Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт - Ирвинг Стоун

Джесси так соскучилась по дому, что по ее щекам непроизвольно потекли слезы. Не будут ли ее порицать, если она позволит убедить себя, что нет смысла ехать в Сан-Франциско? Верно, она обещала встретить там мужа, но если он не в состоянии добраться до Сан-Франциско, если он сейчас на пути в Сент-Луис, какой смысл ей ехать туда? Зачем рваться в такое трудное путешествие? У них нет никакой возможности связаться друг с другом, сообщить, следует ли ей вновь отправиться в Панаму, либо Джон приедет к ней летом по суше. В лучшем случае ее ждут сумятица, душевные страдания и новые месяцы разлуки.

Джесси поднялась с кресла и вышла на балкон. На свежем воздухе она почувствовала себя бодрее. Соборная площадь опустела, и, глядя на шпиль собора, блиставшего восточной роскошью, она чувствовала себя отчаянно одинокой, ей так захотелось, чтобы ее обняли руки мужа, и она знала, что не может вернуться в Нью-Йорк. Ведь она не сказала: «Я встречу тебя в Сан-Франциско, если позволят обстоятельства», или «При условии, что буду уверена в твоем пребывании там, чтобы встретить меня», или «Если доберусь туда». Она обещала безусловно, а обещания должны выполняться, какими бы они ни были — трудными или легкими. Если она выполнит это обещание при таких почти невероятных обстоятельствах, тогда не только Джон будет знать, что она всегда выполняет обещания, но и она сама будет знать, что умеет их сдержать.

Джесси закончила укладывать вещи. Мадам Арс пришла в ее спальню, довольная тем, что наконец-то Джесси приедет в собственную страну и окажется среди своих людей. Джесси обняла пожилую женщину и нежно прошептала:

— Если бы не вы, я скончалась бы здесь. Чем могу я отплатить за вашу доброту?

Мадам Арс ответила с улыбкой:

— В испанском языке нет слова «отплатить».

Они все еще бормотали любезные слова друг другу, когда с улицы послышался шум. Из Чагреса прибыла новая группа американцев. С этой группой был доставлен тщательно охранявшийся почтовый мешок Соединенных Штатов, предназначенный для Сан-Франциско. Часть почты, несомненно, адресовалась американцам, застрявшим в Панама-Сити на несколько месяцев.

Отвечавший за доставку почты передал мешок американскому представителю в Панама-Сити — американскому консулу, который был обязан отправить почтовый мешок с первым судном в Сан-Франциско. Когда американцы узнали, что прибыла почта, они ворвались в консульство, требуя, чтобы консул открыл мешок. Джесси бросилась через двор и присоединилась к возбужденной группе перед зданием консульства. Консул твердил:

— Я не хочу нарушать правила. Мешок запечатан. Его нельзя открывать до прибытия в Сан-Франциско. Разве вы не видите пометку: «Место назначения — Сан-Франциско»? Я не уполномочен…

Американцы не намеревались ждать несколько недель писем от своих родных, пока запечатанный мешок будет плыть вместе с ними до Сан-Франциско.

— Мы возьмем на себя ответственность! — кричали они. — Мы подпишем петицию! Каждый из нас распишется за письма!

Если Джон спустился с гор живым, то в этом мешке будет письмо от него. Джесси была уверена, что в мешке есть такое письмо, и она была полна решимости получить его. Она протиснулась через толпу. Мужчины кричали:

— Вот миссис Фремонт! Она хочет получить сообщения от полковника. Вскройте этот окаянный мешок и дайте нам нашу почту!

Консул посмотрел в последний раз на лица мужчин, затем взглянул в глаза Джесси и быстро проговорил:

— Хорошо, но я не возьму на себя ответственность. Я не вскрою мешок. Выбирайте комитет, и пусть комитет возьмет ответственность на себя.

Мешок был вскрыт до того, как консул сказал последнее слово. Кто-то крикнул: «Вам, миссис Фремонт!» Сквозь слезы Джесси увидела адресованный ей толстый конверт из Таоса, надписанный рукой ее мужа, и другой — от отца из Вашингтона. Она спотыкаясь пробежала площадь, вбежала наверх, вскрыла конверт Джона и прочитала:

«Таос, Нью-Мехико

27 января, 1849 год

Моя дорогая женушка!

Пишу тебе из дома нашего доброго друга Кита Карсона. Сегодня утром мне принесли чашку шоколада прямо в кровать. Смакуя эту роскошь, я наслаждался, представляя себе твою благодарность за заботу Кита обо мне. Если бы ты увидела, как он старается ублажить меня…»

Дальше она не могла читать: слезы падали на знакомое и такое дорогое чистописание. Он в безопасности! Он не погиб в снегах! Если бы она поддалась собственной слабости, уступила настояниям лейтенанта Биля, то разминулась бы с этим почтовым мешком по пути в Горгону и не знала бы до Нью-Йорка, жив ли муж.

Джесси вытянулась на шезлонге, спрятав лицо в его чехол; она не могла ни думать, ни читать, чувствуя лишь всепоглощающее облегчение: он в безопасности. Спустя некоторое время она вновь взялась за письмо. К нему были приложены десять листов рукописи. Джон составил ее в виде дневника, явно желая, чтобы его записи явились для нее докладом о болезненных и трагических событиях четвертой экспедиции. Кровь отливала от лица Джесси по мере чтения: одиннадцать человек из тридцати трех погибли, умерли от стужи и голода или умопомешательства в походе. Те же, кому удалось спастись, превратились в бледные тени, а половина лишилась рассудка от мук и страданий. Каждый в группе осуждал, критиковал и возненавидел других. Джон осуждал Уильямса за трагедию, Уильямс осуждал Джона за вмешательство, за выбор непроходимой дороги. Джона осуждали за то, что он приказал спасать багаж, вместо того чтобы спасаться самим, а это привело к потере, возможно, девяти жизней. Уильямса, вышедшего с группой за помощью, обвиняли в каннибализме. Уильямс и его спутники осуждались за то, что, выйдя из гор, не вернулись назад, чтобы спасти оставшихся. Джон спасся благодаря тому, что встретил сына индейского вождя, с которым подружился за год до этого. Он добрался до дома Кита Карсона, еле волоча обмороженную ногу, страшный, как огородное пугало, больной телом и с отчаянием в душе.

И все же, несмотря на эти бедствия, он заканчивал письмо на радостной ноте, утверждая, что экспедиция была удачной: он многое узнал о горном районе, был убежден, что рядом может быть найден перевал для железной дороги и когда-нибудь при более благоприятных условиях он найдет его.

«Когда я думаю о тебе, тепло согревает мое сердце, омоложает его как хорошее лекарство, и я забываю о боли и уповаю на будущее. Мы, дорогая женушка, еще насладимся вместе покоем и счастьем, а они для меня теперь почти равнозначны. Я частенько рисую себе приятные картинки счастливого дома, который у нас будет, и особенно часто и с огромным удовольствием я вижу нашу библиотеку, с ярким огнем в камине в дождливый бурный день, при светлой погоде — большие окна, выходящие на море. Все это врезалось в мое сознание».

Она была права, восторженно подумала Джесси. Она осталась верна своему обещанию, и они встретятся в Сан-Франциско!

Но когда? Он написал письмо, находясь в постели, не способный двигаться. В Калифорнию невозможно попасть иначе как пешком или верхом на лошади, а он не может предпринять опасное путешествие нездоровым. Сколько времени потребуется для поправки? Вероятно, месяцы. Возможно, он никогда не поправится! Она знала мужчин пограничных районов, обмороженные ноги которых пришлось ампутировать. Если нога Джона не поправится, ему потребуется медицинская помощь. Если ее невозможно обеспечить в Таосе, Кит Карсон должен будет отвезти его в госпиталь в Сент-Луисе. Да, она встретит мужа в Сан-Франциско, но когда?

Джесси вскрыла конверт от отца. Он писал о плохих известиях относительно экспедиции и приложил свою статью, написанную для восточных штатов. Он сообщил ей о болезни ее мужа, находящегося в Таосе, описал состояние его ноги. Он был полностью уверен, что Джон не сможет сделать переход в Калифорнию, не поставив под угрозу свою жизнь. Отец писал дочери, что посылает депеши в Таос, требуя, чтобы Джон вернулся в Сент-Луис так быстро, как позволит его здоровье, и что он с такой же настойчивостью требует, чтобы его дочь вернулась в Нью-Йорк, оттуда она сможет выехать в Сент-Луис для встречи с мужем.

Джесси отложила в сторону письмо и уставилась в высокий потолок спальни мадам Арс. Да, ее отец требовал, чтобы Джон вернулся в Сент-Луис, как лейтенант Биль советовал ей возвратиться в Нью-Йорк. Какой бы надломленной она ни была, она отказалась повернуть назад. Как бы ни был болен Джон, он не отступит назад.

Матрос с парохода «Панама» постучал в дверь мадам Арс и сообщил ей, что капитан приглашает миссис Фремонт с дочерью подняться на борт. Два парня-индейца подтащили к берегу ее багаж. На небольшой лодке их подвезли к борту судна, а затем подняли лебедкой на палубу в неком подобии деревянного корыта. Ее приветствовал капитан Шенк. После высадки Джесси в Чагресе «Панама» вернулась в Нью-Йорк, а теперь совершила плавание вокруг мыса Горн с пассажирами, направлявшимися в Калифорнию. Глядя на сотни американцев, сгрудившихся на каждом свободном клочке, Джесси спросила: