Миры Джона Уиндема, том 5 - Джон Уиндем

Она замолчала и внимательно посмотрела на меня. Потом заметила:

- Я думаю, что, пожалуй, встреча с вами - это одно из самых интересных событий в моей довольно долгой жизни... Но ваш бокал пуст, дорогая.

- Перемещение личности, - задумчиво повторила я, протягивая Лауре свой бокал, - неужели это на самом деле возможно?

- В отношении _в_е_р_о_я_т_н_о_с_т_и_ такого явления никаких сомнений нет. Те случаи, о которых я вам рассказала, полностью подтверждают это.

- Я допускаю такую возможность, - согласилась я, - но кошмарный характер всех моих так называемых "фантазий"... Вот вы, например, мне кажетесь совершенно нормальной, но сравните меня и вашу прислугу, например, - полная несуразица! Мне _к_а_ж_е_т_с_я_, что я сижу здесь и разговариваю с вами, но это не так на самом деле, и где же я тогда вообще?

- Я так много копалась в истории, - сказала Лаура, - что могу лучше, чем кто-либо другой, понять, насколько нереальным вам кажется наш мир. Вы когда родились?

Я назвала год и число. Она на минуту задумалась.

- Хм, это, должно быть, во времена Георга VI - но вы, конечно, не помните Вторую мировую войну?

- Нет, - согласилась я.

- Но, может, вы помните коронацию следующего монарха? Кто это был?

- Елизавета - Елизавета Вторая. Моя мама взяла меня тогда посмотреть на торжественную процессию по этому поводу.

- Вы помните какие-нибудь подробности?

- Нет, ничего, кроме того, что весь день шел сильный дождь.

Мы продолжали разговор в том же духе еще некоторое время, затем Лаура улыбнулась мне ободряюще и сказала:

- Ну, я думаю, нам больше нет нужды обсуждать достоверность ваших воспоминаний. Я сама слышала об этой коронации - из вторых уст, конечно. Все, что происходило в Вестминстерском аббатстве в то время, должно было представлять собой прекрасное зрелище! - она задумалась и вздохнула.

- Вы были очень терпеливы со мной, дорогая, - продолжила она, - и, безусловно, заслужили, чтобы и вам, наконец, рассказали кое-что. Но приготовьтесь услышать некоторые, довольно неприятные, вещи.

- Мне кажется, что после тридцати шести часов, проведенных здесь, меня уже ничто не может испугать - у меня выработался какой-то "иммунитет", что ли, - заметила я.

- Сомневаюсь, - сказала она, взглянув на меня с серьезным выражением лица.

- Ну, рассказывайте же, объясните мне, пожалуйста, все, если можете.

- Давайте-ка я налью вам еще вина, тогда вам легче будет перенести самый трудный момент в моем повествовании.

Она наполнила наши бокалы и начала:

- Что больше всего поражает вас здесь?

Немного подумав, я сказала:

- Но тут так много странного...

- А может быть, тот факт, что вы до сих пор не встретили ни одного мужчины?

Я задумалась и вспомнила удивленный вопрос одной из мамаш: "А что такое мужчина?"

- Безусловно. Но куда же они все подевались?

Она печально покачала головой:

- Их просто больше нет, дорогая. Они больше не существуют - вот и все.

Я в ужасе уставилась на нее. Выражение ее лица оставалось совершенно серьезным и сочувствующим. На нем не было и следа притворства или обмана, в то время как я пыталась осознать это сообщение.

Наконец, немного овладев собой, я воскликнула:

- Но это же невозможно! Где-нибудь должны были сохраниться хотя бы единицы, иначе... иначе, как же вы умудряетесь, то есть... - Я запуталась и сконфузилась.

- Конечно, вам это все кажется невероятным, Джейн, - можно я буду вас так называть? - сказала она. - Но за всю свою долгую жизнь, а мне уже скоро стукнет восемьдесят, мне не привелось видеть ни одного мужчины, разве что на старых фотографиях и картинках... Пейте херес, дорогая, вам будет легче все это выслушивать. Я отчасти понимаю, что вы сейчас чувствуете. Ведь я изучала историю не только по книгам. Когда мне было лет шестнадцать-семнадцать, я часто слушала рассказы моей бабушки. Ей было тогда столько же лет, сколько мне сейчас, но она еще хорошо помнила времена своей молодости. Я очень легко представляла себе места, о которых она говорила, но они были частью настолько чуждого мне мира, что не трудно было понять ее переживания. Когда же она вспоминала юношу, с которым была когда-то обручена, по ее щекам лились слезы, не только из сожаления о нем, но и обо всем прошлом мире, в котором она жила, когда была девушкой. Мне было очень жаль бабушку, но понять ее по-настоящему я не могла. Теперь, когда я прожила столько лет и начиталась всяких книг, я понимаю ее чувства немного лучше... А вы, дорогая, - спросила она меня с некоторым любопытством в голосе, - были ли вы обручены с кем-нибудь, или, может, даже выходили замуж?

- Да, я была замужем, но только недолго.

Она задумалась на минуту, затем сказала:

- Должно быть, это очень странно - принадлежать кому-то...

- Принадлежать?! - воскликнула я с удивлением.

- Ну, быть у кого-то в подчинении, - сочувственно пояснила она.

Я смотрела на нее широко открытыми глазами.

- Но... но это ведь было совсем не так! - запротестовала я. - Это было - не, как сказать... - но тут я замолчала, так как слезы уже навертывались мне на глаза. Чтобы переменить разговор, я спросила: - Но что же все-таки случилось со всеми мужчинами?

- Они вымерли. Заболели какой-то неизвестной болезнью, и никто не смог их спасти. В течение года с небольшим не осталось почти ни одного.

- Но после этого все должно было рухнуть?

- Конечно. В основном, так оно и случилось. Было очень плохо. Наступил голод. Больше всего пострадали промышленные районы. В более отсталых местностях женщины кое-как справлялись с примитивным сельским хозяйством, чтобы поддержать свое существование и существование своих детей, но более крупные предприятия остановились полностью. Не стало транспорта: кончился бензин; уголь не добывался. Хотя женщин на земле всегда было больше, чем мужчин, они, в основном, были потребительницами и покупательницами, поэтому положение было отчаянным, так как женщины почти ничего не умели делать сами - ведь они всегда вели паразитический образ жизни, как игрушки, принадлежавшие мужчинам.

Я попробовала протестовать, но Лаура отмахнулась от меня.

- Их нельзя в этом винить, - продолжала она, - ведь это явилось результатом длительного процесса, начавшегося на юге Франции еще в одиннадцатом веке. Романтизм родился как изящное и забавное времяпрепровождение имущих, неработающих классов. Постепенно он проник во все слои общества, но только в конце девятнадцатого века предприниматели обнаружили его потенциальные коммерческие возможности, а в двадцатом их стали, наконец, использовать.

В начале двадцатого века некоторые женщины начали вести полезный, интересный, творческий образ жизни, но это не устраивало коммерсантов: женщины были нужны им скорее как потребительницы, чем производительницы. Тогда романтизм и взяли на вооружение - как средство борьбы с дальнейшим прогрессом женской самостоятельности и как стимул расширенного потребления.