казалось, гибели не избежать, ан - нет. Успел-таки оказавшийся рядом (случайно?) человек извернуться и перехватить падающего - за шиворот! И в таком положении, еще не выпуская из руки воротника парня, на краю озера огня, рассказал ему и про Второе, и про Третье Пришествие Христа, и про Первое тоже (все это происходило в коммунистические времена, за такие слова можно было загреметь котелком по зоне, но это не останавливало - и гремели), про смерть временную до дня Воскресения и смерть вечную, про огненное озеро и жизнь вечную.

Парень оказался сообразительным не меньше Симона - ему хватило. Он больше не умножал на своем теле татуировок и к бутылке больше не прикладывался. Теперь он христианин нашей Церкви. Невидимой и неиерархичной.

А не совмещающемуся с толпой Симону хватило слов даже более лаконичных… Правда, и на воротнике (опять - воротник! детей обычно за ворот хватают, когда те нетвердо шагают), и на плечах его остался след крови - ему родной…

***

Такова седая от древности история обращения человека, долго о своем обращении не ведавшего и многие годы себя до конца не осознававшего. История самая, наверное, из всех евангельских биографий потрясающая - своей насыщенностью образами запредельного психологического и духовного воздействия.

Не случайно ее Сам Иисус "приберег" к концу, к последним минутам Своего земного служения. Тем минутам, которые Его последователи будут вспоминать во всех подробностях.

Ввиду важности этого эпизода, отчетливости, с которой Христос противостал толпе, столь совместимой с фарисеями и торгашеской психологией, стоит ли удивляться, что умеющие быть популярными столетиями о Симоне Киринеянине внушали, что, дескать, и известно о нем мало, и человек он на пути Христа к Голгофе случайный. Откройте популярные комментарии, убедитесь…

Но Симон - человек далеко не случайный, и рассказано о нем много.

Один только Лука (обращенный из язычников) привел слова Христа, обличившего рыдающих женщин - он знал нужды тех, для кого писал. И знал их способность видеть и увиденное понимать.

Красиво, глубоко, но лаконично рассказана история жизни Симона евангелистом Марком:

"И заставили проходящего некоего Киринеянина Симона, отца Александрова и Руфова, идущего с поля, нести крест Его".

Можно ли еще короче пересказать жизнь человека?

Можно. И это сделал евангелист Матфей.

"Встретили одного Киринеянина… сего заставили нести крест Его".

До встречи, Киринеянин!

Глава двадцать четвертая.ГРЫЗНЯ ВНУТРИ СТАИ - ОДИН ЕДИНСТВЕННЫЙ СЛУЧАЙ(Синкретический подход - совмещение биологического, исторического и теологического подходов)

Цитированный выше (в "Биологическом подходе") лауреат Нобелевской премии Конрад Лоренц со ссылкой все на того же Штайнигера пишет о том, что грызня внутри стаи крыс возможна, но только в одном единственном случае!

Это принципиально важный случай, который в силу своей единственности позволяет решать и обратную задачу: из того, что внутри стаи крыс, обычно живущей по принципам сектантски понятого "христианства", началась грызня, следует, что в ее жизни появился новый фактор!

То, что делают крысы, когда на их участок попадает член чужого крысиного клана - или он подсаживается экспериментатором, - это одна из самых впечатляющих, ужасных и отвратительных вещей, какие можно наблюдать у животных.

Чужая крыса может бегать с минуту или даже больше, не подозревая об ужасной судьбе, которая ее ожидает, и столь же долго местные крысы могут заниматься своими обычными делами, - до тех пор, пока наконец чужая не приблизится настолько, что ее, чужую, хотя бы одна учует. Тогда она вздрагивает как от электрического удара, и в одно мгновение вся колония (курсив наш. - А. М.) оказывается поднятой по тревоге посредством передачи настроения. (У серых крыс передача настроения осуществляется лишь выразительными движениями, а у черных - еще и резким, сатанински-пронзительным криком, который подхватывают все члены стаи, услышавшие его.) От возбуждения у них глаза вылезают из орбит, шерсть встает дыбом, - и крысы начинают охоту на крысу. Они приходят в такую ярость, что если две из них (своих!) натыкаются друг на друга, то в первый момент обязательно с ожесточением кусаются. "Они сражаются в течение трех-пяти секунд, - сообщает Штайнигер, - затем основательно обнюхивают друг друга, сильно вытянув шеи, и мирно расходятся. В день травли чужой крысы все члены стаи относятся друг ко другу раздраженно и недоверчиво". Очевидно, что члены крысиного клана узнают друг друга не персонально, как, скажем, галки, гуси или обезьяны, а по общему запаху, точно так же, как пчелы и другие общественные животные.

Как и у этих насекомых, можно в эксперименте поставить на члена крысиной стаи штамп ненавистного чужака, и наоборот - с помощью специальных мер придать чужой крысе запах стаи. Когда Эйбл брал животное из крысиной колонии и пересаживал его в другой вольер, то уже через несколько дней, при возвращении в прежний загон стая встречала его как чужого. Если же вместе с крысой он брал из загона почву, хворост и т. д. и помещал все это на пустое и чистое стеклянное основание, так что изолированный зверек получал с собой приданое из таких вещей, которые позволяли ему сохранить на себе запах стаи, то такого зверька безоговорочно признавали членом стаи даже после отсутствия в течение недель.

Поистине душераздирающей была участь одной черной крысы, которую Эйбл отсадил от стаи без травы и т. д., а затем вернул в загон в моем присутствии. Этот зверек очевидно не забыл запах своей стаи, но не знал, что сам он пахнет по-другому. Поэтому, будучи перенесен в прежнее место, он чувствовал себя совершенно надежно, он был дома, так что свирепые укусы его прежних друзей были для него совершенно неожиданны. Даже после нескольких серьезных ранений он все еще не пугался и не пытался отчаянно бежать, как это делают действительно чужие крысы после первой же встречи с нападающим членом местного клана. Спешу успокоить мягкосердечного читателя, сообщив ему, что в том случае мы не стали дожидаться печального конца, а посадили подопытного зверька в родной загон под защиту маленькой проволочной клетки и держали его до тех пор, пока он не возобновил свой "запах-паспорт" и не был принят в стаю.