Солярис. Эдем. Непобедимый (сборник) - Лем Станислав

– Не трещит, все в норме, – довольно сказал Физик.

Дверь радиоактивного хранилища – бронированная свинцовая плита – медленно поворачивалась вслед за оборотами рукоятки. Физик и Инженер поставили внутрь сосуд с ураном и, когда задвижка защелкнулась, с облегчением сорвали со вспотевших лиц маски и капюшоны.

Остальную часть дня экипаж возился с вездеходом. В нем помещались четыре человека, включая водителя, имелся открытый решетчатый багажник на двести килограммов груза. Очень остроумно были устроены колеса вездехода, диаметр которых водитель мог менять на ходу, подкачивая воздух в шины так, что они достигали полутораметровой высоты.

Приготовление одной порции изотопной смеси, которая питала электромоторы вездехода, продолжалось шесть часов. Правда, занят был только один человек, наблюдавший за работой реактора.

Инженер и Координатор тем временем лазали на четвереньках по подпалубным туннелям, проверяя кабели, протянувшиеся от носовой рубки к распределительным устройствам машинного отделения, и в случае необходимости заменяя их новыми. На холме под защитой ракеты Химик устроил нечто вроде адской кухни и варил в жаропрочных сосудах какое-то месиво, булькающее на медленном огне, словно грязевой вулкан. Он растворял, плавил и смешивал просеянные обломки пластиков, вынесенные ведрами с корабля, а поодаль уже ждали матрицы – он намеревался заново отлить разбитые распределительные щиты. Он был зол и не желал ни с кем разговаривать: первые отливки оказались слишком хрупкими.

Координатор, Химик и Доктор должны были отправиться на юг в пять, за три часа до наступления темноты. Как обычно, выехать вовремя не удалось, только около шести все было готово и уложено. Четвертое сиденье занял монитор. Багажа они взяли очень немного, зато сзади к багажнику привязали столитровую канистру для воды – большую не удалось протащить через туннель.

После обеда Инженер, вооружившись большим биноклем, вскарабкался на корпус корабля и очень медленно пошел по нему вверх. Правда, ракета воткнулась в грунт под очень небольшим углом, но благодаря ее длине корма с раструбом дюз висела над равниной на высоте двух этажей. Найдя удобное место, он уселся между конусообразно расширенной обшивкой верхней дюзы и вогнутой частью основного корпуса ракеты. Обернувшись, Инженер скользнул взглядом вниз – по всей длине освещенной солнцем трубы. Там у темного пятнышка выхода из туннеля стояли люди, отсюда они казались маленькими, похожими на букашек. Он взял бинокль и плотно приник к нему. Увеличение было значительным. Картина, открывшаяся ему, подрагивала – сказывалось напряжение в руках, требовалось опереться локтями в колени, а это было неудобно.

«Всего проще, – подумал он, – свалиться отсюда». Керамитовая обшивка дюзы была твердой – ее нельзя было даже поцарапать – и настолько гладкой, что на ощупь казалась покрытой тонкой жировой пленкой. Инженер уперся рубчатой резиновой подошвой ботинка в выпуклый конус дюзы и медленно повел биноклем вдоль линии горизонта.

Раскаленный воздух дрожал. Инженер почти физически ощущал давление солнечных лучей на лицо. Он обрадовался тому, что Доктор охотно принял план Координатора, который одобрили все остальные. Он сам рассказал Доктору об этом плане. Доктор даже слышать не хотел о каких-либо извинениях и все перевел в шутку. Но Инженера поразил конец их разговора. Ему уже казалось, что обсуждать больше нечего, как вдруг Доктор задумчиво притронулся к его груди и рассеянно заговорил:

– Я хотел тебя кое о чем спросить… ага. Ты знаешь, как установить ракету вертикально, когда мы ее отремонтируем?

– Сначала нам нужно будет привести в действие грузовые автоматы и экскаватор… – начал Инженер.

– Нет, – прервал его Доктор. – Тебе известно, что я не разбираюсь в технических деталях. Скажи мне только, ты – ты сам – знаешь, как это сделать?

– Тебя пугает цифра – шестнадцать тысяч тонн, да? Архимед готов был перевернуть Землю, имея точку опоры. Подкопаем ее и…

– Извини, это не то. Я спрашиваю не о том, знаешь ли ты теоретические или практические способы вообще, а уверен ли ты, что сумеешь это сделать – подожди же! – и можешь ли ты дать мне слово, что, ответив «да», ты скажешь то, что думаешь?

Инженер заколебался. В довольно туманной программе работ оставалось еще несколько неясных пунктов, но он убеждал себя, что, когда дело дойдет до этой, самой трудной фазы, все как-то устроится. Прежде чем он ответил, Доктор взял его руку и пожал ее.

– Нет, уже не надо, – сказал он. – Знаешь, Генрих, почему ты так кричал на меня? Нет, нет, я тебя не упрекаю! Потому что ты точно такой же болван, как и я, и не хочешь в этом признаться.

Он улыбнулся и вдруг стал очень похож на свою студенческую фотографию, которую Инженер видел у него в ящике стола.

– Credo, quia absurdum[8]. Ты учил латынь?

– Да, – ответил Инженер. – Но все забыл.

Доктор заморгал, отпустил его руку и отошел, а Инженер остался на месте и подумал, что Доктор хотел сказать что-то совсем другое и, если как следует сосредоточиться, можно отгадать, о чем он говорил на самом деле, но вместо того, чтобы сосредоточиться, он почувствовал неизвестно почему отчаяние и страх. К счастью, Координатор позвал его в машинное отделение, где оказалось столько работы, что у него не осталось ни секунды на размышления.

Сейчас Инженер вспоминал вчерашнюю сцену и свое состояние, но так, словно ему об этом кто-то рассказывал. В бинокль виднелась равнина, до самого голубеющего небосвода плавно вздымавшаяся горбами, перечеркнутыми полосами тени. Вчера вечером в глубине души он был уверен, что их найдут и что утром придется драться. Этого не случилось, и он в очередной раз решил не обращать внимания на свои предчувствия, во власти которых он так часто оказывался. Он сощурил глаза, чтобы лучше видеть. В увеличительных стеклах бинокля вырисовывались кущи стройных серых чаш, которые временами окутывались тучами пыли. Там, видно, сильно дуло, а здесь, на своем наблюдательном пункте, Инженер не ощущал ничего. У горизонта была возвышенность. А еще дальше маячило что-то длинное и темное, отсюда, с расстояния двенадцати – пятнадцати километров, похожее на облака, проплывающие над поверхностью. Время от времени там что-то приподнималось, а потом пропадало. Но все это ни о чем не говорило. Однако была в этом явлении какая-то непостижимая периодичность. С помощью секундомера он вычислил, что между вздутиями сохраняется интервал в восемьдесят шесть секунд.

Инженер спрятал бинокль в футляр и медленно, опираясь сразу на всю ступню, двинулся вниз по керамитовым плитам. Он сделал десяток шагов, когда услышал, что за ним кто-то идет. Он резко обернулся, потерял равновесие, покачнулся и, вытянув руки, упал на обшивку. Еще не успев поднять голову, он услышал отчетливо повторенный шум собственного падения.

Сгорбившись, Инженер поднялся на колени.

В каких-нибудь девяти метрах от него, на самом краю верхнего кольца рулевых дюз сидело что-то маленькое, размером с кошку, и внимательно следило за ним. Животное (ощущение, что это – животное, появилось сразу же) торчало столбиком, как белка, и Инженер видел его бледно-серое вздувшееся брюшко и сложенные на брюшке лапки – все четыре, с забавно сходящимися в самом центре коготками. Кромку керамитового кольца животное охватывало каким-то желтоватым, блестящим, словно застывшее желе, отростком, торчащим из конца туловища. Серая круглая кошачья головка не имела ни пасти, ни глаз, но вся была усыпана черными блестящими бисеринками, как подушечка со множеством тесно воткнутых в нее булавок. Инженер вскочил, сделал три шага в сторону зверька (совершенно ошеломленный, он почти забыл, где находится) и услышал как бы эхо шагов, их утроенный отголосок. Он понял, что это существо может имитировать разные звуки, и медленно подошел еще ближе, соображая, не снять ли с себя рубашку, чтобы использовать ее как сачок, но зверек вдруг преобразился.

Сложенные на круглом брюшке лапки затрепетали, блестящий отросток развернулся, как большой веер, кошачья головка жестко вытянулась на длинной голой шее, и, окруженное слабо мерцающим ореолом, существо поднялось в воздух, мгновение висело неподвижно, а потом, взлетев по спирали, набрало высоту и исчезло.