Король англосаксов - Эдвард Бульвер-Литтон

– Все по-прежнему: холм, могила, развалины…

– Разве ты был здесь раньше? – спросил Гарольд.

– Да, батюшка водил меня маленького к Хильде. Перед своим же отъездом я сам забрел сюда… и тут, у этого жертвенника, великая пророчица севера предсказала мне мою судьбу.

«Ага! И ты поддался ее влиянию,» – подумал Гарольд и произнес вслух:

– Что же она предрекла тебе?

– Что моя жизнь связана с твоей, что я избавлю тебя от большой опасности и разделю с тобой же другую, которая будет страшнее первой.

– О, юноша! Все эти предсказания могут только предупредить об угрожающей опасности, но не в силах предотвратить ее. Чаще же всего они лживы и им не следует доверяться ни одному разумному человеку… Полагайся единственно на Бога и себя – тогда ты никогда не ошибешься!

Гарольд с усилием подавил вздох, соскочил с коня и пошел на холм. Достигнув вершины, он остановился и удержал за руку последовавшего за ним Гакона.

Возле развалин сидела прелестная невеста Гарольда, рядом с очень молодой девушкой, смотревшей ей задумчиво в глаза. В. последней Гакон узнал Тиру, хотя он видел ее всего один раз – в день своего отъезда из родины: лицо ее с тех пор очень мало изменилось, исключая того, что оно стало бледнее и серьезнее.

Юдифь пела о жизни, смерти и возрождении баснославного Феникса, которым занимались преимущественно в то время саксонские бояны.

Дослушав песню до конца. Тира проговорила:

– Ах, Юдифь, кто бы побоялся костра Феникса, если бы знал, что из огня возникнет обновление?!

– Дорогая сестра ведь подобно Фениксу, мы тоже воскреснем от смерти, ответила Юдифь.

– Но Феникс снова увидел все, что ему было близко… он полетел по полям и лугам, которые были ему, вероятно, дороги по воспоминаниям… Разве и мы опять увидим все дорогие нам места, Юдифь?

– Как бы ни было нам дорого какое-нибудь место – оно теряет для нас всю свою прелесть, когда мы не видим на нем любимых нами, – возразила Юдифь. – Если мы встретимся с ними в нашей загробной жизни, мы не станем, конечно, сожалеть о земле.

Гарольд не мог больше удержаться от пламенного желания прижать Юдифь к груди: он быстрым прыжком очутился возле девушки и, с криком радости, крепко обнял ее.

– Я знала, что ты придешь сегодня вечером, Гарольд, – прошептала Юдифь.

Глава III

Между тем как Гарольд, взяв Юдифь под руку, отошел с ней в сторону, рассказывая все пережитое им в Нормандии и выслушивая ее кроткие утешения, Гакон присел к Тире. Они невольно симпатизировали друг другу, потому что оба были постоянно печальны и задумчивы не по летам. И странное дело! Эти молодые люди разговорились о смерти и ее принадлежностях: саване, могильных червях, тлеющих костях и страшных привидениях. Говорили они и о том, как трудно, должно быть, душе расставаться с телом во время молодости, когда весь мир кажется таким прекрасным и еще так много желаний остались неудовлетворенными. Они представляли себе, какой тоскливый взгляд бросает умирающий на окружающее его. Они упомянули о страданиях души, против воли исторгнутой из тела и отправляющейся в новый мир. Наконец оба смолкли. Потом Гакон сказал после короткой паузы:

– Ты-то, милая тетушка, совершенно напрасно толкуешь о смерти: ты окружена любящими тебя людьми, жизнь тебе улыбается!

Но Тира покачала головой:

– Ошибаешься, Гакон, – возразила она. – Вчера Хильда ворожила, приготовляя лекарство для утоления моей жгучей боли в груди, и я видела, как лицо ее при этом приняло такое зловещее выражение, что я сразу все поняла… с этой минуты я узнала, что надо мной произнесен смертный приговор. Когда же ты так тихо подошел ко мне и я взглянула в твои грустные глаза, то мне показалось, будто я вижу перед собой вестника смерти. Но ты, Гакон, здоров и силен: ты долго будешь жить… Будем же говорить пока только о жизни!

Гакон наклонился и поцеловал бледный лоб Тиры.

– Поцелуй и ты меня, Тира, – прошептал он. Молодая девушка исполнила его желание и потом оба молча начали смотреть на небо, постепенно покрывавшееся блестящими звездами.

Вскоре вернулся Гарольд со своей невестой, которая успела успокоить его, что было заметно по его безмятежной и веселой улыбке.

Юдифь внезапно вздрогнула, приметив Гакона.

– Виноват, Гакон, что я забыл тебя представить моей невесте, проговорил Гарольд, – это сын моего брата, Свена, Юдифь. Ты, кажется, не видела его ни разу в жизни.

– О, нет, я его видела. – прошептала Юдифь.

– Но когда же и где?

«Во сне», хотела было ответить она, но тотчас же одумалась.

Гакон раскланялся с ней и подал ей руку, а Гарольд обратился с приветствием к своей сестре, которую он должен был отослать к норманнам, если б захотел исполнить договор свой с герцогом Вильгельмом.

– Обними меня, Гарольд, и укутай своим плащом: мне холодно, прошептала жалобно Тира.

Гарольд прижал ее к себе и посмотрел тревожно на ее исхудалое личико. Затем он повел ее в дом, между тем как невеста его следовала за ним в сопровождении Гакона.

– А дома ли Хильда? – спросил Гакон.

– Нет, она тотчас же после обеда ушла в лес, – ответила Юдифь нехотя: близость Гакона производила на нее необъяснимо тяжелое впечатление.

– Знаешь что, Гарольд, – обратился молодой человек к графу, – я прямо пойду к твоему дому, чтобы предупредить сеорлей о твоем прибытии.

– Ненужно, – возразил Гарольд. – Я намерен дождаться Хильду и пойду домой только поздно ночью… Вообще я уже отдал приказания Сексвольфу. Мы с тобой с восходом солнца отправимся в Лондон, а оттуда уже выступим против бунтовщиков.

– Хорошо… Прощай, благородная Юдифь! Прощай и ты, милая тетушка… Поцелуй меня еще раз, в залог нового свидания.

Тира нежно обняла его и шепнула ему:

– Да, в могиле, Гакон!

Молодой человек запахнулся плащом и направился задумчиво к холму. Дойдя до могилы витязя, он встал подле нее.

Сделалось совершенно темно, и вокруг Гакона царствовало полнейшее молчание, когда вдруг над его ухом раздался чей-то ясный и отчетливый голос:

– Чего ищет молодость у безмолвных могил? Ничто и никогда не могло удивить и поразить Гакона. Самообладание его заключало в себе что-то ужасное, если принять в расчет, как он еще молод. Он проговорил, не оборачиваясь:

– Зачем ты называешь мертвецов молчаливыми, Хильда?

Пророчица положила руку на его плечо и взглянула ему в лицо.

– Ты прав, сын Свена, – ответила она. – Абсолютного молчания нет нигде, и для души никогда нет покоя… Так ты вернулся на родину, Гакон?

– Вернулся, но я и сам не знаю – зачем… я был везде веселым, беспечным ребенком, когда ты предсказала моему отцу, что я рожден на горе и что самый славный час мой будет и последним для меня часом в жизни… с тех пор моя веселость исчезла навсегда!

– Но ты тогда был еще таким крошечным, что я удивляюсь, как ты мог обратить внимание на мои слова… я как будто сейчас вижу тебя играющим на траве с соколом твоего отца – в то время, когда он спрашивал меня о твоей судьбе.

– О, Хильда, да разве только что вспаханная земля не поглощает с жадностью брошенное в нее семя? Так точно и молодая душа не пропускает мимо ушей первых уроков ужаса… С тех пор ночь сделалась моей поверенной, а мысль о смерти моей постоянной спутницей… Помнишь ли ты еще, как я накануне твоего отъезда ушел вечером тайком из дома Гарольда и прибежал к тебе? Я тогда сообщил тебе, что одна моя любовь к Гарольду дает мне силу с твердостью перенести мысль, что все мои родные, исключая его, смотрят на меня только, как на сына убийцы и изгнанника… я еще добавил тогда, что эта привязанность имеет зловещий характер… Тут ты, пророчица, прижала меня к себе, поцеловала своим холодным поцелуем и здесь же, у этой могилы, утешила меня своим предсказанием… ты пела перед огнем, на который брызгала водой… и из слов твоей песни я узнал, что мне суждено будет освободить Гарольда, гордость и надежду нашего семейства, из стен врага и что с той минуты жизнь моя будет неразрывно связана с его жизнью… Эта перспектива ободрила меня, и я спросил: буду ли я жить и как долго, чтобы восстановить имя моего отца? Ты махнула своим волшебным посохом, высоко взвилось пламя, и ты ответила замогильным голосом: «Как только ты выйдешь из отрочества, жизнь твоя разгорится ярким пламенем и потом погаснет навсегда». Я и узнал из этого, что проклятие будет тяготеть надо мной… Я вернулся на родину с целью совершить славный подвиг и потом умереть, не успев насладиться приобретенной славой. Но я тем не менее, – продолжал с увлечением молодой человек, – утешаюсь уверенностью, что судьба человека, подобного Гарольду, нераздельна с моей… и что горный ручей и шумящий поток потекут вместе в вечность!

– Ну, этого я не знаю, – сказала Хильда побледневшими губами, сколько я ни вопрошала о судьбе Гарольда – конца его блестящей карьере я еще не могла узнать. По звездам я узнала, что его величие и слава будут затемняться могуществом какого-то сильного соперника, но Гарольд будет брать верх над врагом, пока с ним пребудет гений-хранитель, принявший на себя образ чистой, непорочной Юдифи… Ну а ты, Гакон…