За семью печатями - Иоанна Хмелевская

Вот почему звонок в квартиру Карпинских прозвучал уже в восемь часов утра.

— Извините, пожалуйста, что заявился в такую рань! — сказал Тадеуш отворившему дверь заспанному Карпинскому, причем в голосе парня не чувствовалось ни малейшего сожаления, сплошное торжество. — У меня просто не было другого выхода, пришлось эту язву везти на базар, а до вечера разъезжать по городу с таким грузом рискованно.

Сон сразу слетел с Карпинского.

— Все привез? — оживился он.

— Во всяком случае, все, что пан сложил в мою сумку. И хорошо, что вчера часть товара всучил Эльжбете, иначе не поместилось бы. И вообще, у меня уже нервов не хватало на эту бабу, форменный обыск в доме устроила, еще немного — принялась бы за отцовскую комнату, вот я и решил идти ва-банк!

Карпинский затащил Тадика с его сумкой в свой кабинет, потом, вспомнив, что в кабинете имеет обыкновение проживать Клепа во время своих наездов, поволок сумку в спальню. Кристина уже встала и варила в кухне кофе. Эльжбета в халатике выскользнула из своей комнаты.

Тадик наотрез отказался участвовать при вскрытии клада, отправился в гостиную и принялся страдать, сраженный просто каменным выражением лица Эльжбеты. Итак, сбылись его наихудшие опасения, весть о Божене дошла до нее в самой что ни на есть искаженной форме, и теперь девушка знать его не желает. Он для нее в лучшем случае пошлый ловелас, ухлестывающий за всеми юбками подряд, в худшем же — ничто, пустое место. Но, погрузившись на самое дно отчаяния, парень оттолкнулся от него, собравшись с силами, и решил — будет Эльжбетка его слушать или нет, он ей во что бы то ни стало выложит правду. И пусть потом держит его за идиота, все лучше, чем выглядеть бабником или охотником за приданым. Жизнь его и так и сяк погублена, хоть честь спасет... Неизвестно почему Тадеушу больше всего на свете не хотелось упасть в глазах Эльжбетки.

— Из того, что я помню и что Кристине говорил, все сходится! — торжественно оповестил Карпинский, входя в гостиную. — Надо позвонить Казику, он в этом своем Амстердаме с ума сходит. Вроде бы положено отметить, но не уверен, принято ли пить шампанское в полдевятого утра...

— Не говоря о том, что мне не мешало бы явиться на работу трезвой, — отозвалась Кристина, накрывая на стол. — Я уже молчу о такой малости, как отсутствие шампанского в нашем доме. Так что чествование Тадеуша перенесем на вечер, ведь это целиком и полностью его заслуга.

Появившаяся во всей красе Эльжбета — и когда только успела умыться, подкраситься и приодеться? — язвительно заметила:

— И на трон его посадим.

— А у нас найдется трон? — удивился простодушный Карпинский.

— Нет, папуля, это я чисто символически предлагаю.

— Зачем же символически? — сияя безмятежной радостью, поправила ее Кристина. — Возьмем бархатную подушку с дивана. Тадик, позавтракаешь с нами? Сделать тебе яичницу?

Тадик молча страдал Даже если бы его не накормили у мачехи, он все равно уже потерял бы аппетит Всем своим нутром ощущал он вдруг выросшую между ним и Эльжбетой высоченную стену и не знал, с какого боку подступиться к ней, чтобы хоть немного разрушить. И вообще, Карпинские вели себя, по его мнению, довольно странно. Вместо того чтобы от счастья прыгать, плясать и падать друг дружке в объятия, они как-то буднично восприняли обретенное богатство, болтая о пустяках. Парню просто не пришло в голову, что все трое еще до конца не осознали свалившееся на них счастье, уже потеряв на него надежду, ведь столько препятствий нагромоздила судьба на их пути.

Ладно, придет в более подходящее время и тогда объяснится с Эльжбетой, а пока отправится на работу, пусть они тут разбираются сами. И он уже встал, чтобы распрощаться, но неожиданно передумал. Нет уж, если объясняться, то немедленно, нечего откладывать.

И взял быка за рога.

— Яичницы не надо, спасибо, — ответил он Кристине. — А вот кофе охотно выпью. И еще я хотел бы сказать... Вы сможете меня выслушать?

— Я смогу, — благодушно согласился Карпинский. — Мне можешь говорить все, что захочешь, и столько времени, сколько захочешь. А вот мои девушки... они немного того... после вчерашнего. И твое появление с деньгами... сам понимаешь.

— И вовсе мы не того, — возразила Кристина. — Благородное вино еще никогда никому не вредило. Так что я тоже охотно послушаю.

После некоторого колебания и Эльжбета присоединилась к компании.

— Могу и послушать, если нужно. Все лучше, чем в кухне торчать. Мне тоже есть не хочется, ну ее яичницу.

Ну вот, опять начинают! Не поймешь их, этих Карпинских, никогда просто не скажут, все у них с наворотами, ну да ладно, сейчас главное — чтобы его выслушали.

— Мне жутко не повезло, просто как пыльным мешком трахнули по голове, нет, не подумайте, я не собираюсь нюни распускать и на жалость брать, хочу просто рассказать, как и что. Да, с сахаром. Спасибо.

Оказалось, ни у кого из хозяев тоже не было аппетита, поэтому Кристина принесла только кофе. В термосе. Сахар уже стоял на столе, а вот о ложечках Кристина забыла, зато неизвестно для чего захватила из кухни вилки. Они с Эльжбетой пили кофе без сахара; Карпинский взял сахар ложечкой, которая торчала в сахарнице, и, не позаботившись о госте, принялся ею размешивать сахар в своей чашке. Тадеушу ничего не оставалось, как использовать для той же цели черенок вилки. Впрочем, никто не обратил на это внимания.

— Так вот, — отчаянно начал он, — та девушка, что вчера устроила скандал этой нашей тыкве недоделанной, — Боженка, дочь мужа моей матери от первого брака. Мы росли вместе, жили в одном доме больше десяти лет, и я всегда считал ее младшей сестренкой. А теперь... если честно, так это из-за нее мне пришлось уйти из дома, потому что выяснилось — она меня за жениха держит. Я и раньше слышал какие-то глупые намеки, да мимо ушей пропускал, считал — просто девчоночья дурь, вырастет — поумнеет. А тут, буквально в последние дни, и вылезло шило из мешка. Мало того, что Боженка всерьез намерена выйти за меня замуж, так еще и мать, и ее муж на то же настроились. Меня-то не спросили, не сочли нужным. Мать говорит — это все само собой разумелось, а Боженка их убедила, что у нас все сговорено. Она и приданое уже собрала. И когда я об этом узнал... а узнал не просто так, скандал вышел адский, «гак я прямо заявил — не бывать этому! Потому как у меня и в голове такого не было, мне эта Боженка... До сих пор просто не обращал на нее внимания, говорю же, считал сестренкой, а теперь... теперь она для меня хуже чумы, я скорее горло себе перережу, чем женюсь на такой. На безлюдный остров сбегу, а если и там меня достанет — в море утоплюсь или поищу акулу-людоеда. А чтобы не осталось никаких недоразумений, черным по белому заявляю: я до нее пальцем не дотронулся, да и не собирался. А по-хорошему ей не объяснишь, не из тех она, чтобы слушать резоны, коли что в башку втемяшится. За грубость извините, но сейчас я просто вынужден назвать вещи своими именами. Так вот, она, Боженка эта, — ну точная копия моей мачехи, пани Богуславы, вся разница лишь в том, что не перезревшая тыква, но уже классная мегера, а у меня в этом аспекте с отцом вкусы не сходятся.

Задохнувшись, парень отхлебнул глоток кофе.

Над столом нависло молчание. Тадеуш обвел всех мрачным взглядом и опять сделал попытку подняться и уйти.

Кристина остановила его вопросом:

— А что твоя мать? Она и до сих пор...

— Матери я высказал все, что думаю по этому поводу. Расстроилась, конечно, но не слишком, мать всегда поймет, если ей растолковать, да и любит меня.

А из дому пришлось уйти. Я бы снял комнату или в гостинице поселился, могу себе позволить, да раз подвернулся такой случай... Обещал Эльжбетке помочь, а тут словно этот, как его... перст судьбы — сама же мачеха предложила в отцовском доме пожить, я и ухватился. А ремонтом там заняться и сам собирался.

— И эта... девушка знала, куда ты переехал? — спросил Хенрик Карпинский.

— Что я, чокнутый? Ведь уже понял, на что она способна, словечка ей не пикнул. Должно быть, как-то у матери выведала.

— И за тобой явилась, — заключила Кристина.

— И видела, как мы с отцом ночью сумку привезли, — добавила Эльжбета. — А ты ей небось о нашем портфельчике проболтался, иначе чего бы она...

— Да ты что! — вскочил Тадеуш. — Я никому ни слова, а уж этой — ни за что на свете! И вообще, хочу перед всеми вами извиниться за то, что она наворотила. Если бы я мог хоть на секунду предположить, что такое возможно, — не знаю, что бы с ней сделал! Связал бы! Запер в погребе! Ну, может, и не запер, однако меры принял. Ведь все висело на волоске...

— Еще бы! — подтвердил Карпинский. — Как вспомню вчерашний обед...

— Вы еще не знаете, что мачеха после обеда вытворяла! — воскликнул Тадик. — Потому я и решился, понял, что планы наши могут рухнуть, больше медлить нельзя. Ночью все разложил по сумкам, а утречком сказал — в химчистку вещи отношу. Теперь придется, наверное, что-нибудь из вещей купить, мегера точно захочет проконтролировать. С утра-то у нее времени не было нос в сумку сунуть.