Пленники ночи - Лоретта Чейз

Вчера вечером она даже дошла до того, что стала его умолять. Что дальше?

Она будет унижаться, пресмыкаться перед ним и будет опускаться все ниже и ниже. Ничто другое ее не ждет. Эсмонд видел, что она делает, и вчера вечером ясно дал ей понять, что она обречена на неудачу. Она умоляла, почти плакала — а он повернулся к ней спиной и ушел.

Лейла сжала кулаки.

Она больше ни за что не будет унижаться. Пусть ее повесят, расстреляют, сожгут на костре…

Эсмонд разбил ей сердце. Но она поправится. Она просто должна захлопнуть дверь перед его носом, потом собрать осколки сердца, сложить их и продолжать жить. Она знает, как это делается. Она исключила из своей жизни Фрэнсиса, хотя и была связана с ним узами брака. Сейчас будет легче.

Квентин с самого начала не был в восторге от расследования. Это Лейла заставила его заняться им. С таким же успехом она могла бы заставить его прекратить дело и уволить главного следователя. Если провидение хотя бы в этот единственный раз будет к ней благосклонно, ей не придется говорить об этом Эсмонду. Он просто… исчезнет. Туда, откуда появился.

Остановка кареты прервала мрачные размышления Лейлы. Она вышла и под моросящим дождем поспешила к входной двери, у которой ее уже ждал улыбающийся Гаспар.

Ей будет не хватать этих временных слуг, но с их отъездом жизнь не остановится. У нее удобный дом, большая, хорошо освещенная студия и у нее достаточно денег. Более того…

— Месье ждет вас в студии, — сказал Гаспар, принимая у Лейлы плащ и шляпу.

А она рассчитывала на благосклонность провидения!

Стиснув зубы, Лейла прошла холл и, поднимаясь по лестнице, спешно сочиняла прощальную речь. Она будет простой, короткой и по существу: «Вы выиграли, Эсмонд. Вы с самого начала не хотели этим заниматься. Вы меня предупреждали, а я не желала вас слушать. Ладно. Вы были правы, а я — нет. Я определенно не обладаю терпением, которое необходимо для такой работы. И не менее определенно я не хочу потратить остаток жизнь на это расследование. Больше не потрачу ни одной минуты. Я не создана для того, чтобы стать вашим партнером и меньше всего на свете я хочу быть равной вам. Вы выиграли. Я сдаюсь. А теперь уходите и оставьте меня в покое».

Лейла вошла в студию со словами:

— Отлично. Вы выиграли, Эсмонд. Вы с самого начала не хотели этим…

Остаток речи куда-то разом исчез.

Не было ни речи, ни мысли, ничего на свете, только картина, которая представилась ее взору.

Эсмонд сидел на ковре перед камином, скрестив ноги по-турецки, обложенный с трех сторон подушками. На коленях лежал открытый альбом для эскизов. Рядом стояли небольшой кофейник с кофе и блюдо с печеньем.

На Эсмонде было что-то шелковое, переливающееся: свободный, без пуговиц золотой халат, подпоясанный кушаком цвета голубого сапфира и такого же цвета широкие шаровары.

Золотой принц.

Из сказки.

Лейле хотелось протереть глаза, но она побоялась: вдруг Эсмонд исчезнет. Она сделала шаг. Он не исчез, но и не шевельнулся, а лишь смотрел на нее своими невероятно синими глазами. Она подошла к краю ковра.

— Вы хотели знать, кто я? Вот он я — такой, каким вы меня нарисовали.

У него даже голос был другим: исчез легкий французский акцент. Он говорил на языке английского привилегированного класса, но с намеком на какой-то неопределенный, неизвестный ей акцент.

Лейла молчала, но Эсмонд, казалось, этого не заметил.

— Вы были не совсем правы. Я никогда не носил тюрбана. В них слишком часто заводятся всякие паразиты. Знаете, в моей стране чистота — большая проблема. Чтобы приготовить ванну, надо потратить несколько часов. А если без конца приходится отбиваться от врагов, трудно выкроить время на что-то еще.

Если это не сон, то она, должно быть, пьяна. Неужто это Эсмонд так непринужденно говорит о тюрбанах и ваннах? У нее лихорадка?

Лейла приблизилась еще на один шаг.

— Но меня избаловали такой роскошью, которую мои бедные соотечественники не могли себе даже вообразить. Я не носил тюрбана и одевался как хотел. Но никто не смел надо мною смеяться или ругать меня, потому что я родился при странных обстоятельствах, а мою мать считали колдуньей. Мой кузен Али-паша в это верил. Он даже верил в ее предсказание, что я стану еще одним Александром, который выведет свой народ из рабства и восстановит былое величие Иллирии[6].

Не веря ни своим глазам, ни ушам, Лейла, как завороженная, опустилась на ковер напротив Эсмонда.

— Иллирия? — повторила она.

— Таким было древнее название этой страны. Часть ее известна в вашей стране как Албания. Я албанец — по рождению и по крови. Вы хотели узнать мое настоящее имя. Моя мать, которая была христианкой, хотела назвать меня Александром — на нашем языке Скандер. Мой отец был мусульманином и выбрал для меня другое имя — Исмал. Меня зовут Исмал Делвина.

Так вот откуда появился Алексис Делавенн.

На самом деле его зовут Исмал Делвина, хотя его мать хотела назвать его Александром. Сердце Лейлы сжалось. Она узнала то, что хотела — и даже больше. У него были мать и отец, место, где он родился — Албания. Но даже его соотечественники считали его странным.

— Исмал, — прошептала она. — Вас зовут Исмал.

Он помолчал, будто ожидая, что Лейла скажет еще чего-нибудь, но и она молчала.

— Это обычное мусульманское имя. Мой отец был непритязательным человеком. Воином. От него я унаследовал рост и силу. Именно из-за моего роста возникли суеверия. Впрочем, суеверия начались уже при моем рождении. Я родился в полнолуние, и мои волосы были светлыми. Это было первым дурным предзнаменованием. Вторым был тот факт, что младенцем я не выносил, чтобы меня пеленали. Я всегда освобождался от пеленок, потому что с детства не терпел, если меня лишали свободы. Когда мне было три года, произошло третье предзнаменование. Я играл в саду, и мне на колени вползла змея. Я ее задушил, обмотал вокруг шеи и пошел похвастаться перед старшими.

— Вам было три года?

— Это важно. В три года — третье предзнаменование. Мой народ считает, что число три обладает большой силой. Мой народ вообще суеверен. Люди верят в колдунов и вампиров, в волшебство, в сглаз, в проклятия и в обереги, отпугивающие зло и болезни. После трех таинственных событий, о которых моя мать рассказала всем, все поверили, что я сверхчеловек. — Насмешка скривила губы Исмала.

«Он как будто смущен», — подумала Лейла.

— От моей матери я унаследовал хитрость и коварство. Если бы не умение обманывать, я не стал бы тем, кем являюсь сейчас.

После короткой паузы Исмал возобновил свой рассказ:

— Когда Али услышал о странном маленьком мальчике, он приехал посмотреть на меня и тут мать рассказала ему, что видела сон, в котором была предсказана моя судьба. Сомневаюсь, что она видела этот сон. Она была насквозь лжива и обманула Али, потому что хотела жить в роскоши. Ее ложь удалась, и моя семья переехала к нему во дворец. Али был величайшим во всей Оттоманской империи скрягой, но, поверив в ложь моей матери, он послал меня за границу, чтобы я получил западное воспитание и образование — в Италии, Франции и Англии. В Англии я учился в Оксфорде.