Призраки в горах - Тимур Свиридов

– Шукур Ибн-ал-Хусейн, сын хаджи Хусейна Ибн-ал-Камари, прибыл вместе с нами из Пешавара, чтобы с оружием в руках своим личным участием оказать братьям-мусульманам посильную помощь в их героической священной войне.

Он говорил долго и цветисто, восхваляя достоинства его рода, отца и самого Шукура Ибн-ал-Хусейна, но из речи Рахманкул-бека никто толком и не понял: а с какой же целью прибыл родовитый узколицый перс? Башир-хан, слушая Рахманкул-бека, усмехнулся и подумал: «Хитрая узбекская гюрза, красиво пудришь мозги!». Он-то знал, что из себя представляет узколицый. В секретном послании еще неделю назад из штаб-квартиры Хекматиара оповещали о прибытии «специалиста-инструктора по американским зенитным ракетам класса «земля-воздух». Башир-хан без улыбки не мог вспомнить, как хитрый Музафар-шах, присутствовавший при чтении депеши, произнес добрые слова в адрес ракет типа «земля-воздух» и попросил Башир-хана, чтобы тот выпросил для их исламского формирования еще и ракеты типа «земля-самолет»…

Обед был долгим, обильным и разнообразным. Одни блюда сменялись другими. А когда принесли туши зажаренных на вертеле молодых барашков, всеобщему восторгу не было границ. Под конец пиршества подали на больших круглых блюдах наложенный горкой душистый плов, а в касах нарезанный тонкими кружочками репчатый лук, смоченный уксусом и посыпанный красным жгучим перцем. Башир-хан первым, засучив слегка рукав, взял двумя пальцами щепотку лука, потом, согнув большой палец внутрь ладони, оставшимися четырьмя, как лопаткой, зачерпнул плова и, поднеся к губам, большим пальцем ловко и сноровисто подтолкнул пищу себе в рот. Вслед за ним к блюдам с пловом и касам с луком потянулись руки.

Покончив с пловом, снова стали пить чай, на этот раз – зеленый, его доставили из Китая. Он был слегка терпковатым и распространял аромат жасмина. После обильной и жирной пищи зеленый чай, по старым понятиям, помогает желудку переварить пищу. За чаем снова пошла беседа.

Рахманкул-бек вынул из своей сумки хрустящий западный журнал, раскрыл его на нужной странице и протянул Башир-хану:

– Мой господин, взгляните на свое изображение.

Почти половину страницы занимала цветная фотография. На переднем плане – Башир-хан, лицо сосредоточено, он в порыве, весь устремлен вперед. В руках – бьющий огнем автомат. За Башир-ханом, вполоборота, с автоматом Энвер-паша.

Второй такой же экземпляр журнала пошел по рукам. У Башир-хана сразу приятно стало на душе, вспыхнуло и отразилось на лице его безмерное самодовольство. У многих за столом в глубине глаз сверкнула зависть.

– А что тут написано? – Башир-хан ткнул пальцем.

Прочесть и перевести изъявил желание узколицый перс. Он, оказалось, в детстве учил в школе французский язык.

– Здесь написано так, – сказал Шукур Ибн-ал-Ху-сейн. – «Храбрые муджахеды штурмуют советский пограничный пост».

– А что в черной рамке? – спросил Башир-хан.

– Там сказано: «Это последний снимок фотокорреспондента Мишеля Леграна, доставленный в редакцию журнала уже после его смерти. Мишель Легран находился среди атакующих муджахедов и погиб от пули русских».

Все сидевшие за обеденной скатертью дружно воздели руки к потолку и произнесли слова молитвы за погибшего.

Башир-хан сидел гордый и важный, как живой монумент. А в душе его все пело и ликовало. Слава Аллаху! Пронесло! Журнал и фотографии в нем – лучшие доказательства!

Поздно вечером, когда все приглашенные и гости удалились, Башир-хан пригласил Рахманкул-бека в небольшую комнату, увешанную коврами. Там он уселся, поджав ноги, опершись на продолговатую круглую шелковую подушку, и, полуприкрыв глаза, стал внимательно слушать своего подчиненного. Рахманкул-бек занял место напротив. Он подробно рассказал обо всем виденном и слышанном в Пешаваре, об учебе на месячных курсах командиров отрядов, о встречах с референтами Хекматиара. Потом детально доложил о том, что привез с собой: сколько и какого оружия, боеприпасов, мин, взрывчатки, продовольствия. Особо поведал о ящиках с ракетами.

– А этот перс, как ты думаешь, действительно стоящий специалист по ракетам?

– Что он разбирается в ракетах, я сам видел, мой господин. Нас водили на полигон и мы там наблюдали за запусками. Руководил солдатами этот самый перс.

– А ты полагаешь, что он настоящий перс? – спросил Башир-хан.

– Не знаю, мой саиб, – признался Рахманкул-бек. – Может быть, да, а может быть, и нет.

– Поживет с нами, разберемся, – заключил Башир-хан. А сам подумал о том, что перс он, может быть и настоящий, но то, что связан с западной разведкой, скорее всего с американской, – это вне всяких сомнений, и он-то об этом уже догадался.

– Есть еще одна новость, мой саиб, – сказал Рахманкул-бек почти в самом конце своего доклада, как бы на закуску. – Следом за нами идет большой караван, снаряженный французской миссией в Пакистане. Там оборудование для походного госпиталя, медикаменты, много денег и продовольствия, даже две женщины-врача.

– К нам приедут? – обрадовался Башир-хан.

– Нет, мой саиб. Только через наши земли их тропа проляжет. Караван идет дальше и на восток к Бадахшану…

– Интересно! – произнес Башир-хан, и радость, которая поселилась в его душе, разом померкла.

Он с горечью подумал, что ему, Башир-хану, французы прислали только журнал с фотографией, а деньги, продовольствие, женщин-врачей шлют другим… Башир-хан долгим и выразительным взглядом посмотрел на Рахман-кул-бека. Тот умел разгадывать мысли своего повелителя.

– Мой господин, караван будет наш.

2

Наступал Новый год.

Взвод разведчиков встречал его в своей ленинской комнате. Ее украсили юмористическими рисунками и новогодними пожеланиями. Это постарались лейтенант Чепайтис и сержант Уразбаев. Ташкентец Уразбаев довольно прилично умел писать витиеватые буквы, а Антонас рисовал смешные рожицы. Тигриные рожицы у лейтенанта получались разные – смешные и грустные. Смешные, бравые были в касках с красными звездами а грустные – в душманских черных чалмах, с трусливо поджатыми хвостами. Красок художник не жалел, рисунки получались яркие, броские и весьма оригинальные. Над ними красовался призыв: «В год Огненного Тигра – повысим огневую мощь!».

Сержант Гришин имел друзей среди вертолетчиков и под вечер приволок от них целую охапку арчовых веток, бамбуковых метелок, камыша. Летчики летали по заданию в горы и там наломали их для себя и своих друзей. Сладковато-терпкий запах высокогорного можжевельника наполнил комнату, придавая ей новогоднюю праздничность. Повеяло уютом, родным, душевно близким, многим вспомнились домашние елки…

– Все, ребята! Оформление закончили, – сказал Антонас, вытирая руки, измазанные краской, о ветошь. – Всем освободить помещение! Остаются только дежурные. Им готовить столы.

– А когда начнем встречу? – спросил кто-то из солдат.

– После окончания кино. Встречать Новый год будем по местному времени.

В солдатском клубе – огромной палатке, в которой еще недавно размещалась столовая, тесными рядами стояли самодельные скамейки без спинок. Сегодня демонстрировалась кинокомедия «Карнавальная ночь». Фильм старый, хорошо знакомый каждому, но главное – смешной. К клубу со всех сторон ручейками стекался весь небольшой гарнизон.

– Пошли, Олег, а то без места останемся, стоять придется, – сказал Волков.

– Да видел я этот фильм сто раз! – ответил Бестужев.

– А что будешь делать? На свежем воздухе не прокантуешься, холодно, – вставил слово ефрейтор Седугин.

– Хотел письмо домой написать, – размышлял Олег.

– Завтра будет время на письма, – сказал Седугин.

По дороге в клуб Олег неожиданно встретил старшего лейтенанта Елизарова – своего «кровного брата». Офицер шел нагруженный, как говорят, под завязку: в одной руке – охапка арчовых веток и завернутый в бумагу букет цветов, в другой – коробка с тортом и увесистая сумка. Узнав летчика, Олег попытался было проскользнуть незамеченным, он понимал, что тому сейчас не до него. Но Елизаров сам окликнул сержанта.

– Уже выписался? – обрадованно спросил Константин.

– Да! Вхожу в ритм солдатской жизни.

– Куда направляешься?

– В клуб, кино смотреть.

– У» сестренки» был? Поздравил с Новым годом?

– Нет, – Олег смутился.

– Как же так, «братишка»? Она же тебе свою кровь давала, а ты ее поздравить не соизволил.

– Замотка сплошная, да и вроде лезть на глаза неудобно. Ей, видимо, не до меня сейчас.

– Где ты воспитывался? – наседал Елизаров.

– В Москве, – автоматически ответил Олег.

– Что-то не видно в тебе столичного лоска, – назидательно произнес Константин и добавил: – Помоги мне. Возьми вот сумку и ветки. Пойдем вместе к Валентине.

– Мы пошли, Олег, – сказали ребята, – а то опоздаем!

Елизаров и Бестужев по заснеженной дорожке направились в сторону госпиталя. Олег невольно вспомнил, что два дня назад по ней шел в сторону своей казармы. Как он тогда радовался снегу! А сейчас его ничто не утешало. Шел почти по принуждению. Ругал сам себя мысленно, что поздно заметил Елизарова… Ну, а что дальше? Придет, поздравит медсестру с «наступающим», увидит дежурную улыбку, услышит приличествующие в таких случаях слова благодарности. А что дальше? А дальше – топай себе в обратную сторону, сержант Бестужев, поскольку твое место сейчас за солдатским столом… Где нет ни женщин, ни традиционного шампанского. Тем более что еще когда лежал в палате, Олег не мог не видеть, как вспыхивали искорки в глазах Валентины, когда появлялся старший лейтенант с пучком полузасохших степных или горных трав. У них, судя по всему, что-то «завязывается», и Олегу остается весьма незавидная роль третьего лишнего…