Мудрость веков - Людмила Шапошникова

В этой истории мы читаем о божественных династиях первых царей, Космических Иерархах и Учителях, о высоких жрецах — божественных наставниках. Из глубин древности доходят сведения о царях-жрецах. Тогда, на самом раннем этапе истории человечества, Культура и цивилизация развивались как целостное явление. Но по каким-то еще неясным причинам энергетика «волевого тока» затормозилась, и материя, стремящаяся к равновесию, упустила свои прежние функции «творца духа» и, нарушив неустойчивое равновесие духа, развела цивилизацию и Культуру в разные стороны, предоставив каждой из них идти своим путем. Этот же процесс разделил и Восток с Западом. В более древнем пространстве Востока господствующее положение сохранила духовная Культура, в пространстве же Запада победила материальная цивилизация.

«Старая Европа изменила своему прошлому, отреклась от него. Безрелигиозная мещанская цивилизация победила в ней старую священную культуру. Борьба России и Европы, Востока и Запада представлялась борьбой духа с бездушием, религиозной культуры с безрелигиозной цивилизацией»[425], — писал Бердяев.

Именно эта борьба, эта дифференциация лишний раз высвечивает эволюционную роль Культуры и обреченность цивилизации, лишенной энергетической подпитки поля Культуры. «В цивилизации иссякает духовная энергия, угашается дух — источник культуры»[426].

В своем уникальном диалоге «Шамбала Сияющая» Николай Константинович дает яркое и образное представление о разнице между Культурой Востока и цивилизацией Запада. «Вы, жители Запада, — говорит Лама, — мечтаете достичь Эвереста в своих тяжелых ботинках, но мы поднимаемся на те же высоты и даже на более высокие вершины без всякого труда[427]. Необходимо только думать, изучать, понимать и знать, как охватить сознанием весь опыт тонкого тела. Все было указано в Калачакре, но только немногие постигли это. Вы, на Западе, с помощью своих ограниченных аппаратов можете слышать звуки на большом расстоянии, вы можете даже ловить космические звуки. Но задолго до этого Миларепа, без всякого аппарата, мог слышать высшие голоса»[428].

И чем шире разрасталась и укреплялась в почве Европы машинная цивилизация, тем больше Запад обращал свои взоры на Восток, привлеченный тем необычным, что находилось там. «Устремленность людей Запада к былым культурным эпохам или экзотическим культурам Востока означает восстание духа против окончательного перехода культуры в цивилизацию, но восстание слишком утонченного, упаднического, ослабленного духа»[429].

Вот здесь между Бердяевым и Рерихом возникает некоторое несогласие. Николай Константинович ни в коей мере не преуменьшал степени духовного кризиса Запада, связанного, в первую очередь с гипертрофированным развитием машинной цивилизации и дефектами буржуазного общества. «Господство духа, — сказано в одной из книг Живой Этики, — господство сердца так мало понимается, что нужно для явления продвижения человечества расширить эти понятия. Часто непонимание этих великих принципов дает нарушение равновесия.

<…> Запад разрушил оба понятия и господство материи утвердил основанием явления жизни»[430].

В то же время Рерих был глубоко убежден, что сближение Востока и Запада приведет к возрождению того и другого. Связывая проблему «Восток — Запад» с взаимодействием духа — материи и Культуры — цивилизации, он искал на этих путях не только выхода из тупиков XX века, но и дорогу для дальнейшего продвижения человечества по лестнице Космической эволюции.

«…В мудрости Востока и Запада, — писал Герман Гессе, — мы видим уже не враждебные, борющиеся силы, но полюса, между которыми раскачивается жизнь»[431].

«Раскачивающаяся жизнь» привносила свою динамику в этот сложнейший процесс. Николай Константинович обладал удивительной способностью — видеть проявления эволюционного процесса на самых разных уровнях и ощущать действие космических законов даже в этой «раскачивающейся жизни».

Пройдя страны Востока и Запада, проникая глубоко в истоки их культур, Рерих сделал однозначный вывод, что как в одной, так и в другой части Планеты действуют одни и те же законы энергетики Культуры, одни и те же закономерности формирования самоорганизующихся систем духа. Поэтому вне зависимости от того, входили ли во взаимодействие определенные пространства Востока и Запада или не входили, эти самоорганизующиеся системы духа или Культуры имели между собой принципиальную общность и единый план. Именно этот момент Николай Константинович ставит во главу угла своих научных концепций и построений. Он рассматривает прежде всего то, что объединяет Восток и Запад, а не то, что их разъединяет. Дух и сформированная в его энергетическом поле Культура есть тот важнейший, объединяющий момент, который носит, без сомнения, эволюционный или фундаментальный характер. И на маршруте Центрально-Азиатской экспедиции, и в последующих своих путешествиях он неутомимо собирает нужный для его концепции материал и размышляет над его сущностью. Все чаще и чаще в его работах появляются соответствующие мысли и утверждения. «Сама жизнь формирует основания для единой мудрости», — пишет он в очерке «Сын царя»[432].

«Можно видеть, что и Запад и Восток мыслят одинаково по многим направлениям»[433], — отмечает он в «Шамбале Сияющей».

«Вспомнили о белых керамиковых конях, которые кругами до сих пор стоят на полях Южной Индии, — делится он своими наблюдениями в очерке „Великая Матерь“, — и на которых, как говорят, женщины в тонких телах совершают полеты. В ответ встали образы Валькирии и даже современное выделение астральных тел. Вспомнили, как трогательно женщины Индии украшают порог своего дома каждый день новым узором — узором благополучия и счастья, но тут же припомнили и все узоры, вышитые женщинами Запада во спасение дорогих их сердцу»[434].

Он писал о сходстве индийского Кришны и славянского Леля, об общности ритуалов сибирских шаманов и колдунов Малабара, о родственных связях фольклора Тибета и Алтая, Литвы и Персии, Германии и Китая. Он анализировал народные праздники России и Гималаев и находил в них много общего. В Кашмире и Сиккиме, во время праздничных торжеств, вспоминал о славянских празднествах, отображенных в спектакле «Весна Священная».

В своих путешествиях он побывал на Западе, в Америке, где до Востока рукой подать и где эти пространства встречались, там, в Тихом океане, соединявшем крайний Запад и крайний Восток. «Вспомните орнаменты, — писал Николай Константинович, погружаясь в духовное изначалие глубокой древности, — и рисунки американских индейцев в их старых становищах. Эти рисунки полны замечательного значения и напоминают о необыкновенной древности своей, ведя ко временам единого языка. Так, наблюдая и объединяя национальные символы, мы выясняем историческое значение чистого рисунка. В этом первичном начертании вы видите мысли о космогонии, о символах природы. В радуге, в молнии, в облаках вы видите всю историю устремлений к прекрасному. Эти начертания объединят давно разъединенное сознание народов; они те же, как и в Аризоне, так и в Монголии, так и в Сибири. Те же начертания, как на скалах Тибета и Ладака, так и на камнях Кавказа, Венгрии, Норвегии»[435].

Рассматривая культурные процессы и ощущая их единство в общем духовном поле Планеты, Рерих писал: «Ни океаны, ни материки не изменяли сущности народного понимания сил природы»[436].

Культурный процесс, его эволюция были тесно связаны с этими силами природы, которые, собственно, и формировали тот природный поток эволюции, с энергетикой которого взаимодействовали все явления на планете Земля. Может быть, раньше, чем кто-либо другой, Николай Константинович в этом многообразии дифференцированных и изощренных форм Востока и Запада увидел объединяющее их начало, в основе которого лежал дух или энергия. Уйдя от первоначального синтеза в мир, распадающийся на множество форм, человечество должно было совершить новое восхождение, чтобы достичь того более усложненного и более тонкого энергетического синтеза, которого требовала от него Космическая эволюция. И поэтому Рерих исследовал глубоко и скрупулезно взаимодействие культур Востока и Запада, именно то взаимодействие, которое несло в себе элементы будущего синтеза. И хотя сам действительный синтез представлялся ему достаточно отдаленным явлением, тем не менее его приближающиеся сполохи он уже отчетливо видел в историческом процессе земного человечества.

Он извлек из этого сложного и многообразного процесса самые яркие и самые привлекательные мгновения. В нем говорил в такие моменты не только историк, но и художник и философ. И поэтому в каждом выбранном им эпизоде была своя эстетика, блистала Красота духа и материи. Именно Красота вела Рериха по безошибочному научному пути. За красочным шествием переселяющихся народов возникал кочевой мир Евразийских степей.