Ветер с Юга. Книга 1. Часть вторая - Ример Людмила

– Ты тоже решил меня бросить?

Галиган взъерошил свою шевелюру. Он уже не смеялся, и его тёмные брови снова съехались к переносице.

– А что ты можешь мне сейчас предложить? – Прищурившись, он посмотрел прямо в глаза своей любовнице. – Или твоя дырка уже готова заскочить на моего коня? Давай раздвигай ноги!

– Ну, ты и кобель!

– Тоже мне тайна! Ты ж всегда об этом знала! И ничего не имела против! А вот этот задок мне бы подошёл! – Мужчина снова заржал и звонко шлёпнул по заду проходившую мимо с полным кувшином вина Фасиму.

Девушка охнула и присела, чуть не выплеснув на пол его содержимое.

Мирцея криво усмехнулась:

– Хорошо, согласна! Ты прав – сейчас я не в самой лучшей форме, но пройдёт совсем немного времени… – Она помолчала, что-то обдумывая. – У меня есть одно предложение. Ты же знаешь моё доброе к тебе отношение, и потому я разрешаю… попользоваться прелестями моей прислужницы. Пока…

Галиган так и замер от неожиданности, а Фасима ойкнула и уставилась на госпожу круглыми от ужаса глазами.

Та слабо махнула рукой и улыбнулась:

– И в знак особого расположения, разрешу это делать в моём присутствии. Более того – в моей постели! Ну, ты готов?

Через полчаса, когда заплаканная Фасима подобрала с пола своё разорванное платье и скрылась в соседней комнатке, а довольный Галиган завалился на диванчик, потягивая густое красное вино, раскрасневшаяся Мирцея подсела к нему. Глотнув из его кубка, она погладила любовника по бедру и словно бы невзначай поинтересовалась:

– Ты доволен, дорогой? Девка, конечно, немного неуклюжа, но ничего, скоро сообразит, что от неё требуется.

Галиган хохотнул и провёл пальцами по её шее:

– А хотелось ведь… правда? Я же видел, как твои глаза блестели… и рот пересох…

– Ещё как! И сейчас хочу… – Мирцея глубоко задышала, вся отдаваясь ласкам его пальцев. – И больше всего мне хотелось придушить эту паршивку…

– Ну, и что же тебя остановило? – Его пальцы настойчиво мяли её мгновенно затвердевший сосок.

– Только то, что кроме моих мозгов тебе частенько нужна обычная дырка! Которая без мозгов стоит немного, но так уж вы, кобели, устроены! И, согласись, я нашла способ тебе её предоставить… А что ты готов сделать… ради меня?

Галиган оставил её грудь в покое и жадно отхлебнул из кубка.

– Тебе непременно нужно знать, что говорилось на этом долбаном Совете? – Любовник не скрывал своего раздражения. – Отчёт тебе нужен…

– Ни в коем случае! – Мирцея легко пробежала пальцами по его затылку. – Никаких отчётов! Мне просто интересно твоё мнение о последних событиях. И о решениях нашего мудрейшего Повелителя!

Покосившись на женщину, Галиган помолчал, а потом его словно прорвало. Бурно жестикулируя и яростно сверкая глазами, он не пожалел самых отборных ругательств для этого ублюдка Юнария, собиравшегося вот-вот двинуть войска на Остенвил, для треклятых министров, вечно ноющих о пустой казне и для самодовольного адмирала, уверявшего Патария, что его корабли одним только своим видом распугают трусливую солонийскую падаль.

А тут ещё объявилась какая-то жуткая зараза, наверняка специально привезённая из Антубии! Видно, несостоявшийся родственник остался очень недоволен приёмом, оказанным его драгоценной дочурке, и решил отблагодарить таким образом негостеприимную Нумерию.

Мирцея ловила каждое слово любовника. Когда поток его красноречия иссяк и он, раскинувшись на диване, занялся вином, женщина прикрыла глаза. Прав Манук – она ещё слишком слаба, чтобы вникать в сложные и запутанные дела, связанные с управлением государством. Она устала, и сейчас хотела только одного – хорошенько выспаться. Потом она начнёт думать над тем, что произошло в стране, пока она валялась в постели, и над тем, что может случиться в ближайшее время.

Галиган одним глотком осушил кубок и, бросив взгляд на бледное лицо Мирцеи с плотно сжатыми губами, хмыкнул и не спеша вышел из комнаты.

Грасарий

За столом царила неловкая тишина, прерываемая только постукиванием приборов по золотым и серебряным блюдам, да бульканьем наливаемого в кубки вина. Не было никаких визгливых шутов, несущих всякую чушь, разухабистых песен фривольного содержания и откровенных танцев, обычно сопровождавших дворцовые обеды при Палии.

Патарий сидел во главе стола, развалившись в просторном кресле, и потягивал своё любимое красное вино с освежающе-терпким вкусом. С плохо скрываемым презрением он разглядывал сидевших в Зале людей. Кроме матери, двух его братьев и дяди Грасария с младшей дочерью Лесминой за столом отдавали должное искусству дворцовой кухарки только члены Малого Совета.

– А почему я не вижу сегодня доланита и министра снабжения? – Патарий поставил на стол кубок, в который стоявший за его спиной прислужник тотчас долил вина.

– Турс Либург отправился осматривать укрепления на реке Лагусте, а господин министр изволил… приболеть, Повелитель. – Тостин Арвидол почтительно наклонил голову.

– Приболеть? Ещё вчера он чувствовал себя превосходно! Или прошлый Совет вызвал у него внезапные колики? Пошлите за ним немедленно! И впредь запомните – вы все только в случае полного помешательства или смерти имеете право не наслаждаться лицезрением своего Повелителя! – Патарий, уже основательно захмелевший, вскочил, размахивая руками и кривя губы в недоброй усмешке. – Я всем покажу, как не исполнять мою волю! Вы все узнаете, что такое власть Повелителя Нумерии!

Собравшиеся за столом притихли. С самого первого дня своего правления Патарий стал позволять себе пренебрежительно-высокомерный тон в разговорах с окружающими его людьми, но так откровенно по-хамски вёл себя впервые.

«А парнишка-то трусит… Ой, трусит… Боится, что кто-то за его спиной переметнётся к Юнарию, вот и пыжится. Дурак… Было бы желание – связаться с ланграксом можно, даже не выходя из дворца… Сидя за одним столом и преданно глядя в глаза Повелителю… Глуп, упрям и самоуверен… Я был уверен, что он проявит больше терпения и хитрости… И совершенно напрасно он так с матерью – она бы сейчас ему пригодилась, как никогда… И никто ведь не подскажет, что при таком раскладе править ему ровно столько, насколько хватит терпения у его дядюшки… Хотя… старина Грасарий последнее время смурной какой-то… слишком обижен. А обида мешает мыслить трезво… Палий, тот был более толстокожим… да-а, как тут не вспомнишь старого хрена добрым словом… Быстро семейка развалилась, а казалась такой незыблемой… И всё из-за бабья! Эти паршивки вечно вокруг мужиков крутятся, а сами даже наследника родить не могут…»

Дальнейшие раздумья Тостина Арвидола о своём собственном несостоявшемся когда-то наследнике прервал стук упавшего на пол кубка и громкий, с нотками истерики, вопль Патария:

– Свинья косорукая! Пошёл вон, ублюдок!

Побледневший юноша с пустым кубком в руках в полной растерянности застыл на месте, не зная, что ему дальше предпринять. К прислужнику уже спешил Главный смотритель дворца Кестин Пундор, отчаянно жестикулируя. Добежав до кресла Повелителя, от вырвал из рук юноши злополучный кубок и, шикнув на провинившегося, согнулся в подобострастном поклоне:

– Господин Повелитель! Мы всё сейчас исправим! Незамедлительно исправим!

И сам торопливо наполнил кубок. Патарий окинул толстяка брезгливым взглядом и, жадно отхлебнув, уставился на Грасария:

– А что твоя жена, дядя? Всё ещё… не в себе?

– Спасибо, ей лучше. Вашими молитвами… – нехотя выдавил мужчина, почти не разжимая губ.

– Да-а? А мне докладывали, что она совсем того… не выкарабкается… Значит, и ей пора занять место за этим столом. Среди самых родных и близких людей!

– Лекарь ещё не разрешает ей покидать комнату.

– Это Манук, что ль? О-о, этот старый пердун – известный знаток женских душ и тел… правда, матушка? Вон, как быстро поставил на ноги ваше тело! Говоришь, лучше… Чудненько! Значит, скоро я смогу лицезреть всю твою семью, дорогой дядюшка! И моего братца Динария с его прелестной жёнушкой тоже… А кстати, чего это они так загостились у моей любимой тётушки Ортении?