Гунны - Томас Костейн

— Времена изменились, — ответствовала Лаудио.

Ильдико помялась.

— Ты скоро выходишь замуж за Ранно?

Лицо старшей сестры полыхнуло румянцем.

— Откуда мне знать? Мое замужество в руках отца. Он мне ничего не говорил. Он не делится со мной своими планами. Это твоя привилегия. Возможно… — голос ее наполнила горечь, — он скажет тебе, каковы его намерения в отношении меня.

Дорогая сестра, почему ты так холодна и сурова? — воскликнула Ильдико. — Я всегда так любила тебя! Я надеялась, что ты обрадуешься, увидев меня, но теперь мне ясно, что мое возвращение тебе не по душе.

Ты приехала не для того, чтобы повидаться со мной. Но, раз уж ты здесь, я дам тебе совет. Держи волосы под этой черной тряпкой. Не тряси своими желтыми патлами перед нашими людьми. Ты, должно быть, знаешь, что армии Аттилы отступают. Приехав сюда, ты сама отдала себя в его руки.

Лаудио повернулась в направилась в темную прихожую, где стоял Николан. Поравнявшись с ним, остановилась, посмотрела на него, нахмурилась. Затем, не сказав ни слова, проследовала дальше.

«Боюсь, она начинает догадываться, кто я такой», — подумал Николан.

Бастато подошел к Николану и извиняющимся тоном сказал, что спать ему придется в одной комнатушке с двумя слугами госпожи Евгении.

— Священник из Фурле прибыл раньше вас с восемью сопровождающими, — объяснил Бастато. — Десятерым нашим работникам придется спать под столом. Служанки пойдут на конюшню и проведут ночь на сеновале.

Во время разговора Бастато пристально вглядывался в Николана, словно знал, кто скрывается за личиной миссионера. Впрочем свои выводы он оставлял при себе. А может, Ильдико ввела его в курс дела.

Двое слуг уже спали на брошенных на пол охапках сухой травы, наполняли комнату храпом. Подушку заменяло бревно. Николан устроился рядом с ними, но еще долго лежал без сна.

Тропа, уходящая от лугов, взбегала на склон холма и оканчивалась в роще высоких деревьев. Николан с самого рассвета сидел на ветви у вершины одного из них. Со своего «насеста» он видел землю, по праву принадлежащую ему, и его глаза вбирали в себя зелень травы, на которой когда-то паслись лошади Ильдербурфов.

"Мне никогда не вернуть их, если я не пойду напролом, — мысль эта раз за разом приходила ему на ум. — Почему я должен возвращаться домой в чужом обличие, словно вор в ночи?

Усевшись по-удобнее, он вытащил из пояса маленькую бутылочку. Содержащаяся в ней жидкость снимала краску, и, не теряя времени, Николан начал энергично втирать ее в кожу лица, шеи, рук. Легкий теплый дождь, накрапывающий с утра, превратился в ливень, облака над головой заметно почернели, а ветер все сильнее раскачивал верхушки деревьев, грозя сбросить его на землю.

Вот тут он и заметил человека в длинном синем плаще и матерчатой шляпе, спешащего вверх по склону. Присмотревшись, Николан понял, что это Ильдико.

Не дойдя до первого дерева, девушка подняла голову, сразу нашла в листве Николана.

— Я подумала, что ты, скорее всего, здесь.

Николан искренне удивился.

— Когда я уходил, все еще спали. Только на кухне растапливали печь. Как ты догадалась?

Ильдико проследила взглядом за воронами, летящими к лесам Ильдербурфов.

— Маленькой девочкой я часто взбиралась на это дерево. Сидела и молилась о том дне, когда мы сбежишь из Рима и вернешься. Затем я шла домой и просила отца купить тебе свободу. Но он отвечал, что никто не знает, где тебя искать… Ты стер эту ужасную краску! — воскликнула она. — Я рада, хотя теперь Ранно узнает о твоем присутствии, — она по-прежнему не отрывала от него взгляда. — Как хорошо, что ты ничуть не изменился с того дня, когда внезапно появился рядом со мной и решил, что сможешь догнать меня, скачущую на Хартагере. Миссионером я тебе не воспринимала, — Ильдико хихикнула. — Ты напоминал мне одинокую печальную мартышку, грустящую о джунглях!

Николан спустился вниз, перехватывая ветви руками, совсем как упомянутое Ильдико животное. Вскоре он уже стоял перед девушкой.

— Я любил тебя всю жизнь! — вырвалось у него.

Ильдико не ожидала столь быстрого развития событий. Лицо ее залил румянец.

— Я влюбился в тебя с первого взгляда. Но ты тогда была совсем маленькой и, наверное, ничего не помнишь.

— Помню, — возразила Ильдико.

— Мой отец взял меня с собой, направляясь в гости к твоему отцу. Лет тогда мне было немного, и он полагал, что в своем возрасте я — лучший наездник. Но, спустившись с холма на луг, мы увидели крошечную фигурку на черном скакуне.

Ильдико кивнула.

— То был внук прежнего короля. Мы думали, что он станет новым королем, но скоро стало ясно, что ему не хватает скорости.

— Отец сказал мне: «Должно быть, это вторая дочь». И остановил лошадь. Едва ли ты была старше пяти лет, но ты вытворяла такое, на что я никогда бы не решился. Ты перепрыгивала высокие загородки и перелетала через широкие канавы. «Она едва вылезла из колыбели, — пробормотал отец и мрачно посмотрел на меня. — Сын мой, когда мы приедем, ты сразу спрыгнешь с лошади и не сядешь на нее до самого нашего отъезда. По возвращении домой, я сам займусь твоей подготовкой, — по его тому я понял, что он в глубокой печали. — В моей руке всегда будет хлыст. Я научу тебя скакать на лошади». Он не бросал слов на ветер. Он и его хлыст многому меня научили, — Николан помолчал. — Ты ничего этого не помнишь.

— Наоборот, помню, и помню все. Я увидела тебя и решила доказать, что достойна внимания, несмотря на юный возраст. Я еще подумала: "Это же сын Ильдербурфа. Неужели он думает, что может скакать как Роймарк? Но для меня ты выглядел таким большим и взрослым. Как ты, должно быть, ненавидел меня!

— Нет! — воскликнул Николан. — Раньше я никогда не видел девочку с золотыми волосами. И ты была в красных сапожках, таких маленьких, что они едва ли влезли бы на лапки котенка. Я тут же в тебя влюбился.

И с тех пор ты не выходила у меня из головы. Я думал о тебе днем, и ты снилась мне по ночам. Тебе это интересно?

— О, да. Очень интересно. Расскажи мне все-все-все.

— Когда ты мне не снилась, я скоро забывал свои сны. Но я помнил их с начала и до конца, как только в них появилась ты. Ты видишь цветные сны?

Ильдико насупилась.

— Цветные? Не знаю. Как-то не задумывалась над этим. Если я не ошибаюсь, сны у меня всегда серые и как бы подернуты дымкой.

— Вопрос этот часто обсуждался в Риме. Молодые патриции, стремящиеся завоевать расположение Аэция, приходили к нему в кабинет и старались произвести на него впечатление своей ученостью. Сидя в своем углу, я слышал все, что там говорилось. То была их любимая тема, и все они думали, что цветные сны — следствие того, что они спали допоздна (все римляне, кроме Аэция, спали допоздна), поскольку вызывают их солнечные лучи, падающие на лицо. Я-то знал, что они неправы, поскольку ты мне снилась каждую ночь и всегда в цвете. Я даже пытался слагать в твою честь стихи, но дальше одной строки дело не пошло: «Твои волосы, что пыль огненных опалов». Я понял, что закончить стихотворение мне не удастся.

— Но строка хорошая, — улыбнулась Ильдико.

— Летом у тебя на переносице выступали веснушки. Меня это радовало, так они служили доказательством того, что ты все-таки человеческое, а не небесное создание. В одну ночь во сне я увидел тебя так отчетливо, что смог пересчитать твои веснушки. На следующий день я попросил тебя взять зеркало и сосчитать их самой. Ты насчитала…

— Семь, — без запинки ответила Ильдико.

— Именно столько их было и в моем сне. Даже тогда я понимал, что ты мне не пара. А теперь… ты отвергла руку и сердце восточного короля, и убегаешь от гуннов, чтобы не стать женой их императора.

— Одной из сорока, — уточнила Ильдико. — Тебе не приходило в голову, что есть мужчина, которого я предпочла бы всем остальным?

Дождь уже лил как из ведра. Прижавшись друг к другу, они стояли под деревом и он видел, что плащ Ильдико — слабая защита от ливня. Поднял ей воротник и пальцы его дрожали, касаясь маленького подбородка или оказываясь в непосредственной близости от ямочки в щеке. И тут Ильдико напомнила ему, что он еще не назвал ей причину, заставившую его смыть краску.

— Их много, — ответил Николан. — Как я могу добиться твоего благоволения, если выгляжу в твоих глазах печальной африканской мартышкой? Как я могу в таком обличии сыграть какую-то роль в подготовке к тому дню, когда рухнет империя гуннов? С этим задержки быть не должно, потому что мы не можем оставить это дело в некомпетентных руках Ранно. И еще, я хочу как можно скорее стереть пятно с моей чести, доказав, что я не имею никакого отношения к тому приказу, что послал твоего брата на смерть.

Она посмотрела ему в глаза.

— Я никогда в это не верила! Никогда!

Николан взял ее за руки, сильно сжал их, выказывая, пусть и в малой степени, те чувства, что переполняли его.