День рождения ведьмы - Кирилл Кащеев

Ирка почувствовала, как ощущение удачной ночи наполняет все ее существо. И кумление с ведьмами оказалось не таким противным, как она думала, и русалок впервые за долгие годы удалось переселить в поля — даже несмотря на сюрпризец в виде фольклорного праздника! Одно только дело на сегодня осталось…

Глава 33 Ирка должна умереть

— Ирка-а! — замахала ей так и сидевшая над пострадавшими Танька. — Иди сюда, тут одна очнулась!

Ирка подошла к лежащей на земле девушке. Рука ее была плотно стянута зеленой от трав и темной — ха, точно, от драконьей крови! — повязкой.

— Поют… — не открывая глаз, словно в забытьи, шептала девушка в драной белой рубахе с начисто оторванными струйчатыми рукавами. Ирка удовлетворенно кивнула, оправляя свои. — Поют… Праздник продолжается?

— Можно сказать и так, — согласилась Танька, оглядывая размытые пятна крови на плитах набережной и мосту, перевернутые после массового бегства публики киоски, раскатившиеся калачи, изодранные мокрые юбки ведьм… — Повеселились — сил нет! — и тихонько добавила: — Ну совсем нет — только в душ и спать!

— Но я видела… Видела! Зубы! Хвост! Чешуя! — девчонка закричала, попыталась подняться, но Танька удержала ее. — Зубы в воде!

— Пить не треба було! — проворчала наклонившаяся к девушке Стелла. — Медовушку-то, небось, на травах настаивали? А травки таки бувають, що писля них не те що зубы в воде, вставные глаза в лимонаде побачишь! Так своим приятелям и передай!

— Показалось… почудилось… — облегченно вздохнула девушка, снова прикрывая глаза. — Учитель говорит, в такую ночь бывают истинные видения… проникновение в сокровенную суть вещей… — дремотным голосом прошептала она.

Учитель — это, надо полагать, русый бородач. Стелла, Танька и Ирка дружно задрали головы к мосту. На лицах всех трех ведьм читалось одинаковое желание содрать с бородача ими же наложенные повязки… и сдать его вовкулакам. Чтобы те закончили начатое русалкой дело — так сказать, довели знакомство с сокровенной сутью вещей до логического конца. За то, что книжек про древние обряды начитался, а так и не понял, что все написанное — не сказка и не игра! Не зная броду, кидает своих учеников в воду!

— А где моя сестра? — уже задремывая, пробормотала девушка.

— Какая сестра? — машинально переспросила Ирка.

— Марыся… Машенька… маленькая…

Ирка напряженно посмотрела на недоеденную девицу:

— Маленькая — это сколько?

— Восемь лет… — девушка уже почти спала.

Ее разбудили. Пальцы разъяренной ведьмы сомкнулись у нее на горле:

— Ты взяла маленькую девочку — самый лакомый для русалок кусочек! — на мост над текучей водой на русалкину ночку?

— Я хотела показать ей наши танцы! — в панике завопила девушка, не понимая, кто эта суровая девчонка и на что она так злится! — Чтоб она приобщалась! Чтоб выросла настоящей славянкой! Может, даже ведьмой!

— Да что ж вас всех тянет: то на кладбище — ведьм смотреть, то в воду — русалок собой кормить! — всплеснула руками Ирка.

— Не волнуйся, девочка наверняка удрала с остальными… — начала Танька.

— Вот здорово — восьмилетняя девочка ночью в большом городе! — восхитилась Ирка. — А ее надкушенная сестрица на набережной валяется! И какого же лешего…

— Не виноватый я! — в очередной раз взмолился из тьмы вконец задерганный Иркой леший. — А девчонка не в городе вовсе! Не вышла она из парка, за ней лосарка погналась!

— Что-о-о? — взвыла Ирка. — И ты молчал?

— Так я за людей не ответчик, я за парк ответчик. А на кровушке деревья да травка растут гуще.

— А вот запрещу я тебе называться парковым или садовым, своей властью ведьмы-хозяйки запрещу! — уже срываясь на бег, крикнула Ирка. — Культурный! На кровушке у него гуще растет!

— Смилуйтесь, барыня-ведьма, век помнить буду! — заорал-заскрипел вслед леший, но черноволосая девчонка уже исчезла — черная борзая мчалась под деревьями на окраине старого парка.

«Вот же пенек — даже пообещать ничего толкового не может! Век он помнить будет! — мысленно передразнила Хортица. — Что такое век памяти для молодого двухсотлетнего лешего!»

Громадный черный нос обследовал траву — ей нужен след, мельчайшее дуновение, похожее на запах недоеденной старшей сестрички… Она может, она должна успеть! Лосарки, травяные родственницы русалок, любят сперва погонять жертву, поприставать с загадками, ответы на которые забылись, еще когда парковый леший даже не зародился в утробе старого дерева. У девочки оставался шанс.

Есть! Вот он, запах, есть! Хортица помчалась широким размашистыми скачками. Вылетела на поросшую высоченной нестриженной травой поляну и понеслась сквозь нее, пробивая сплетение стеблей широкой грудью.

Ой, бижить, бижить мила дивчина.

А за нею та лосарочка…

Наполняя всю полянку вязким, обессиливающим страхом, сочился зловещий тихий шепот. Словно шуршала сама трава на поляне, дразнила, насмехалась…

Ты послухай меня, красна панночка,Загадаю тоби три загадочки.Як угадаешь — до батька пущу,Не вгадаешь — до сэбэ визьму…

Вдалеке раздался смех — пронзительный, захлебывающийся, истеричный детский хохот. Черная борзая подпрыгнула — и понеслась, то взмывая в прыжке над травой, то исчезая…

Панночка загадку не видгадала,Лосарочка панночку залоскотала…[18]

Хохот прервался… Снова возобновился, срываясь на задыхающийся визг… затих опять… Хортица помчалась быстрее.

Лосарка, травяная русалка, походила на манекенщицу — длинная, тонкая, как травинка, и почти такая же зеленая. Короткие, будто стриженные «под мальчика», волосы, малиновые, как венчик чертополоха, торчали во все стороны. Русалка обнимала маленькую белокурую девочку, и ее длинные гибкие пальцы шевелились, пробегая у девочки по бокам, скользя под подбородком, ныряли под мышки…

Девочка смеялась — смеялась, смеялась… Из ее расширенных от ужаса глаз катились слезы. Шея раздувалась, лицо синело, из горла уже вырывался не смех, а хрип. Руки и ноги дергались в судорогах, тело корчилось. На бледной коже проступали синие пятна от пальцев лосарки, а на губах — пена.

Борзая налетела вихрем, ударила лосарку в грудь, опрокинула… Девочка откатилась в сторону. Рычащая и скалящая клыки борзая стала лосарке лапами на грудь… Выметнувшиеся из тела травяной русалки острые зеленые стебли вонзились в живот борзой, будто ножами полоснули шкуру. Борзая отпрыгнула…

— Хрясь! — из руки лосарки вылетел травяной аркан, подсек ноги пытающейся уползти девочке. Щелк! — второй аркан захлестнул горло борзой, сдавил.

Очертания громадного собачьего тела поплыли… и хватаясь за травяную петлю обеими руками, на аркане забилась черноволосая девочка.

— Две! — прошелестела лосарка. — Две! — и потащила жертвы к себе.

Ирка волоклась в петле аркана: захлебываясь, задыхаясь, отчаянно пытаясь упереться пятками… Бледно-зеленые губы лосарки растянула усмешка:

— Не уйдешь! — лосарка дернула девочку к себе. Блеснули острые, похожие на пилу зубы…

— Куда ж я без тебя! — прохрипела Ирка и…

Клац! — зубы лосарки сомкнулись на подставленном серебряном нарукавье.

Лосарка раззявила пасть и заорала, точно в рот ей сунули раскаленное железо.

Ирка взмахнула рукой. Развернувшийся струйчатый рукав чиркнул серебряной каймой поперек лица лосарки. Полоска зеленой травяной крови расчертила лоб… Лосарка завизжала. Вжжик! — Ирка полоснула рукавом по аркану. Травяная веревка лопнула, как от удара саблей! Лосарка завопила снова, будто ее резали по живому телу, — зеленая травяная кровь потекла с кончиков пальцев. Новый взмах рукава — Ирка перерубила вторую веревку, позволяя девочке упасть на землю.

— Не трожь! Мое! — прохрипела лосарка, и в Ирку полетели острые, как дротики, травинки.

— И-эх! — ведьма крутанулась, голубые рукава с серебряной оторочкой взвились в воздух.

Вертясь, как юла, Ирка кинулась на отступившую лосарку. Град травяных стрелок, травяные ножи, похожие на листья фикуса, и травяные сюрикены — все крошилось в мелкую пыль под свист рассекающих воздух рукавов.

— Н-нна! — В руке лосарки возник длинный, чуть не с нее ростом зеленый стебель. Она замахнулась, как копьем.

— Сама — на! — Иркин рукав вылетел вперед, полоснув лосарку поперек груди. — И еще — на! — второй рукав лег внахлест, почти отрубив держащую копье руку. — И еще! Еще! — рукава свистели, рубя лосарку на части, мелко нашинкованная трава сыпалась из ее тела, как из-под ножей газонокосилки. Резко и остро пахло травяным соком. — И напоследок — на! — Край рукава полоснул лосарку поперек туловища, и травяная русалка рассыпалась зеленой трухой.