Джейн Эйр - Шарлотта Бронте

– Так оно и есть, – повторил мистер Рочестер. – Да, – добавил он, заключил меня в объятия, привлек к себе на грудь и прижался губами к моим губам, – так оно и есть, Джейн!

– Да, так, сэр, – подхватила я, – и все-таки не так, потому что вы женатый человек, или все равно что женатый, и вы связали себя с существом, недостойным вас, к которому вы не чувствуете симпатии и которое, я уверена, вы по-настоящему не любите. Ведь я слышала, как вы насмехались над ней. Я бы презирала такой союз! А поэтому я лучше вас! Пустите меня!

– Куда, Джейн? В Ирландию?

– Да, в Ирландию. Я вам все высказала и теперь могу ехать куда угодно.

– Джейн, потише, не вырывайтесь, как дикая птичка, которая в борьбе теряет свои перышки.

– Я не птица, и никакие сети не удержат меня, я свободное человеческое существо, с независимой волей, которая теперь требует, чтобы я вас покинула.

Я сделала еще усилие и вырвалась из его объятий. Теперь я стояла перед ним выпрямившись.

– И ваша свободная воля решит вашу судьбу, – сказал он. – Я предлагаю вам руку и сердце и все, чем я владею.

– Вы просто шутите, и мне странно слушать вас.

– Я прошу вас пройти рядом со мной через жизнь – быть моим вторым «я», моим лучшим земным спутником.

– Вы уже избрали себе спутницу, к ней и обращайтесь.

– Джейн, помолчите минутку, вы слишком возбуждены. Я тоже помолчу.

По лавровой аллее пронесся порыв ветра, и ветки каштана затрепетали. Ветер умчался дальше, дальше, в бесконечное пространство и там стих. Единственные звуки, нарушавшие тишину этой ночи, были трели соловья. Слушая их, я вновь заплакала. Мистер Рочестер сидел молча, ласково и серьезно глядя на меня. Прошло некоторое время, и он заговорил. Он сказал:

– Поди ко мне, Джейн. Давай объяснимся и постараемся понять друг друга.

– Я никогда больше не подойду к вам. Между нами легла пропасть. Я не могу вернуться.

– Но, Джейн, я зову вас как свою жену, я только на вас и собирался жениться.

Я молчала. Мне казалось, что он смеется надо мной.

– Поди сюда, Джейн, подойди ко мне.

– Между нами стоит ваша невеста.

Он поднялся, шагнул ко мне и обнял меня.

– Вот моя невеста, – сказал он, опять привлекая меня к себе. – Здесь равное мне существо, здесь моя любовь. Джейн, хотите быть моей женой?

Я все еще ничего не отвечала и только молча вырывалась из его объятий. Я все еще не доверяла ему.

– Ты сомневаешься во мне, Джейн?

– Безусловно.

– Ты не веришь мне?

– Ни капли.

– Значит, я лгун, по-твоему? – продолжал он пылко допрашивать меня. – Маленький скептик, я найду способ убедить тебя. Разве я люблю мисс Ингрэм? Нисколько, и ты это знаешь. А она разве любит меня? Нисколько. И мне не стоило особого труда в этом убедиться: я распространил слух, что мое состояние втрое меньше предполагаемого, и после этого явился к ней, чтобы узнать, как она отнесется к этому. И она и мать обдали меня холодом. Я не хочу, я не могу жениться на мисс Ингрэм. А тебя, необыкновенное, можно сказать, неземное существо, я люблю превыше всего на свете. Тебя – бедную и незнатную, тебя – невзрачную дурнушку, – как ты себя называешь, я прошу выйти за меня замуж.

– Как? Меня? – пробормотала я, начиная верить в серьезность его слов, убежденная их искренностью и прямотою. – Меня, у которой нет ни одного друга на свете, кроме вас, если только вы мне друг; ни гроша за душой, кроме того, что вы платите мне?

– Тебя, Джейн. Ты должна быть моей, всецело моей. Хочешь? Скажи да, скорей!

– Мистер Рочестер, дайте мне поглядеть вам в лицо, станьте так, чтобы на него светила луна.

– Зачем?

– Оно скажет мне правду. Повернитесь.

– Ну вот. Вы прочтете на нем не больше, чем на исчерканной, скомканной странице. Читайте, но только скорей. Я страдаю.

Лицо его было взволнованно, оно пылало, судорожно подергивалось, в глазах вспыхивал странный огонь.

– О Джейн! Ты мучишь меня! – воскликнул он. – Твой испытующий и вместе с тем преданный и всепрощающий взгляд терзает меня.

– Почему терзает? Если вы не обманываете меня и ваше предложение искренне, то я могу относиться к вам только с благодарностью и преданностью.

– Благодарность! – воскликнул он и порывисто продолжал: – Джейн, прими скорей мое предложение. Скажи: Эдвард, – назови меня по имени, – Эдвард, я согласна быть твоей женой.

– Вы говорите серьезно? Вы действительно любите меня? Вы в самом деле хотите, чтобы я была вашей женой?

– Да, хочу! И если тебе нужна клятва, я готов поклясться.

– Тогда, сэр, я согласна выйти за вас замуж.

– Скажи: Эдвард! О моя маленькая жена!

– Дорогой Эдвард!

– Поди ко мне, поди ко мне без разговоров, – сказал он и добавил взволнованно, шепча мне на ухо и прижимаясь щекой к моей щеке: – Дай мне счастье, и я сделаю тебя счастливой. Бог да простит меня! – продолжал он после паузы. – И пусть люди в это не вмешиваются. Я добыл ее, и я ее удержу.

– Да ведь некому вмешиваться. У меня нет родных.

– Нет – и отлично! – сказал он.

Если бы я меньше любила его, мне, наверное, показались бы странными его тон и мрачное выражение лица. Но, сидя рядом с ним, возвращенная от ужаса разлуки к райской радости соединения, я думала только о том блаженстве, которым он так щедро дарил меня. А он повторял все вновь и вновь:

– Ты счастлива, Джейн?

И все вновь и вновь я отвечала:

– Да.

– Это все искупит, это все искупит, – шептал он про себя. – Разве я не нашел ее, одинокую, бесприютную, никем не пригретую? Разве я не буду охранять, лелеять, беречь ее? Разве не горит в моем сердце любовь и не тверды мои решения? Это все искупит перед Богом. Я знаю, что мой Создатель разрешает мне это. А что мне земной приговор! Суд людей я презираю!

Но что случилось с небом? Луне еще рано было садиться, а между тем все вокруг погрузилось во мрак. Как ни близко было от меня лицо мистера Рочестера, я с трудом различала его черты. И что случилось с каштаном? Он шумел и стонал, а по лавровой аллее с воем проносился ветер.

– Надо уходить, – сказал мистер Рочестер. – Погода меняется, а я бы мог здесь просидеть с тобою до утра, Джейн.

«И я, – пронеслось у меня в голове, – я тоже». Может быть, я сказала бы вслух эти слова, но тут из тучи, на которую я смотрела, внезапно вырвалась бледная сверкающая стрела, раздались грохот и треск совсем поблизости, и я прижалась головой к плечу мистера Рочестера.

Хлынул дождь. Мы побежали второпях через парк в дом. Но не успели добежать до дверей, как оказались мокрыми насквозь. В холле он быстро снял с меня шаль и только стал выжимать воду из моих распустившихся волос, как миссис Фэйрфакс появилась на пороге своей комнаты. Ни я, ни мистер Рочестер вначале ее не заметили. Горела лампа, часы показывали полночь.

– Ступай сними скорей мокрую одежду, – сказал он. – И спокойной ночи, спокойной ночи, моя голубка!

Он несколько раз поцеловал меня. Когда я, наконец вырвавшись из его объятий, подняла глаза, я увидела вдову – бледную, оскорбленную, негодующую. Я только улыбнулась ей и побежала наверх. «Объяснения можно отложить до завтра», – решила я. Все же, когда я очутилась у себя в комнате, мне стало неприятно при мысли, что старушка хотя бы на минуту может неверно истолковать то, чему она была свидетельницей. Но радость вскоре заглушила все другие чувства. И несмотря на то, что ветер выл, гром гремел чуть ли не над самой крышей дома и то и дело яростно вспыхивали молнии, а дождь лил как из ведра, – я не испытывала ни страха, ни робости. За те два часа, что длилась буря, мистер Рочестер трижды подходил к моей двери и спрашивал, как я себя чувствую. А это могло придать мне спокойствие и уверенность при любых обстоятельствах.

Я еще не успела встать на другое утро, когда ко мне прибежала Адель и сказала, что в большой каштан в конце плодового сада ударила молния и расколола его надвое.

Глава XXIV

Пока я вставала и одевалась, я обдумывала все, что произошло, и спрашивала себя: не сон ли это? Я не могу окончательно поверить до тех пор, пока снова не увижу мистера Рочестера и он не повторит мне слова любви и своего обещания.

Причесываясь, я посмотрела на себя в зеркало и увидела, что сейчас лицо мое не бесцветно – оно сияло надеждой, на щеках горел румянец, а в глазах моих, казалось, заглянувших в самый источник радости, словно остались ее блистающие лучи. Как часто я опасалась смотреть на своего хозяина, так как думала, что ему будет неприятен мой вид. А сейчас я была уверена, что если он взглянет в мое лицо, это не охладит его любви. Я выбрала простое, чистое и светлое летнее платье и надела его. Казалось, еще ни одно платье так не шло мне, ибо ни одного я не надевала в таком блаженном настроении.

Когда я сбежала вниз в холл, я не удивилась, что ночную бурю сменило сияющее июньское утро и что до меня в открытую стеклянную дверь донесся свежий и благоухающий ветерок. Природа должна радоваться, если я счастлива! По дороге к дому шла нищенка с маленьким мальчиком, бледные, оборванные, – я подбежала к ним и отдала все, что было в моем кошельке, что-то около четырех шиллингов. Все люди, и дурные и хорошие, должны были участвовать сегодня в моем ликовании. Грачи кричали, и распевали птички, но веселее всего звучала музыка моего сердца.