Суп из акульего плавника - Данлоп Фуксия

В ресторане «Горная вилла» меня уже ждали представители местных властей и партийные чиновники, устроившиеся за огромным круглым столом в отдельном кабинете. Среди них я узнала тех изысканно одетых людей, которых видела в храме. (Значит, я все-таки была права!) Партсекретарь был само радушие и без конца произносил тосты в мою честь: «Добро пожаловать в Сычуань! Добро пожаловать в Ханьюань! И уж тем более добро пожаловать в Цинси!» — восклицал он. Пара других чиновников тоже пыталась изобразить дружелюбие, однако мне представлялось совершенно понятным, что остальных терзают сильные сомнения на счет целесообразности моего присутствия в их уезде. Они с тревогой поглядывали, как я делаю записи в своем блокноте. И хотя названия поданных блюд я фиксировала по-китайски, все остальные мои многочисленные заметки были на английском. Вполне понятно, власти беспокоились о том, что далеко не все записи посвящены исключительно еде.

— Честно говоря, администрация Цинси впервые принимает гостя из-за рубежа, — немного смущенно поведал мне мэр.

(Похоже, даже прославленная Роза пока еще не успела поужинать с ним и его коллегами.)

— Огромное спасибо, — вновь благодарила я. — Вы оказываете мне большую честь.

Ужин был первоклассным — сычуаньская кухня в своем наилучшем проявлении. Мы начали с ломтиков сушенной на ветру колбаски, приправленной сычуаньским перцем и Чили, и кусочков вскормленной на зерне курицы в масле чили. Потом принесли цзя ша жоу (ломтики жирной грудинки с клейким рисом и сладкой пастой из красных бобов, которые выложили из дышащей паром миски и посыпали сахаром); соленую зелень с ароматом чая, обжаренную со свиным фаршем; целую свиную ножку, плававшую в роскошном соусе с ароматом рыбы, и приготовленную так, что мясо легко сходило с кости; коричневые бобы, тушенные с маслом, настоянным на сычуаньском перце; шикарную тушеную курятину, приготовленную с тянь ма (дорогая местная разновидность клубней, использующихся в медицинских целях); удивительную тушеную говядину с морковью. Все продукты были местными, а вкус блюд — выше всяких похвал. Вот уже много месяцев я не пробовала ничего аппетитнее. Это было лучше всего того, что мне приносили в роскошных шанхайских ресторанах. Я ела так, что за ушами трещало, и не могла остановиться. Раскрасневшись от вина, сияя от удовольствия, я тоже решила произнести тост: «За то, чтобы весь мир по достоинству оценил перец, выращивающийся у вас в Цинси!» Чиновники пришли в восторг и в едином порыве подняли бокалы и рюмки.

Му Ма явился почти в самом конце ужина, что, как мне показалось, было довольно некрасиво с его стороны, но я решила ничего не говорить. Когда мы встали из-за стола. Му Ма взялся за камеру и запечатлел всех нас на фоне гор и перечных деревьев: чиновники выстроились в два ряда, я встала посередине. Местный начальник полиции подвез нас до отеля на служебном джипе, а партийный секретарь пригласил меня чуть позже присоединиться к нему в баре его собственной гостиницы, чтобы выпить и попеть караоке. Мы расстались друзьями.

Му Ма был по-прежнему голоден, так что нам еще предстояло найти место, где он мог бы перекусить. Мой спутник вел себя странно, не смотрел мне в глаза и практически со мной не разговаривал. «Что происходит?» — не выдержала я. Он не ответил. Однако я не отступалась, и наконец его прорвало.

— Вот скажи, что ты делаешь? Пользуешься гостеприимством этих местных чинуш? Думаешь, они такие хорошие, такие щедрые? А ты пойди поспрашивай местных. Все, чем они тебя угощали, все это мясо, вино, драгоценный перец — все это куплено на деньги, которые они выжимают из местных крестьян. Лично мне кажется, что они просто тебя используют, хотят тебе понравиться. Как ты думаешь, что здесь простой народ о них думает? Что они бездельники и паразиты — никак иначе. Ты только погляди на них. У них и гостиницы, и караоке-бары, банкеты устраивают за государственный счет. Ты же видишь, насколько бедно здесь живут люди. Когда мы смотрели, как забивают свинью, и ты сказала, что поедешь на «Горную виллу», там вся семья переглянулась. Многозначительно. А потом, когда ты ушла, они мне рассказали, что в «Горной вилле» чиновники спускают государственные деньги на еду и выпивку. Они ненавидят чиновников и теперь думают, что ты одна из них. С их точки зрения, ты ела и пила за счет всех бедных крестьян Цинси.

Его слова для меня были словно удар под дых. Он был прав, я знала, что коррупция бурным цветом цветет во всем Китае. Именно в связи с коррупцией новости об уезде Ханьюань в 2004 году попали в мировые средства массовой информации. Продажное местное чиновничество во время строительства гидроэлектростанции пыталось согнать десятки тысяч крестьян с их земли, при этом не заплатив им полагавшуюся компенсацию. Доведенные до отчаяния крестьяне восстали, устроили сидячую демонстрацию протеста на месте строительства гидроэлектростанции — всего в нескольких милях вверх по реке от Цинси. Центральное правительство, которое с опасением относится к любым волнениям, послало высокопоставленных представителей, чтобы успокоить народ, а вместе с ними — военизированные формирования с целью остановить беспорядки, прежде чем они успеют перекинуться на другие районы. Мятеж бушевал не один день, административные здания подвергались нападениям. По крестьянам открывали огонь на поражение. Сколько их погибло — никто не знает. О событиях в уезде вообще запретили передавать. Когда я прочитала эти новости, я вспомнила того полицейского-параноика, с которым столкнулась в две тысячи первом, и его внимание ко мне стало более понятным.

Вспышка Му Ма меня расстроила и одновременно разозлила. Я попыталась оправдаться:

— А что, прикажешь, я должна была делать? Я же не ты. Я не могу слиться с толпой. Я иностранка и бросаюсь в глаза. Люди в такой глуши относятся ко мне либо как к высокопоставленному сановнику, либо как к шпионке. Что ты хочешь, чтобы я сделала, когда секретарь местной партячейки требует, чтобы я пошла к нему в кабинет? Устроить сцену? Попытаться воспротивиться? И вообще, я писательница, мне нужно увидеть все стороны китайского общества. Я хочу понять, чем оно дышит, как оно существует и функционирует.

Отчасти в моих словах была правда, хотя я отдавала себе отчет, что с огромным удовольствием пировала на званом ужине. Хлебая суп и смакуя свиную грудинку, тающую у меня во рту, последнее, о чем я думала, так это о коррупции и бедности. Му Ма буркнул, что с иностранцами, действительно, все иначе. «Но я все-таки считаю, что тебе лучше избегать этих людей», — добавил он.

Ему не было необходимости упоминать о волнениях две тысячи четвертого года. Может, некоторые чиновники, с которыми я сидела за столом, были замешаны в насильственном переселении крестьян, скандале с компенсациями и подавлением волнений? Мне показалось, что секретарь в своем радушии не фальшивил, и к тому же его совсем недавно назначили на этот пост. Возможно, это было сделано для того, чтобы разрядить обстановку после беспорядков? Нет никаких сомнений, что в тот год его здесь еще не было. Да и центр событий располагался в нескольких милях отсюда. Однако менее трех лет назад во всем уезде было введено военное положение. После беспорядков один из местных был обвинен в убийстве полицейского и тайно казнен, прежде чем успел подать прошение о пересмотре дела. У жителей уезда Ханьюань, если и не самой Цинси, имелись, по сравнению с крестьянами других районов Китая, куда как большие основания ненавидеть чиновников. Спустя столетие после того, как местные крестьяне добились освобождения от подати перцем, некоторым из них вновь приходилось выходить на борьбу с вымогательством начальников. Я поняла, что была настолько поглощена едой, что обо всем этом позабыла.

Мы зашли в небольшую закусочную, где Му Ма скромно перекусил тофу, овощами и рисом, обмениваясь добродушными шутками с посетителями на сычуаньском диалекте. Я, набившая себе брюхо свининой, говядиной и курятиной, чувствовала себя неуютно. Меня разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, памятуя о проявленном гостеприимстве, я испытывала благодарность к секретарю, который мне на подсознательном уровне понравился, а с другой стороны, меня снедало чувство вины, пробужденное словами Му Ма. В конце концов я позвонила секретарю и, сославшись на усталость, сказала, что караоке-бар не осилю.