«Зона свободы» (дневники мотоциклистки) - Майя Новик

Утром мы поехали по дороге дальше, — я слышала, что это место славится дацаном, который воздвигнут на необычном месте — у подножия удивительного песчаного холма, на который в незапамятные времена с небес спускался дух — в одной легенде фигурировал Будда, в другой — какой-то небесный нойон.

Оставив мотоцикл прямо на дороге, мы прошли через черные, высокие деревянные ворота на территорию святилища. Справа было несколько приземистых избушек — в одной из них приезжающие сюда на праздники ламы, по-видимому, ночевали, — здесь были настелены палати в два яруса, а во второй обедали, — здесь был стол со скамейками. Избушки были черными, закопченными и, несмотря на жару, могильно-холодными.

Дальше на склоне стояли непонятные культовые сооружения: домики — не домики, избушки — не избушки — тесные комнатки, низенькие, маленькие дверцы, — жить здесь могли только духи. Полузасохшие деревья были унизаны грязноватыми, выцветшими тряпочками. На ступеньках лежали истлевшие сигареты, разбитые рюмки, тряпье, прямо на стену кто-то кнопками приколол изображение шестирукого Шивы.

Синий дух безразлично зрел на нас демоническими очами и извивался всеми своими руками. А надо всем этим крупными буквами было написано следующее: «Путник! Это — подношения богам. И принадлежит только им. Не ты положил все это, не тебе брать. Не торопись в могилу».

И веяло от всего этого не величием, которого русский человек ждет от святого места, но мертвечиной, тленом вдруг пахнуло на нас, гибельным холодом и мрачной, черной силой, и лучше меня это почувствовал Алексей. Он потянул меня за руку.

— Пойдем отсюда. Муторно здесь как-то. Нехорошо.

Я не сопротивлялась — развивающиеся вязочки напоминали о пеленах, в которых заворачивают умерших, деревянные четки, привязанные к веревочкам, стучали, словно кости мертвецов, на земле валялся жертвенный треножник, а кругом белели черепа животных. И было здесь так тяжело, что у меня перехватило дыхание. Мы осторожно попятились и повернули назад. Я еще раз обернулась: за жилищами духов начинался песчаный холм — его склон уходил куда-то вверх, но куда вел этот путь, мне почему-то узнать не хотелось. В этот момент я поняла одно — даже некрещеные мы, русские, — в душе христиане и от святых мест ожидаем чего-то светлого, ясного. Чтобы ввысь, в горний мир устремлялся храм, чтоб на душе становилось легко и радостно, и чтобы мысли были о спасении, но не о тлене.

На «Жемчуг» мы вернулись только на следующий день. Наше возвращение было встречено дружным хрюканьем.

— Мы тут ничего не делаем, лишь в лечебной грязи валяемся, как поросята, да отмываемся поле нее, — сообщили парни.

Предложение ехать домой было встречено одобрительными возгласами. Наше путешествие закончилось так быстро, что я даже и сообразить-то ничего не успела — мы готовились к нему всю зиму, а оно промелькнуло, как мелькает железнодорожный вокзал маленького города за окошком скоростного экспресса.

Неужели это все?

Всю ночь по приезде домой мне мерещились кони, мотоциклы, костер в ночи, степь и ветер, тот, что рвет горизонты, раздувает рассвет и зовет за собой в дорогу. Я просыпалась и видела лишь распахнутое окно, из которого тянуло «ароматами» нефтехимического комбината и помойки.

А через десять дней после нашего возвращения, началось самое большое наводнение в истории Иркутской области и Бурятии, которое полностью смыло дорогу в ущелье Иркута и все мосты в Тункинской долине. Туристов из Саян и с Окинского плато спасатели вывозили на вертолетах, а группа из десяти человек погибла — они замерзли в горах Хамар-Дабана.

Стихия пришла и в Ангарск. Мы носились по берегу Китоя: Волчья река* разлилась, затопила картодром, на котором Алексей учил меня водить мотоцикл, — страшная сила уносила вниз бревна и мусор, заборы и деревья. Брат Алексея, Толик на старенькой моторной лодке вывозил с ближайших огородов дачников и их нехитрый скарб. Я с ужасом смотрела, как слабенький мотор еле вытягивает против беспощадного течения. Вода шла мутная, и в этой мути мерещился мне какой-то зловещий смысл — попасть в мутную воду было страшно вдвойне, и казалось, что уберечься от этой жуткой силы невозможно…

Наводнение угрожало дому Алексея — вода подошла к забору и в любой момент могла хлынуть в огород. Людмила Иннокентьевна стала поднимать все наверх, чтобы уберечь имущество…

Если учесть, что Китой брал начало всего в десяти-пятнадцати километрах от Ильчира, то нам оставалось только предположить, что недобрые духи Окинского плато разозлились на нас за непочтительное отношение и теперь мстили, затопив все, что было вокруг…

Шаман-Камень (2001 год, июль)

Этим летом был официально зарегистрирован еще один клуб — уже в Иркутске.

Президентом клуба «Нибелунги» стал наш хороший знакомый, которого мы знали еще с девяносто восьмого года — Марат Обручев. Он увлекался дальнобоем, и как-то на своей «Ямахе» в три дня слетал до Перми. Этим летом клуб решил провести первый мотослет на Байкале. Не знаю уж, кто с кем договаривался, но слет было решено объединить с рок-фестивалем «Шаман-Камень», который проводил некто Питеров на Байкале возле поселка Листвянка. Ребята готовились к слету всю весну — строили сцену, завозили дрова, договаривались с властями.

Лагерь был разбит на две половины — в одной собрались рокеры, панки и прочие неформалы, а во второй обосновались байкеры. Наши палатки стояли в ряд — мы, потом палатка Будаева, палатка Мецкевича, который, как всегда, приехал не один, а с очередной молчаливой, влюбленной брюнеткой. Она была тихая, похожая на учительницу младших классов, она смотрела ему в рот, и, по-видимому, на что-то надеялась. Они все на что-то надеялись… Дальше стояла палатка Бориса Большова, который приехал на «УАЗе» с какими-то ребятами, палатка Игоря, и, наконец, палатка Радика, а рядом с палаткой стоял его «Москвич» и белокурая красавица Марго позировала журналистам.

Слет был немножко провинциальным, немножко скомканным, все было в первый раз, но все было от души и поэтому — хорошо.

На этом слете мы познакомились с чудесной девушкой из Новосибирска — Светланой Царевой, которая на мотоцикле объездила весь Алтай, сходила вокруг Байкала, а теперь, вместе с мотоциклистами из клуба «Алтай» ехала до порта Владивосток и дальше — на Камчатку. Она приехала на высоком сером ЗИДе, и я в первый раз в жизни увидела молодую женщину, с которой можно было поговорить о мотоциклах!

Она была… Она была Царевой, она была царицей. Невысокая, статная, с румяным, девичьи нежным лицом и с золотой короной роскошных волос: вокруг головы она укладывала косу толщиной в руку. У неё был тихий, детский голос, а говорила она быстро-быстро, чуточку с придыханием, так что вам все время нужно было находится в некотором напряжении, чтобы не пропустить ничего из сказанного. При этом она могла от души ругнуться, не переставая курила, прищуриваясь, и лихо пила крепкое пиво.

За прошедшие годы я совсем, окончательно и бесповоротно лишилась всех приятельниц. Сдались даже самые стойкие: слушать о запчастях и путешествиях они не хотели, а я не могла с ними говорить о кройке и шитье и о мужчинах тоже говорить не могла — потому что у меня, в отличие от одиноких пордруг, мужчина был, и говорить о нем я не хотела ни с кем. Не их это дело.

А тут! Я с удовольствием расспрашивала её о мотоцикле, рассматривала ЗИД, слушала ответы. На все про все у нас был только один вечер — на следующий день они должны были отправиться дальше. Я даже попробовала поездить на её мотоцикле, но не сумела тронуться — он заглох и я, решив, что это знак свыше, уступила место Алексею. Он тоже несколько раз глох, но все же сумел съехать с места.

Светлана оправдывалась тем, что жестковато сцепление. К тому же мотоцикле было плохо отрегулировано зажигание, и кик «лягался». Алексей поездил по поляне, но так ничего и не понял. В общем, все веселились, а мы, зажав в руках по банке крепкого пива, все говорили, говорили, говорили… О моноамортизаторах, о вилках перевернутого типа, о дисковых тормозах, о том, удобен или нет переключатель передач с одним рычагом, и конечно же, я расспросила её о дороге вокруг Байкала.

— В принципе, ничего сложного там нет, все зависит от погоды, у нас ребята с Болотниковым еще за год до нас ходили, но пройти не смогли, повернули назад. А нам повезло — была просто засуха, если бы не засуха, не знаю, прошли бы мы там или нет. Самое сложное это…

— Срамная? — угадывала я, ведь до этого десятки раз смотрела кассету с путешествием.

— Да и это тоже, но самое мерзкое — это броды. Да еще Болотников, собака серая, все время заставлял мотоциклистов переправляться самим, хотя можно было бы переехать в кузове грузовика. Ругались мы с ним — жуть какая-то. Когда на БАМ вышли — ребята отдельно от него поехали, так он всех достал. На мотоцикле же легче проскочить, а они на своих джипах вязнут и вязнут. А если мы не помогали, то тут уж Болотников ругался по черному. Достал всех, волк тряпошный, — и она ругалась своим мелодичным, тихим голосом.