Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя - Валерий Меницкий

Я инстинктивно прижался к левой кромке ВПП. Садиться надо было филигранно. Полоса во Владимировке не такая широкая, как в Жуковском, — метров сорок семь. Впереди самолёт, садящийся на первые плиты по центру полосы, плюс ещё спутная струя. Почему я сместился влево, а не вправо — и сейчас не могу ответить на этот вопрос. Может быть, потому, что слева по крайней мере находилась запасная полоса и можно было плюхнуться на неё.

Но я тоже опустился на первые плиты ВПП, ещё раньше — в воздухе — выпустил тормозной парашют. И, сев на полосу, буквально тут же остановился и зарулил на первую рулевую дорожку. Вот когда мне пригодились мои так называемые укороченные посадки. Про которые все — и военные, и наши инженеры — говорили, что вот, мол, Валера уже готовится для посадки на корабль. И не надо никаких тормозных устройств, он с таким маленьким пробегом сядет на любой авианосец.

Когда я поставил самолёт на стоянку, мне стало интересно, кто же этот лётчик, который, не видя меня, так бесшабашно сел. Им оказался Вадим Алейников. У него ещё на взлёте сорвало «фонарь». И он, недолго думая, сразу же после первого разворота, находясь к тому же в режиме радиомолчания, так как отлетела и фишка радиосвязи, зашёл на посадку и стал садиться на тяжёлой, полностью заправленной машине.

— Зачем же ты с ходу зашёл на посадку? Походил бы, посмотрел бы хоть, что такое летать без «фонаря». И потом, выработал хотя бы немножко топлива, — сказал я, подходя к Вадиму.

Но, видно, парень просто попал в непривычную для себя ситуацию. До этого Алейников, наверное, не летал без «фонаря». И потому предпочёл за благо тут же сесть. А из-за того, что он шёл в режиме радиомолчания, плюс был поглощён выполнением захода и самой посадкой в экстремальных условиях, он не обратил внимания на самолёт, садившийся у него под самым носом.

Когда Вадим садился, он этого, конечно, ничего не понимал и не видел. Но те, кто наблюдал нашу совместную посадку со стороны, схватились за сердце, видя, как один самолёт «находил» на другой. А руководитель полётов, откровенно говоря, просто оцепенел. Ему надо было мгновенно оценить обстановку, дать команду, чтобы Су-17 уходил на второй круг и проинформировать меня. Но, видно, зрелище было уж чересчур жуткое, и у руководителя полётов замерло сердце и он потерял дар речи.

Впрочем, как мне объяснили на разборе, Вадиму дали команду перейти на другой канал радиосвязи. Руководитель полётов, не выслушав квитанции (то есть подтверждения приёма информации) или ответа, посчитал, что лётчик перешёл на указанный канал. Через какое-то время обнаружилось, что в этом диапазоне Алейникова нет. И пока разбирались, на каком канале работает станция Вадима, тот сам принял решение и быстро пошёл на посадку. На КДП его вовремя не обнаружили. А когда наконец заметили, ситуация начала нарастать настолько быстро, что все попросту оцепенели. Когда группа посадки увидела нас в районе ближнего привода, она кое-как пришла в себя и дала безадресную команду уйти на второй круг. Команда, оказывается, предназначалась мне. Но трудно даже предположить, что могло бы произойти, если бы я её послушался и пошёл вверх. При моей скорости 280 км/час и скорости Су-17 порядка 350 км/час он меня плавно обходил, и даже небольшое движение самолёта в ту или иную сторону могло привести к немедленному столкновению. Думаю, пройди я ещё две-три секунды по прямой, и мы бы не сумели избежать катастрофы. Гибель была бы глупой.

В подобных ситуациях руководителю полётов, как никому другому, надо быть предельно строгим к выполнению своих обязанностей. От него требуется определённое умение владеть собой и крепкие нервы. Ибо в тот момент наша жизнь находится, конечно, в его руках.

Только после посадки, когда Алейникову рассказали о том, что произошло, он осознал, в какой ситуации, в какой «яме» мы побывали. И поскольку всё завершилось хорошо, то я, как более опытный испытатель, посоветовал ему:

— Вадим, возьми на будущее. Если такая ситуация случится, её надо всеми возможными способами упростить. Зачем при слетевшем «фонаре» выполнять посадку на такой тяжёлой машине? Ну возьми да сделай пару виражей на форсаже с тормозными щитками. Хотя бы топливо убери. Потом, раз у тебя не стало радиосвязи, надо более осторожно подходить к заходу на посадку. Ты же не слышишь никого. И тебя никто не слышит. И ты обязан всё предусмотреть, чтобы зайти на посадку нормально, чтобы не сесть на взлетающий самолёт, чтобы не столкнуться с садящимся самолётом. Чтобы, наконец, обеспечить себе достаточные условия для простоты исполнения самой посадки. Ну и вообще, у тебя была великолепная возможность испытать, как проходит полёт без «фонаря». Когда ещё представится такой случай!

Не знаю, насколько хорошо меня понял Вадим, но в ответ я услышал:

— Валера, за мной ящик коньяка. Ты же спас мне жизнь!

— Ну, я и себе её на всякий случай спас.

Он меня поблагодарил. Кстати, и руководитель полётов — тоже. Потому что ситуация была непростая и для него.

Напряжение у нас и у техников, которые буквально за пару минут пережили столько страхов, было чересчур велико. Поэтому мы забросили все прочие дела и провели лёгкий вечер с небольшим возлиянием, пытаясь хоть немного загасить адреналин. Ну а ящика коньяка от Вадима я так и не дождался. Я, конечно, шучу, но тем не менее определённый знак внимания он должен был оказать. Хотя бы зайти по традиции в наш домик и посидеть с нами в тот вечер, поговорить по душам.

11. ВИНО И КРЫЛЬЯ

Теперь мне хотелось бы поговорить о том, о чём обычно помалкивают. Тема эта, которой я уже немного касался, долгое время была запретной для общественного обсуждения. Но одна из целей моей книги — показать жизнь лётчика-испытателя такой, какая она есть на самом деле, без прикрас и недомолвок, во всей её полноте и многообразии.

Наша работа полна опасностей. «Фирменные» лётчики, как, впрочем, и лётчики-испытатели ЛИИ и Государственного научно-исследовательского института ВВС (ГНИКИ), серийных заводов, рискуют практически ежедневно. Напряжение, связанное с постоянным риском, требует психологических «растрясок». Иногда надо выпить, и немало, чтобы разгрузить свою нервную систему, погасить возбуждающие процессы, которые её расшатывают. Надо отойти хотя бы на время от ситуаций, что случились с тобой в воздухе и которые ты постоянно прокручиваешь в своей памяти. Поэтому «упражнения» на расслабление организма случались у нас довольно часто.

О себе я этого сказать не могу. Например, за всё обучение в Школе лётчиков-испытателей я не выпил ни грамма. И считал, что это мне просто не нужно. Но потом, поговорив с докторами и знакомыми тренерами ведущих спортивных команд, понял: иногда организму просто необходимы подобные расслабления. В противном случае постоянное возбуждение может привести к его нервному истощению.