Эвиал - Ринат Таштабанов

Плюнув не всё это, Папус продолжал неспешно прогуливаться, стараясь не обращать внимания на косые взгляды серых.

«Нравлюсь я им, что ли, — подумал он. Мимо прошла ещё одна парочка, также одарившая Папуса недвусмысленным взглядом. — А эти двое, похоже, просто ищут третьего нелишнего. Носы уж больно у них красные».

Но, просто нельзя было не обратить внимания на то, что все инквизиторы и экзекуторы двигались в одном направлении. Папус решил проследить. Он свернул в какой-то переулок. Тихонько как это делает котяра, забравшийся в хозяйский погреб со сметаной, он стал следовать за ними обходными путями. Инквизиторы шли по главной улице, в то время как Папус старался не отставать от них, пытаясь не заблудиться между домами. Выглядывая каждый раз из-за угла, Папус видел только серые спины и головы в капюшонах. Пару раз кое-кто из них оборачивался, но к тому времени юноша успевал спрятаться.

Наконец, вся процессия, а иначе это массовое сборище назвать было нельзя, выстроилась на одной тропиночке, ведущей куда-то за пределы города.

«Откуси мне уши зомби, если я не догадался, куда они идут, — решил Папус, продолжая двигаться, но уже от дерева к дереву. За одним из кустов орешника Папус, остановился, так как встала и сама процессия. — Так и есть», — в щель между серыми спинами Папус разглядел традиционную оградку с изображением символа Спасителя. Они пришли на кладбище.

Следить дальше не было возможности. Инквизиторов собралось столько, что казалось, будто природа утратила свои прочие цвета, кроме серого. Как не терзало его любопытство, Папус всё же осторожно, как и всегда, стараясь не шелестеть опавшей листвой, стал пробираться в обратную сторону.

Как только он добрался до города, а там — до «Дикой орхидеи», то первое, что он увидел, был его учитель в компании той самой юной блудницы, что заглядывала к ним накануне. Они мило болтали. При чём девица вполне комфортно устроилась на коленях Азраила. Челюсть Папуса отвисла, а ноги направились к стойке, где и сидели учитель с блудницей.

— А, Папус, ты вернулся, — подмигнул старый некромант ученику. — Долго же ты ходил. Не думал, что ты находишь приятным осмотр конюшен. Или тебе просто нравиться общаться с Трубадуром? А может с сэром Ательстаном? Хе-хе!

— Учитель… — промямлил Папус.

— Да, кстати, Берта, познакомься: Это Папус, мой ученик. Папус, это Берта, моя новая знакомая.

— А кто такие сэр Ательстан и Трубадур? — приподняла кокетливо бровь Берта.

— Это наши конь и ослик соответственно, — ответил ей Азраил. — Тебе стоит непременно с ними познакомиться.

— Ой, — наигранно вздрогнула Берта. — Я совсем с вами засиделась, мне пора работать. Иначе хозяин меня уволит, и я окажусь на улице.

— Похоже, — вздохнул Азраил, как только Берта ушла, — она не в восторге от людей, находящих удовольствие в общении с животными. Или она просто не любит стариков, таких, как я.

— Учитель, простите, но что это значит? — Папус пребывал в полнейшем смущении, как кузнец перед куском теста — просто не знал, что нужно делать и говорить.

— Это называется сбор информации без привлечения излишнего внимания. — Заговорщицкий тон учителя, однако, не добавил ясности. Видя это, Азраил пояснил: — Вместо того, что бы ползать тенью за инквизиторами, как это делал ты — да-да, я знаю — я предпочитаю опросить сначала местное население. А вот если уж тогда ничего не узнаешь, можно и… пошпионить.

— И что же вы узнали, учитель? — сдался Папус.

— То же самое, что и ты. Не смотри на меня так, я не умею читать мыслей, но я вижу по твоему лицу, что много ты там, на кладбище — а ведь ты туда бегал? — не узнал. Берта изволила мне любезно рассказать, что святые отцы и братья регулярно собираются на погосте и творят там свои молитвы. Что это за молитвы, она не знает. Да и никто не знает. Завеса тайны плотная, ну просто как стопа половинчика.

— Так что будем делать дальше? Продолжать соблюдать, как Вы это говорите, нейтралитет?

— На сей раз и не подумаю. — Азраил огляделся. Он явно опасался, что за ними могли следить. — Собирайся. Сегодня ночью мы отправимся на кладбище. Инквизиторы ходят туда исключительно в дневное время суток.

— И Трубадура возьмём?

— И Трубадура возьмём.

До наступления ночи оставалось ещё добрых девять часов. Следовало использовать это время с пользой. Папус решил пробежаться быстренько по своим конспектам по некромантии. Он достал из своей заплечной сумки тетрадь в чёрном кожаном переплёте.

«Ох уж этот чёрный цвет, — сокрушался юноша. — Хорошо хоть кожа — хряка, а не человека».

Перелистывая одну прочитанную страницу за другой, Папус наткнулся на позабытый было материал. Он был знаком, но всё время до этого момента он никак не выдавал какой бы то ни было своей странности. И Папус просто пропускал его мимо глаз. На слегка пожелтевшем листе пергамента описывалось альтернативное (наверное, так бы сказал учитель) жертвоприношение. Даже не жертвоприношение вовсе. Без крови. Но оно от этого почему-то не показалось Папусу гуманнее.

Рисунок красными чернилами, имитирующими кровь, (атрибутика, ничего не поделаешь) изображал младенца в совсем уж непотребной обстановке. Он был окружён людьми в рясах, в их руках было что-то отдалённо напоминавшее погремушки, которые матери подвешивают к яслям. Младенец возлежал на каменном ложе. Из глаз его текли слёзы. При этом от него во все стороны отходило схематическое изображение эманаций энергии. Подписей не было. Видимо тот, кто одолжил Папусу эту тетрадь, от души надеялся никогда ничего подобного не использовать. А рисунок был сделан просто так. Папус обратил внимание на технику исполнения схемы. Здесь явно чувствовалась рука мастера. И не только мастер некромантии, но мастера рисунка. Папус пригляделся к остальным схемам. Они к его удивлению красотой не страдали. Так, сделаны для формы. Простые и понятные. Присмотревшись ещё лучше, Папус обнаружил, что лист с изображением плачущего младенца был просто-напросто вшит в тетрадь. То есть, решил Папус, его откровенно спёрли у кого-то ещё.

Папус сразу же вспомнил свой сон. Ритуал, изображённый на схеме чем-то напоминал ему то, что он увидел в приснившейся ему ночью церквушке. Юноша встряхнул головой.

Учитель пока ещё не пришёл. Сказал, что пойдёт прогуляется. Попробует выяснить что-нибудь ещё.

Папус взглянул на рисунок ещё раз. Ничего не понятно. Энергия, исходящая от младенца. Эманации страха? Мучений? Боли? Может, просто отсутствие матери? И эти его слёзы… Крупные. Очень крупные. Слишком крупные.