Страна золотых пагод - Станислава Рамешова

Данные о количестве жертв противоречивы. Одни утверждают, что их было четыре. Другие уверяют, что были преданы смерти «ради всеобщего блага» пятьдесят два человека.

Жертв отбирали дворцовые звездочеты на основании «астрологических расчетов». Признаки для выбора несчастных были столь распространены, что их можно было приписать любому.

Однако, повторяю, в бирманских хрониках того времени упоминаются лишь горшки с маслом, закопанные под фундаментом крепости. По ним каждые семь лет звездочеты проверяли, надежна ли еще защита натов-тхейн, или нужны новые жертвоприношения. Если масло сохранялось нетронутым — город считался в безопасности, покровительство духов действовало.

В 1880 году, в правление преемника Миндона, короля Тибо, при проверке оказалось, что масло осталось целым лишь в единственном сосуде, в остальных либо высохло, либо через трещины вытекло и впиталось в землю.

Это было зловещим предзнаменованием. Разразившуюся эпидемию оспы, не пощадившую даже первенца короля, объявили началом бед. Затем из клетки придворного зверинца убежал тигр и разорвал человека. Появление дикого зверя на улицах города также считалось дурным знаком. Встревоженные астрологи предложили королю или снова перенести столицу, или принести новые жертвы. Но ничто уже не могло спасти бирманский трон. Исторически он был обречен: Англия готовилась к третьей войне с Бирмой, намереваясь окончательно превратить ее в свою колонию.

Из южной, «британской» Бирмы на север, в Мандалай, одна за другой отправлялись дипломатические миссии, больше напоминавшие военные экспедиции.

Понимая, что страна не выдержит новой войны, Миндон старался проводить гибкую политику, не давая англичанам ни малейшего повода для вторжения. К сожалению, его преемник не продолжил эту линию поведения. Под предлогом ограждения бирманцев «от жестокостей короля Тибо» королева Виктория приказала английским войскам вступить в Мандалай и взять «под защиту» жителей.

В ноябре 1885 года части британской колониальной армии поднялись вверх по Иравади, высадились в Мандалае и без единого выстрела заняли город. Король не оказал сопротивления. Его вместе с семьей отправили в изгнание в Индию навсегда. Столицей страны стал Рангун.

А за красными кирпичными стенами, в мандалайском дворце и монастырях, поселились английские солдаты, превратив их в клубы, канцелярии, казармы.

Во время второй мировой войны в Мандалае произошла последняя трагедия: в результате японских и английских бомбардировок треть города была разрушена, а главное — сожжен уникальный дворец. Стерт с лица земли шедевр деревянного зодчества, созданный руками безыменных народных мастеров.

Сгорели изумительные «воздушные» позолоченные крыши, рухнули покрытые тончайшей резьбой стены. Утратив дворец, Мандалай потерял «лучшую часть своей души». Остался лишь фрагмент дворцовой зубчатой стены и воспоминания о славном прошлом столицы.

Да, так говорят в народе. А еще говорят: Мандалай — наследник лучших традиций национальной музыки и танцев, хранитель чистейшего бирманского языка. Яданабон — «гроздь драгоценностей» — называли Мандалай на санскрите. Тихий, спокойный город дышит славой минувших дней. И хотя столицей страны давно стал Рангун, для бирманцев Мандалай остается сердцем страны, заповедником ее культуры и традиций.

Жители Мандалая — потомственные мастера — резчики по камню и ювелиры. Никто не сравнится с мандалайскими злато-кузнецами. Здесь делают те самые золотые пластины толщиной в микрон, которые верующие приклеивают к пагодам.

Город очень любим народом. Где бы ни жил бирманец, он мечтает хоть раз побывать в Мандалае.

Однако вернемся к королю Миндону. Тяжело переживал он поражение своего предшественника во второй англо-бирманской войне и захват Нижней Бирмы англичанами. Он решил сделать Мандалай оплотом независимой Бирмы, но не учел возможностей обескровленной страны, много лет воевавшей с Англией.

Город возник на пыльной равнине в невиданно короткий срок. Под искусными руками талантливых плотников, столяров, художников, резчиков и скульпторов вырастали всем на удивление монастыри, дома, храмы. Через три года в Мандалае уже жило двести тысяч человек, тогда как в Рангуне, строившемся много лет, — втрое меньше.

Миндон провозгласил Мандалай «центром Вселенной». Сюда на Пятый буддийский собор съехались со всего мира две с половиной тысячи монахов. Это было в 1871 году, через тысячу девятьсот лет после Четвертого, Цейлонского собора, где были впервые записаны на пальмовых листьях священные тексты. Мандалайский собор длился пять месяцев. Все это время рассматривались, сличались буддийские тексты.

Памятью об этом событии стала уникальная пагода Кутодо у подножия холма. Собственно, это «книга» из камня, призванная сохранить для потомства исправленные священные тексты. В «книге» семьсот двадцать девять «страниц» — белых мраморных плит с выдолбленными на них текстами и именами преданных буддизму бирманских королей. Мраморные «страницы» окружают центральную ступу длинными рядами.

Чтобы посетить все мандалайские храмы, не хватило бы месяца.

— Не забудь про зейджо, — напутствовали меня друзья в Рангуне, — не пожалеешь.

Зейджо всего-навсего базар, но базар красочный. Вся многонациональная семья Бирмы собирается здесь в базарный день. Крестьяне и ремесленники идут пешком, иногда приезжают в фиакрах, запряженных малорослыми, но крепкими и ладными лошадками.

Меня удивила чистота рынка. Тщательно подметенные ряды крытого зейджо были гораздо чище рангунских.

Есть в Аракане статуя, слава которой соперничает со славой Шведагона. Это Махамьямуни — «Величественный святой» — статуя сидящего Будды, самая священная из всех, поскольку именно она, как утверждают хроники, имеет наибольшее портретное сходство с Великим учителем.

Однажды, рассказывает легенда, люди пришли к Будде и просили позволить изготовить статую, которая осталась бы на земле в память о нем, когда его не станет. Он согласился, и такая статуя была отлита из бронзы. Оставалось лишь прикрепить голову к туловищу. Но это оказалось сложным. Голова вновь и вновь отделялась.

Тогда сам Будда пришел на помощь мастерам. Он обнял статую и семь раз прижал к груди. После этого работу без труда можно было закончить. Великий учитель завещал почитать эту статую, как его самого. По преданию, до конца жизни Будда разговаривал со статуей. Однако перед смертью он приказал статуе замолчать, иначе люди тревожили бы ее бесконечными просьбами и невыполнимыми желаниями.