Импринт - Вероника Десмонд

– Ты…

Неожиданно мой желудок подкатывает к горлу, я сгибаюсь пополам, и меня тошнит прямо на мокрый асфальт.

В какой-то до дрожи отвратительный и стыдный момент я понимаю, что Кастил заботливо держит мои волосы и терпеливо ждет, когда я закончу.

– Еще тошнит? – спрашивает он, протягивая мне платок.

Я вытираю губы и выпрямляю спину, смотря исключительно себе под ноги.

– Не игнорируй мои вопросы. Здесь холодно. Ты можешь сделать это в моей машине.

– Я не буду портить твою машину, – болезненно выдавливаю я, терпя его руки, надевающие на меня свой теплый джемпер.

– Мне плевать на машину, Катерина. Как ты себя чувствуешь?

Кастил остается в одной футболке, и я позволяю себе засмотреться на его впечатляющие мышцы с рисунком вен и потрясающими тату… Пока все не начинает кружиться с двойной скоростью.

Меня резко шатает в сторону. И последнее, что я слышу, прежде чем потерять сознание, это его тяжелый вздох и ледяной голос:

– Я выпорю тебя. Даже не сомневайся.

***

Примечание:

Отвлечение внимания – типовой прием, используемый в разных моментах психологической практики. С одной стороны, гипнотическое состояние заключается в абстрагировании от определенной части реальности, и поэтому его следует расценивать как развитие феномена отвлечения.

Глава 23. Когнитивный диссонанс

“Baby I'm preying on you tonight

Детка, сегодня ночью я охочусь за тобой,

Hunt you down, eat you alive

Выслеживаю тебя и съедаю живьем,

Just like animals, animals, like animals

Как животное, животное, как животное…”

Animals – Maroon 5

Хэтфилд, Англия.

Призрак.

Я медленно открываю глаза и ощущаю, как лучи утреннего солнца ласкают мое лицо через полупрозрачную тюль.

Слишком светло. Слишком мягко. И слишком больно.

Сжав пальцами виски, я со стоном поднимаюсь с кровати и растерянно оглядываюсь. Головная боль вовсе не способствует работе мозговых клеток, но я умоляю их работать быстрее, и это, кажется, срабатывает.

Черт возьми, где я?

Яркое солнце проникает сквозь шторы, заливая просторную комнату с высокими потолками. Огромная кровать с белоснежным постельным бельем, три широких окна с видом на садовой лабиринт и невероятная картина на стене – предположительно Вермеера, но я отказываюсь воспринимать тот факт, что Кастил мог купить нечто подобное. Это совсем на него непохоже.

Значит я в Хэтфилде. А что было вчера?

Воспоминания вечера безжалостно всплывают в моей голове, пока я опускаюсь на кресло и прячу лицо в ладонях. С моих губ невольно вырывается стон.

Как я могла напиться до такого состояния? Я никогда в своей жизни не пила больше двух бокалов шампанского, о чем я только думала?

Стоп.

Почему на мне только шелковая сорочка?

Я хватаюсь за мягкую белую ткань, судорожно анализируя информацию, и морщусь от нового прилива мигрени.

О нет. Нет, нет, нет.

Нет.

Кто-нибудь может убить меня прямо сейчас? Или хотя бы стереть мне память?

Мое тело моментально нагревается, а лицо краснеет при мысли о том, что Кастил касался меня, нес на руках, мыл и уложил спать.

Мать твою, он помыл меня. Как я догадалась? Мои волосы чистые, и я пахну вишневым гелем для душа, запах которого я навсегда вычеркнула из своей жизни семь лет назад. Потому что он любил этот запах – нет, Кастил был одержим им. Когда-то он часто зарывался в мои волосы, дышал мной и облизывал мою кожу, как самый настоящий псих. И раньше меня это будоражило.

И, наверное, сейчас тоже.

Да что, черт возьми, со мной не так?

Я ненавижу эту версию себя. На самом деле я чертовски ее презираю. Я имею в виду ту версию, где другая Катерина не может остановиться вспоминать, что было вчерашней ночью. Я кручу его слова снова и снова. Как заезженная пластинка.

За последние семь лет мое сердце не билось так быстро, как в тот момент, когда он сказал, что я принадлежу ему, а после закинул на свое плечо, как какой-то варвар.

Его голос подобно жестокой симфонии врывается в мое сознание и заставляет каждый дюйм моего тела вспыхнуть:

“Молчи, Катерина, если не хочешь, чтобы я трахнул тебя в центре Лондона”.

Боже…

Теперь я хочу умереть. Официально.

Раздается громкий стук в дверь, и я вздрагиваю, ощущая, как в груди колотится сердце.

Черт. Я не готова видеть его сейчас. Ни сейчас, ни когда-либо вообще.

Я подхожу к двери и молю вселенную, чтобы это оказался не Кастил.

– Да?

Мои плечи расслабляются при звуке незнакомого вежливого тона:

– Доброе утро, мисс Рид. Рад, что вы, наконец, проснулись. Вы спуститесь к завтраку или мне подать его в спальню?

Вероятно, ко мне стучались множество раз, прежде чем я выплыла из крепкого, пьяного сна.

– Я спущусь в течение часа, – мой голос слегка дрожит. – Спасибо, сэр.

– Как скажете, мисс Рид. Приятного отдыха.

Оставшись наедине со своими раздирающими мыслями, я решаю принять душ, чтобы сбросить напряжение. Горячая вода смывает с меня остатки похмелья вместе с пеной от мятного геля. Не знаю, разумно ли это – пытаться стереть его прикосновения таким образом, но я тру свою кожу до тех пор, пока та не начинает гореть.

Моя рука замирает в воздухе.

“Ты, кажется, забыла кому принадлежишь, котенок…”

Я напрягаюсь.

Нет, я все еще сковываю себя, не могу перестать это делать.

Я держу себя в руках.

Я контролирую себя.

Сохраняй контроль, Кэт.

Я нахожу черные коробки Saint Laurent, когда уже готова сорваться в бездну и с головой уйти в новый тревожный приступ. Вся одежда оказывается с этикеткой: белое, чересчур роскошное платье и туфли на высоком каблуке. Среди коробок также находится пакет из ателье Bordelle c… тонким корсетным бельем. Алым. И неприличным настолько, что моя кожа снова краснеет.

К черту. Не ходить же мне голой.

Я продолжаю бороться с паникой еще долго после переодевания и наматываю круги по спальне.

Слова Кастила звучали так, будто ему не все равно, или будто он заботится обо мне, но нет. Кастил никогда не воспринимал меня серьезно. В конце концов, он ни разу не связался со мной за эти годы. Так почему он ведет себя так, словно между нами не было этой разрушительной семилетней пропасти?

Мой взгляд падает на кровать, и я стону. Мне приходится повторять себе, что этот мужчина – социальный хищник, который очаровывает, использует людей в собственных целях и безжалостно пробивает себе дорогу, оставляя за собой широкий след из разбитых