Любовь до гроба - Анна Орлова

– Госпожа Чернова, что с вами?

Бледный Ярослав склонился над нею, но она смогла только простонать:

– Больно…

Глава 25

София с трудом понимала, что творится вокруг. Боль поглощала ее целиком, не давала ни минуты роздыха, будто забавляясь, не позволяла к себе привыкнуть – как любопытная кошка, попеременно трогала коготком и вонзала зубы в слабую плоть.

Молодая женщина почти ничего не осознавала, лишь краем разума заметила, что песни оборвались, веселье мгновенно утихло – рома столпились вокруг нее. Господин Рельский уложил ее на землю, подстелив собственный редингот, а Шеранн держал за руку, напряженно всматриваясь в лицо, покрытое испариной, и тихонько шептал что-то утешающее.

Побледневший мировой судья несколько минут простоял молча, глядя на эту трогательную сцену, потом отвернулся и твердо скомандовал:

– Кликните шувихани! Сдается мне, это не обычное несварение…

Баро лишь склонил темноволосую голову, и по его небрежному знаку двое рома кинулись к повозке Шаниты, но та уже спешила к ним, будто что-то предугадав.

Лицо старой гадалки было землистым, черты заострились.

Придерживая свои подранные юбки и звякающие амулеты, она почти бегом бросилась к госпоже Черновой, упала на колени и стала сбивчиво расспрашивать о признаках хвори, торопливо осматривая больную.

Затем шувихани замолчала, уставившись в одну точку и слегка раскачиваясь.

– Что с нею? – наконец нетерпеливо спросил господин Рельский.

– Она больна… – пробормотала старуха потерянно.

– Это и без того понятно!

Казалось, господин Рельский готов схватить шувихани за грудки и трясти, пока та не поведает, в чем дело. Он стоял рядом, напружившись и сжав кулаки, и от взгляда на его сердитое лицо делалось страшно.

– Это нид… – пришибленно призналась Шанита, опустив голову.

Ромарэ вокруг заволновались, раздались возгласы недоверия.

По закону маг имеет право на проклятие-нид лишь для самообороны, в остальных случаях за него полагается суровая кара.

– Ты уверена? – вмешался угрюмый Джанго и зло рыкнул на соплеменников, требуя тишины. – Вред гостю – позор табору!

– Да… следы…

Господин Рельский бросил взгляд на дракона, который был всецело занят Софией и не обращал внимания на прочее, раздраженно передернул плечами и продолжил допрос:

– В таборе есть еще шувихани? Ведь не любой рома может наложить нид!

Он прекрасно знал, что магия – слишком сложная система, чтобы ею могло пользоваться большинство. Она не позволяет попросту взмахнуть волшебной палочкой и получить результат. Ворожба может лечить многие болезни, придать сил и уверенности, подсказать человеку ответ на вопрос, но не более того.

Лишь боги могут творить истинные чудеса, остальные способны только слегка смухлевать, заставив судьбу сложиться чуть иначе, разумеется, сполна расплатившись за такое своеволие. Как штурвал корабля, повернуть который в шторм требует немалых сил.

Шанита вдруг закрыла лицо руками, завыла, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Он не мог, не мог!.. – бормотала она.

Никто не приблизился к старой шувихани, не стал ее утешать, лишь вокруг горестно заплакали, запричитали женщины.

– Кто он? – настоятельно спросил Ярослав, но никто ему не ответил.

Господин Рельский вдруг схватил Шаниту за руку, рывком притянул к себе и процедил:

– Я задал вопрос и хочу получить ответ!

– Мой… внук… – произнесла старуха с натугой, словно мировой судья тисками вытягивал из нее слова. – Он мой ученик, шувано. Но зачем… зачем?!

– Выясним.

Господин Рельский сохранял внешнее ледяное спокойствие, полностью сосредоточившись на расследовании, но его состояние выдавали короткие, будто рубленые фразы, которые он словно с трудом выталкивал из горла.

Мировой судья обвел взглядом стоящих вокруг и ровно произнес:

– Если она умрет…

Тут голос ему изменил, но и без того было ясно, что он намеревался сказать. Тогда везде в Мидгарде ромарэ станут гнать, как шелудивых псов, а то и отстреливать…

За его спиной раздался другой голос, хрипловатый и взвинченный:

– А я, Шеранн Огненный Шквал, прокляну все ваше племя.

По толпе пронесся слитный вздох, ведь для пасынков стихии такое наказание тяжелее, чем изгнание из страны.

Баро покачал головой и тихо ответил:

– Не нужно угроз. Мы чтим законы гостеприимства и сами накажем виновного.

Ромарэ загомонили согласно, закивали, и несколько рома тут же бросились прочь, спеша исполнить приказ вожака. И только в стороне рыдала старая шувихани.

– Ищите. – Ярослав устало провел рукой по лбу и глухо добавил: – Но нужно ей как-то помочь…

– Снять заклятие должен тот, кто его наложил, другой может поплатиться за это жизнью, – виновато развел руками баро. – И нужно найти текст…

Мировой судья только отмахнулся – он и сам прекрасно об этом знал, но наблюдать ее мучения было невыносимо. Оставалось лишь ждать…

Звуки доносились до госпожи Черновой будто сквозь пелену, трескотня ромарэ сливалась в птичий гогот, и даже знакомый голос господина Рельского резал слух.

«Боги, за что? – твердила она про себя, выгибаясь от очередного приступа боли. – Боги, милосердные мои боги! Неужто это все?!»

Мысль о неизбежной смерти ужасна сама по себе, тем более для совсем еще молодой женщины. Но раздумывать об этом она не могла, только отрывочные мысли звенели в голове, будто бубенчики в погремушке.

Софию одолевал холод, он сковывал члены ознобом и подкрадывался к сердцу, внушая смертный ужас. Лишь один голос удерживал ее на самом краю, согревая продрогшее тело и лаская душу, помогал с нечеловеческим упорством цепляться за жизнь…

Наконец где-то в отдалении раздался торжествующий вопль, и вскоре трое рома притащили к костру и бросили к ногам баро… того самого юношу, которого гадалка заподозрила в нежных чувствах к красавице Гюли!

Саму же юную рома двое соплеменников держали чуть поодаль, а она все вырывалась из их рук, что-то верещала, пока Джанго не закатил ей пощечину.

– Молчи! – резко приказал он и повернулся к конвоирам: – Зачем вы ее привели?

– Шувано собирался скрыться из табора, а она клялась, что через неделю поедет за ним! – приосанившись, доложил пожилой рома с лицом, обезображенным шрамом.

– Вот как, – медленно произнес баро и положил руку на нож, висящий на поясе. – Лало, что ты скажешь в свое оправдание?

Тот, даже не пытаясь подняться с земли, лишь молча покачал головой. К нему бросилась шувихани, упала на колени в пыль рядом с внуком. Совсем подросток, он обещал со временем вырасти в красивого мужчину, но пока был слишком худ и мосласт, к тому же темное одеяние висело на нем мешком.