Украшение и наслаждение - Мэдлин Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Идем со мной. Быстрее… Доделаем все остальные дела в другой день.
— Нет-нет, я не смогу… уделить вам должного внимания, если не доделаю все сейчас же, — пролепетала Эмма.
— Я воспринимаю эти слова как обещание, что вы окажете мне «должное внимание» в другое время.
Но Эмма не давала такого обещания, потому что знала: до тех пор, пока она не поговорит с человеком, ожидавшим в саду, у нее не было права и свободы предложить себя Дариусу на любых условиях.
А он по-прежнему обнимал ее, глядя на нее сверху вниз, и она видела в его глазах вопрос. Наконец, поцеловав ее в лоб, граф отстранился и, отступив на шаг, проговорил:
— Вы правы. Вам сначала надо закончить дела, чтобы уж потом…
Тут он заметил бумаги, которые обронила Эмма. Подобрав их, спросил:
— Что это?
— Документы, касающиеся картины Рафаэля, — пояснила Эмма.
Граф сунул их в карман сюртука и направился к стене — взять Рафаэля.
— Если была на свете картина, не нуждающаяся в сопроводительных документах, удостоверяющих ее автора и происхождение, то это она и есть. Не забудьте поблагодарить от моего имени «уважаемого джентльмена», которому она принадлежала.
Как только Саутуэйт ушел, Эмма позвала Обедайю. Тот сразу же вынырнул из хранилища.
— Мне нужно, чтобы вы, Обедайя, сейчас кое-что сделали для меня. Пожалуйста, найдите подходящий мешок и упакуйте в него вот эту кучу монет. А потом принесите мне. После этого вы свободны.
Обедайя не выказал ни малейшего удивления. Он вернулся в хранилище, чтобы поискать мешок. Затем передал потяжелевший мешок хозяйке, и та направилась в северо-западный угол выставочного зала, а оттуда вышла в сад.
Эмма не заметила своего гостя. Она уже прошла половину садовой дорожки, когда незваный визитер свистом подал ей знак из густых кустов.
— Я решил, что лучше схорониться здесь, — сказал он, когда Эмма подошла к нему. — Не хотел, чтобы ваш милый гадал, кто я такой.
Она сразу же невзлюбила этого субъекта, но сейчас его ухмылка вызвала у нее подлинное отвращение.
— Не оскорбляйте меня вашими инсинуациями, сэр, или вам придется пожалеть, если я все расскажу этому человеку о нашем деле.
— Буду рад покончить с этим делом — это уж точно, как пить дать. Мне случалось встречать даже торговок рыбой с лучшими манерами, чем ваши, мисс.
— В таком случае давайте побыстрее покончим с нашим делом. Я собираюсь заплатить выкуп, сэр.
— У вас есть все три тысячи?
Эмма опустила мешок на землю.
— Здесь всего полторы. Но я должна быть уверена в том, что все идет по плану и вы сообщите мне благую весть.
Она молилась, чтобы Глупец не навязал ей еще какие-нибудь контрабандные товары вроде вина или чего-то подобного.
— Что ж, это начинает мне нравиться… Это очень интересно… — в задумчивости пробормотал собеседник. — Но я ведь сказал, что вы должны выплатить все три тысячи целиком…
— Похоже, что те, на кого вы работаете, больше сведущи в финансовых делах аукционов, чем вы, — заявила Эмма. — А теперь скажите, как мне связаться с вашими хозяевами. И не пытайтесь отделаться от меня, а то не получите ни пенни.
Глупец вытянул шею и осмотрелся. Удостоверившись, Что никто не может их подслушать, он проговорил:
— Вы попросили об услуге, не так ли, мисс? Так вот, если вы заберете назад эти полторы тысячи, то лишите себя возможности вести с нами дела. Вам следует закончить то, что начал ваш папаша. А это произошло как раз тогда, когда он оступился и упал.
Глава 26
Дариус находился уже в полумиле от «Дома Фэрборна», когда захотел еще раз рассмотреть картину Рафаэля. Это было небольшое полотно, заслуживавшее внимательного изучения. Он решил, что не станет вешать картину на стену, а оставит в ящике, в библиотеке — чтобы всегда иметь под рукой.
Граф наконец отставил картину к противоположной стенке кареты, и тут в кармане его сюртука что-то зашуршало. Он сунул руку в карман и вынул бумаги, которые вручила ему Эмма. Эти документы давали полное описание происхождения картины, а также рассказывали о ее судьбе. Картина пропутешествовала из середины шестнадцатого века в век настоящий. В документах описывалась история картины и ее владельцев, имелись даже ссылки на письма прежних владельцев и на английские реестры, в которых она значилась с начала семнадцатого века. А последняя запись, нацарапанная в самом конце, нуждалась в расшифровке, потому что чернила выцвели и были едва видны — как будто на них попала какая-то жидкость. Однако можно было разобрать, что на аукцион «Дома Фэрборна» картина попала пятнадцать лет назад.
Дариус поднес бумагу к окну кареты, чтобы получше разглядеть. И оказалось…
О, оказалось, что картина была куплена… самим аукционистом. Выходит, он купил ее, опередив своих покупателей, приобрел ее сам!
Удивленный этим открытием, граф положил документы на колени и снова взял в руки картину, владельцем которой был Морис Фэрборн. Да-да, именно он являлся тем самым «уважаемым джентльменом», из коллекции которого картина поступила в продажу.
Но почему Эмме вздумалось продавать такое сокровище? До того как в ее аукционный дом поступила коллекция немецкого графа, это, возможно, имело смысл, если она хотела повысить статус аукциона или если ей срочно требовались деньги. Но ведь к тому времени, когда аукцион должен был состояться, она уже знала, что в течение нескольких месяцев можно о деньгах не беспокоиться. А Рафаэль, хотя и стал важным вкладом, теперь уже не играл решающей роли в поддержании престижа «Дома Фэрборна».
И оставалось только одно объяснение… Значит, Эмма все же очень нуждалась в деньгах, причем в большой сумме, иначе она не пожертвовала бы этим полотном.
Но почему Эмма нуждалась в крупной сумме? Ведь она не играла в азартные игры… Может, задолжала модисткам и белошвейкам? Однако он не замечал у нее подобной расточительности. И самое главное: почему же Эмма схитрила и сочинила историю о том, что Рафаэля на распродажу представил человек, пожелавший сохранить свою анонимность? Конечно же, причина была весьма основательная, но какая именно?
И теперь Дариус понял, что не сможет радоваться своему приобретению. Что-то вынудило Эмму продать картину, и он знал, что каждый раз, глядя на нее, будет думать об этом.
Граф велел кучеру повернуть обратно и ехать к «Дому Фэрборна». Он решил, что отдаст картину Эмме, подарит ее. А если она попытается отказаться, то он просто оставит Рафаэля в аукционном доме. И тогда у нее не будет выбора.
И он не станет спрашивать, почему она так поступила, хотя ему отчаянно хотелось узнать причину. Впрочем, он подозревал, что причина не связана ни с «Домом Фэрборна», ни с ее отцом, ни, возможно, даже с ней самой.