Прекрасный яд - Мишель Бриддок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Краем глаза я заметила, как Саммер задрожала, когда Хенрик уставился на нее, как хищная гиена. Гнев пронесся по моей крови.
— Какого хрена тебе понадобилось находиться в таком месте? — Рявкнул Эзра, замешательство и ярость омрачили его лицо.
— Потому что это то, чем занимаются Сильваро, это наша сущность. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо другой. У нас есть побуждение. Глубокий след в нашей ДНК. Убийца в каждом поколении. От нашей судьбы никуда не деться.
Эта женщина была совершенно безумна.
— Но мы с отцом положили конец всему этому безумию. Мы убивали, чтобы избавить общество от зла. Мы…
— Что он мог знать? — перебивает Эстель, с отвращением глядя на Андреаса, в глазах которого впервые появилась мольба. — Он даже не Сильваро.
Брови Эзры в замешательстве хмурятся.
— Нет, он сын Хосе Сильваро.
Смех Эстель громом разносится по всему бальному залу.
— Нет, не сын!.. — Ее лицо приобрело убийственное выражение, темные тени окутали холодные стеклянные глаза. — Я — дочь Хосе Сильваро.
Что за чертовщина?
Глаза Эзры расширяются.
— Его дочь?
— Да, единственная и неповторимая.
Мое сердце учащенно бьется, когда я мысленно возвращаюсь ко времени в библиотеке. Генеалогическое древо. Разорвано в том месте, где должен был быть ребенок Хосе и его жены.
Все это время я предполагала, что это Андреас… и, судя по всему, Эзра тоже так думал.
— Но папа — сын Хосе… Я не понимаю.
Эстель улыбается, качая головой.
— Нет, на самом деле твой отец — плод какой-то шлюхи, которая работала здесь, когда был жив твой дед Хосе. Она стала жертвой проклятия Сильваро, ее убили и спрятали. Бог знает, кто его настоящий отец, но когда мой отец Хосе убил мать Андреаса, он взял на воспитание этого беспомощного маленького ребенка. — Она смотрит на Андреаса, который неподвижен, как статуя. — Акт чистой любви, если хотите знать мое мнение. Однако вскоре после этого появилась я, и мы выросли вместе, а остальное — уже история.
Эзра начал тяжело дышать, он провел ладонью по лицу, пытаясь все осмыслить.
— В любом случае, сегодня вечером, когда Хенрик был здесь, казалось, что все на своих местах, пока я не увидела вас двоих в моей комнате, роющихся в моих вещах.
Ее взгляд падает на белое платье, все еще находящемся в руках Эзры. Белое платье Элеоноры.
— Вы нашли то, что я не хотела раскрывать. Так что будет справедливо сказать, что мы вернулись домой пораньше, и наши планы немного изменились.
— Как вы узнали, что мы были в вашей комнате? — Мой голос срывается на шепот, поскольку я изо всех сил пытаюсь сдержать свой страх. Сейчас показать страх этой женщине было бы все равно что показать кровь акуле.
— Камеры, моя дорогая, ты же знаешь современные технологии. Действительно, увлекательно. Я все это видела.
Я провожу рукой по шее, чувствуя, как на ней уже выступают капельки пота.
— Почему платье моей сестры было спрятано в глубине твоих ящиков? И в таком виде? — Кулаки Эзры сжимаются вокруг платья, костяшки его пальцев белеют. — Это ты сделал? — Он обвиняюще указывает на Андреаса, который стоит без всякого выражения на лице.
— Нет. Это сделала я. — Слова поражают, как пули. Лицо Эстель остается невозмутимым, словно ей наплевать на весь мир, когда безжалостные слова слетают с ее губ.
— Что? — На лице Эзры был написан ужас. — Что ты имеешь в виду, ты…
— Я. Убила. Ее.
От этого откровения у меня закружилась голова. Ужас на лице Эзры медленно перерастал в отчаяние и боль.
— Вы убили Кару Вейланс? — Голос Хантера словно вывел меня из глубокого транса. Я почти забыла, что он находится в комнате.
Эстель усмехается.
— Эта маленькая шлюха, которая не принимала отказов. Она заслужила все, что ей причиталось. После того отвратительного шоу с моим сыном на балу в честь Хэллоуина я последовала за ней на озеро. Она плакала, утверждая, что любит Эзру и он должен быть с ней. Жалко. Я начала избавлять маленькую сучку от ее страданий, планировала избавиться от тела позже, но мне помешала… ты! — Она указывает на Саммер, глаза которой расширяются от страха. — Я не успела избавиться от тела, как услышала, что ты шатаешься в кустах, блюешь, пьяная в стельку. Тогда я поняла, что ты не более чем очередная бесполезная жертва для моей семьи.
Саммер всхлипывает, ее звуки приглушены скотчем.
Мне хочется ущипнуть себя, чтобы проснуться от этого кошмара. Какого черта я не просыпаюсь?
Эстель мстительно продолжает свою тираду. Как будто перед ней стояли не четыре невинных человека, а тараканы, которых нужно растоптать.
— Все было бы хорошо, пока в дело не вмешалась Мэдлин Коррман, выползшая обратно на дневной свет. Она была потаскухой, разлучницей. Я была готова прикончить ее, пока ей не удалось скрыться в лесу. Я знаю, что она никогда не видела моего лица, поэтому, когда она сбежала, я не особо волновалась. Ведь знала, что если когда-нибудь увижу ее снова, то закончу работу, но потом ей пришлось поговорить с красивым помощником шерифа Джексоном. — Она сверкнула зубастой ухмылкой в сторону Хантера. — Конечно, я не могла позволить ему рассказать кому-либо правду, поэтому он был просто… как бы это сказать… побочным эффектом.
Резко вдыхая, я выдавливаю слова из своего горла.
— Значит, вы напали на Мэдлин и Кару, потому что считаете, что они были… шлюхами? Но тогда зачем…
— ЗАЧЕМ УБИВАТЬ МОЮ СЕСТРУ? — Эзра вспыхивает от ярости. Его молчание, наконец, нарушили леденящие душу откровения, а его голос подобен грому. — Она не была шлюхой!
Эстель замолкает, и на минуту, клянусь, я вижу тень раскаяния, но затем, так же быстро, как оно появилось, оно исчезает, оставляя после себя демона.
— Нет… не была. Моя прекрасная Элеонора. Слишком красивая для этого мира. Ты знаешь, я была королевой конкурса красоты? Одной из самых красивых женщин в стране? Держу пари, что нет. Имя Сильваро запятнало все в моей жизни. Люди говорят, что деньги дают свободу, и я уверена, что многие из моей семьи согласились бы с этим. Но нет, мне это ничего не принесло. Деньги не могут изменить того, кем ты являешься внутри. Но Элеонора была другой. С момента ее рождения я знала, что у нее не было болезни. То есть, черт возьми, я была первой женщиной в нашей родословной, у которой она была. Какое же это проклятие. Но Элеонору любили и боготворили все. Ее брат Эзра, ее отец Андреас. Все считали ее потрясающей, лучшей
