Гувернантка с секретом - Анастасия Александровна Логинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому слишком таиться от Мари я не видела смысла.
– Говорят, это был какой-то сбежавший каторжник, – ответила я, тщательно подбирая слова. – Кажется, он хотел нас ограбить.
– И поэтому напал на полицейскую карету?
Следует признать, что в легенде, выдуманной нами, и правда было много дыр.
– Чему вы удивляетесь? Это всего лишь не обремененный интеллектом каторжник, – нашлась я.
Мари, кажется, удовлетворил этот ответ, и она повернулась к зеркалу, позволив мне заниматься ее волосами. Хотя в отражении я видела, что она хмурит брови и напряженно о чем-то размышляет.
– Думаю, нам следует проведать Катю, – сказала она решительно, – мальчики все утро о ней спрашивали, да и потом… она ведь не чужая нам.
Если честно, о том, что кто-то из Полесовых захочет просто навестить Катюшу и тем более что эта инициатива прозвучит от Мари, я даже не думала. Потому снова пришлось выкручиваться:
– В этом нет смысла – она без сознания. Мари, вам не следует туда ездить, поверьте мне на слово.
– А… вы не думали, что это происшествие связано с убийством Петра Фомича? Катина комната ведь как раз рядом с той гостевой спальней: вдруг она что-то слышала, и поэтому…
– Мари, я настоятельно вас прошу, предоставьте заниматься этим полиции! – я даже голос немного повысила от волнения. И попыталась сменить тему: – Кстати, я закончила с вашей прической – по-моему, вышло очень мило. Осталось только украсить – где у вас заколки?
– В ящике, – без выражения сказала Мари, едва взглянув в зеркало.
Кажется, ее все еще волновала Катя. Желая заставить ее думать о другом, я щебетала наигранно весело:
– У вас даже среди украшений беспорядок – жемчуг и металл в одной шкатулке, вперемешку! Ну как так можно?…
И тут мне под руку попало украшение, на которое я просто не могла не обратить внимания. Это была заколка-гребень – очень красивая, тяжелая, и чувствовалось, что старинная. Заостренные зубчики должны удерживать волосы, а верхняя часть оказалась выполнена в виде серебряной птицы, расправившей черные с зеленым отливом крылья и длинный черный хвост. По всему было видно, что птица эта является скорее всего сорокой.
– Старинная вещица, судя по всему, – заметила я, вынимая заколку из ящика, – и дорогая. Откуда это у вас?…
Я была готова услышать, что украшение – фамильная ценность Щербининых. Такое объяснение было бы логичным, а главное, хоть косвенно объясняло происхождение псевдонима Сорокин. Но ответ Мари меня удивил:
– Алекс подарил на Рождество. Их было две – одну я где-то потеряла.
Я задумалась, глядя на эту заколку, еще крепче. Значит, она принадлежала Алексу. А досталась ему, скорее всего, от графа Курбатова… Это наводило на определенные мысли.
– А почему именно сорока? – не отставала я. – Алекс как-то объяснил это? Быть может, сорока – это какой-то символ… Курбатовых? Родовой герб?
Меня даже не волновало сейчас, что излишней навязчивостью я могу вызвать подозрения у Мари. И наверное, я действительно их вызвала, поскольку она смотрела на меня с недоумением, как на очень странного человека.
– Может быть… – ответила она. И чуть жестче добавила: – А может быть, это просто сорока на заколке.
Глава тридцать шестая
Оказалось, что, пока я наряжала Мари, приехал Степан Егорович и в настоящее время докладывал Елене Сергеевне о положении дел. Я практически дословно знала, что он скажет, потому присоединяться к ним не стала и Мари не позволила – она и так была уже осведомлена обо всем больше, чем следовало.
Пока мадам Полесова, а также и слуги, толпящиеся у дверей, внимали рассказу Кошкина о нападении на карету, мы с Мари вернулись в детскую. Очень вовремя – поскольку оставленный мною «за старшего» Конни начал уже злоупотреблять властью, в результате чего недовольные Митрофанушка, Никки и Лёлечка объединились и чуть было не устроили революцию. Им помешала я.
– Вы сегодня достаточно уже отдыхали, господа, пора заняться и уроками. Конни, Никки, немедленно доставайте тетради и чернильницы, у нас сегодня таблица умножения на восемь. Серж… – Я подумала, что не стоит называть этого мальчика Митрофанушкой даже и про себя, поскольку он снова сидел, уткнувшись в книгу. Я не знала даже, как реагировать мне на подобное, и, чтобы не спугнуть мальчика, негромко сказала: – Ладно, будем считать, что у вас, Серж, занятие по литературе. Мари! – перевела я взгляд на свою воспитанницу. – Если вы и сумеете сесть в этом платье на пол, то оно немедленно треснет по швам. – Ее братья, очевидно, представив эту картину, захихикали. – Потому не старайтесь и сядьте за стол. И повторяйте спряжение неправильных французских глаголов – вы постоянно их путаете.
Мари на удивление легко согласилась и взяла учебник. Правда, даже прежде чем раскрыть его, вдруг спросила:
– Мадемуазель Тальянова, а кто будет заставлять нас учить спряжение глаголов, когда вы выйдете замуж?
Вслед за Мари все трое мальчишек вскинули на меня головы – не иначе как грустили об уходе любимой учительницы.
– Я уже думала об этом, – призналась я. – Надеюсь, что моя подруга, тоже окончившая Смольный институт, мадемуазель Торшина, согласится занять это место.
К слову, я уже написала Татьяне Торшиной, и со дня на день ожидала ее ответа. Девушкой она являлась очень амбициозной – круглая отличница с железным характером. И планы на жизнь у нее были поистине наполеоновские: минимум она рассчитывала стать в будущем начальницей Смольного, а максимум – полностью ликвидировать неграмотность среди крестьянских детей. Однако сперва, считала она, ей следует пару-тройку лет побыть простой учительницей, чтобы набраться опыта.
Опыт в семье Полесовых, я уверена, она оценит, поскольку после этих детей ее уже вряд ли что-то удивит или испугает.
– Надеюсь, мадемуазель Торшина так же мила, как и вы? – сделала сомнительный комплимент Мари.
– О нет, мадемуазель Торшина гораздо менее мила, – пообещала я в ответ. – Далеко не все наши преподаватели осмеливались спорить с нею.
Разумеется, я несколько преувеличила в разговоре с детьми железный характер своей подруги: Татьяна слишком благоразумна, чтобы браться спорить с учителями. Еще у нее было трое младших братьев, так что с детьми она ладила всегда, а главное – действительно любила с ними заниматься. Думаю, она и правда сумеет найти общий язык с младшими Полесовыми.
– А она хотя бы английский знает? – хмурясь, спросил Конни.
– Не только английский, но еще и итальянский – в отличие от меня.
– Лучше бы она японский знала, – заметила
