Ленинград действует. Книга 2 - Павел Лукницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А еще есть?
– Нет… Единственная…
Снова мучительная пауза, и я медленно возвращаю фотоснимок политруку, ищу слов ободрения, хочу что-то сказать, и слова не находятся. Семенов понимает это, лицо его опять спокойно.
– Ничего… Это на меня повлиять не может… И… мы, кажется, отвлеклись от темы… Сейчас подборку доделаем…
И быстро-быстро начинает перебирать бумаги, ищет ту, нужную, и нужная бумажка никак не попадается под руку, – он уже раза три дотронулся до нее, но не замечает ее.
– Вот черт! – словно желая оправдаться, серди-
то бормочет он. – После этою ранения памяти у меня нет!
Что, наверное, были контужены? – осведомляюсь я.
Да, и контузило малость, конечно!.. Позавчера… Ничего, осколком мины только зацепило затылок – это пустяк…
Снова ищет бумажку и – неожиданно:
– А мать у меня в плену с июня у немцев! – Наконец выдергивает нужную ему бумажку. – Вот она а я-то ее ищу… Так вот, в комсомол принято…
И тут опять голос из-за палатки:
Товарищ военком, вы доложить приказали… Готовы все!
Ага, готовы… хорошо, я сейчас! – И, обращаясь ко мне: – Группа у меня в тыл фашистский уходит… Разрешите?
Я первый раз в этой роте. Выхожу на болотные кочки, смотрю, слушаю… На хлюпающую грязью тропинку торопливо выходят бойцы, строятся в полном боевом снаряжении.
Политрук быстро обходит другие палатки; голос его раздается то здесь, то там:
– А ну, бегом в строй! А где там Кучуков?.. Кучуков! Давайте бегом! А Калинин, что так долго справляется?.. Узоров, строй людей сразу!..
В ватных куртках с автоматами ППД, с заплечными мешками со свернутыми плащ-палатками, с гранатами, подвешенными у пояса, бойцы – рослые, дюжие, краснощекие парни – строятся на тропинке, среди тонких белых берез.
– Смирно! – командует старший сержант Узоров.
Семенов обходит шеренгу выстроенных бойцов: десять разведчиков, два приданных из соседнего подразделения сапера.
– Ну как, здоровы все?
– Все! – отвечают бойцы.
– Задача всем ясна?
– Нет! – отвечает один из саперов. – Почему?
Разведка уходит в тыл врага. Лето 1942 года.
– Не объяснили мне всего!
– Вообще-то вы знаете, что идете в тыл к противнику?
– Знаю.
– Свои обязанности знаете?
– Знаю! Разминировать поля противника, удалить проволочные заграждения, если встретятся.
– Правильно! – говорит военком. – Задача – Действовать вместе. Они не бросят вас, вы не бросайтe их… Товарищ Узоров, карта, компас, бинокль есть?
– Есть!
– Гранат у кого меньше двух?
– У всех по две!
– Патроны?
– По двести, триста штук!
– Продукты на пять дней у всех есть?
– У всех!
– Оружие проверено?
– Да!
– ППД у всех работают хорошо?
– У всех!
– Плащ-палатки?
– У меня нет! – произносит левофланговый.
– Товарищ Узоров, дать! К выполнению задачи готовы?
– Готовы! – враз отвечают бойцы.
Я пожелаю только одного: выполнить задачу полностью и с честью! Действуйте вместе, тихо, скрытно, аккуратно, чтоб вы видели все, а вас не видел никто. И чтоб всем вернуться вместе… Товарищ старшина, выдайте всем дополнительно по две «лимонки».
Старшина спешит бегом к складу боеприпасов, а военком продолжает:
– Ну, пожелаю всего хорошего. Не оставим без внимания. Душой болеть будем…
И, медленно обходя строй, жмет руку каждому из бойцов, и один из них говорит:
Товарищ военком! Прикажите листовок дать – приказ командующего.
Правильно! – Военком оборачивается к вернувшемуся с гранатами старшине: – Дайте пачку– штук двести!
И отходит на два шага и вновь обращается к строю:
– Действуйте все за одного и один за всех. Ни одного раненого, ни убитого чтоб не было. Убитого я даже не представляю себе!
Бойцы улыбаются:
– Не беспокойтесь, товарищ военком… Не в первый раз!
Еще раз окидывает Семенов веселые, здоровые лица. Все готово. Больше говорить нечего.
[*] Артисты Тамара Птицына и Леонид Маслюков в 8-й армии. Май 1942 года.
– Нале-во!
Цепочка бойцов уходит, топая по грязи. Цепочка исчезает в белоствольной чаще березок.
И я захожу вместе с политруком в палатку, где на маленькой печурке подогревается остывший в котелке суп…
Идут дожди.25 июня. Деревня Сассары
В 8-й армии работает бригада артистов Ленгосэстрады, ныне называемая «Агитбригадой артистов ДКА имени Кирова». В частности, работают артисты Ленинградского цирка Тамара Птицына и Леонид Маслюков. Я видел их одну, неизменную программу раза четыре – в разных воинских частях и подразделениях, и в тылу, и на передовой линии. Работают они честно и всегда с огромным успехом. Миниатюрная, тоненькая, изящная Тамара Птицына не боится в легком трико выступать под проливным дождем. Не боится она и обстрелов, бомбежек… Вместе с партнером Маслюковым неся своими выступлениями радость бойцам, она храбро, с приветливой улыбкой выполняет свой долг. За три месяца эта пара выступала больше ста раз. К ней привыкли в армии, как привыкли и ко всем артистам агитбригады, безотказно и без отдыха работающим на Ленинградском фронте с самого начала войны. В день бомбежки Кобоны, 28 мая, бригада выступала у зенитчиков, возле деревни Шум. После выступления артистов командир батареи сказал им: «Этот сбитый нами самолет я считаю вашим: сбили мы его сразу после вашего концерта, вы так воодушевили людей, что они работали, как никогда прежде!..»
Руководит бригадой Беатриса Абрамовна Велина, с которой я впервые встретился в блиндаже батальона морской пехоты под Белоостровом в ноябре 1941 года. Тогда она руководила другой бригадой.
В зимнюю пору эти артисты обслуживали все участки Ладожской ледовой трассы, в начале войны пережили отступление из Новгорода, чуть не были захвачены немцами в ночь на 8 сентября 1941 года в Шлиссельбурге; теперь привычные ко всему, закаленные, не унывают в этих лесах и болотах…
30 июня. Лес у Городища
В политотделе армии я прочел короткое донесение:
«Разведкой старшего сержанта Узорова в тылу противника уничтожено одиннадцать фашистских солдат и один офицер. Захвачены оружие и ценные документы. Потерь в группе нет…»
Это те разведчики, которых провожал в тыл врага несколько дней назад политрук Семенов.
И вспомнилось мне круглощекое лицо парнишки – того, серьезного, важного мальчугана с бледной фотографической карточки, который, как и тысячи других детей, погиб в Ленинграде от голода… Между живыми глазками мальчугана и прочитанным мною донесением я почуял какую-то, почти неуловимую связь…
Стоит мой лес беззвучен. Чуть слышно ударяются о полог палатки редкие дождевые капли. Собиралась, грохотала громами, но так и прошла стороною гроза. Чистая прохлада дождя сменила жару последней недели, наконец-то наступившего неподдельного лета.
В душе у меня – томление, острое, непроходящее. Последнее время это томление не дает покоя ни ночами – вновь бессонными, ни в дневные часы, когда, преодолевая свое душевное состояние, я работаю.
В окружающем меня мире – тишина. Все та же проклятая тишина ожидания!
1 июля. Лес у Городища
После ночного дежурства я спал – спал недолго, в своем спальном мешке, разложенном на грязных, вывезенных в лес из деревни воротах, в захламленной палатке.
Сейчас я резал бумагу. Это делаем мы все по очереди, выкатывая огромный рулон на лесную траву. А перед тем изучал карту окрестностей Ленинграда. Я часто всматриваюсь в эту карту, как во всю свою жизнь. Разглядывая печальные мертвые ветви деревьев зимою, всегда представляешь себе ту нежную зелень, какая оживит их весною. Зимняя голизна деревьев – явление законное. Но невероятным нарушением естественных законов природы представляется то, что я читаю теперь в тягостно томящей сознание карте. Стрельна, Урицк, Пушкин на этой подробной карте «километровке» почти срослись с Ленинградом. А в них стоят орудия врага. Я вижу, как рыжеволосый гитлеровец жирным пальцем водит по черным квадратикам ленинградских кварталов, по белым линиям улиц, выбирая, куда на сей раз пустить залп смертоносных снарядов. От ленивой, преступной его фантазии зависит в эту минуту жизнь тех или иных ленинградцев, существование архитектурных ансамблей. Что выберет он? В какую точку ударит сейчас снаряд? Какие женщины, только что входившие в магазин за пудрой, в женском неугомонном стремлении скрыть от своих друзей и попросту от прохожих следы страшной зимы на своем молодом лице, – какие женщины через минуту погибнут на взрытом асфальте, искромсанные рваным металлом?
Как могло все это случиться? – Ведь это же не бред, рожденный мучительными кошмарами, распаленным мозгом умалишенного. Это действительность, день, в котором я живу, та минута, в какую веду эту вот запись моего дневника!..
