Приют на свалке - Алена Даркина

Он молча обошел их и поднялся к себе в комнату, спиной чувствуя провожающие взгляды. Внутри клокотало от ревности. Снова невыносимо захотелось выпить водки. Он уговаривал себя: "К черту! Ты знаешь ее третий день. Почему ты ревнуешь? Хотел все выяснить и выяснил. Что тебя так возмутило?"

Правильные слова нисколько не успокаивали. Гнев сменялся болью, но по-прежнему было трудно дышать и даже смотреть вокруг. В комнате по привычке долго стоял у окна, не видя ни свалки, ни мегаполисов, всегда мозоливших глаза. Он пытался свыкнуться с мыслью, что дальше будет жить один. Это удалось легко.

А вот с тем, что придется играть свадьбу Клео и Такаси, каждый день сталкиваться с ними, выходить с Итиро на свалку, — с этим он смириться не мог. Даже после того, как раз десять повторил, что старший лейтенант здесь ни причем, это не успокоило.

Лишь через двадцать минут он, наконец, взял себя в руки и спустился в столовую.

Четверг. Лондон.

Ева уже двое суток боролась с собой. Сначала, когда она нашла Йоргена лежащим в коридоре, она испугалась. Когда позвонил Клюев и предупредил, что полицейские кого-то ищут и если у Йоргена есть какие-то раны на лице, пусть Ева его загримирует, а то долго еще придется в полицию таскаться. Когда она слушала это, в ней умерли чувства, остался только холодный расчет. Если полицейские докопаются до правды…

Она помогла мужу привести себя в порядок, и только когда полиция ушла, дала волю чувствам. Воскликнув: "Я тебя ненавижу!" — она сказал правду Йоргену: в тот момент преобладала ненависть. За то, что он предал ее, дочек. За то, что опять солгал. За то, что какой-то город значит для него больше, чем безопасность семьи…

Перед тем как уйти на свалку, зашла в спальню и увидела мужа спящим на диване. В одно мгновение все перевернулось внутри. Острая жалость к Йоргену наполнила сердце. Ева поняла, что не может не любить его: слишком много прожито за эти годы, чтобы легко отмахнуться от всего, развестись и забыть. Даже если она уйдет — забыть не сможет, будет плакать о нем долгими бессонными ночами, а тогда зачем она делает это?

Если бы Йорген сделал хоть шаг навстречу, попросил прощения, она бы все забыла, простила, только чтобы вернулись прежние отношения. Но он принимал ее заботу и участие отстраненно, даже заподозрил, что она притворяется. Кто бы говорил!

Снова проснулась ненависть. Так значит, он и не чувствует себя виноватым? Может, даже считает, что это она неправа. Ева мгновенно замкнулась в себе. Вернулись мысли о разводе, только на этот раз другие: она красивая молодая женщина, а самоуважение важнее мифического благополучия. Она сможет жить и на минусовых этажах, видеть дневной свет только когда будет работать на свалке. Может быть, тогда и девочки не будут мусорщиками, а получат какую-нибудь менее опасную работу внутри города. Может, Бог допустил это, чтобы их жизнь стала лучше?

Когда Йорген заговорил о вещах, которые она отобрала — захлестнуло возмущение. Так это все, что его беспокоит? Только когда он договорил до конца, постепенно начала открываться истина.

Во-первых, Йорген беспокоится о ее безопасности, а не о своей.

Во-вторых, он ввязался в такую авантюру, что единственный шанс спасти семью, а значит и детей — это сдать его полиции.

Эта истина оглушила. В оставшееся до теста время и она, и Йорген старательно делали вид, что ничего особенного в семье не произошло. Они так натурально играли, что ни Доминика, ни Беата не почувствовали ничего необычного, спокойно легли спать, а утром ушли в школу.

Ева продолжала совершать какие-то обыденные вещи: убралась на кухне, привела в порядок комнату девочек, села рядом с мужем смотреть телевизор. А в голове билось: "Я не могу его предать. Я должна его предать". Только поэтому она не подсела к мужу ближе, не пошла провожать. Это казалось лицемерием: сейчас обнимет и поцелует, а как только дверь закроется, соберет шпионские штучки и пойдет в полицию. Но она должна это сделать ради детей.

Чтобы не передумать, как только дверь за мужем захлопнулась, Ева начала собираться: надела строгое коричневое платье с длинными рукавами и воротником-стойкой — она в нем обычно ходила на похороны; собрала в пакет вещи мужа… Но, подойдя к входной двери, поняла, что не сможет переступить порог. Зажмурилась, стала себя уговаривать. Поняла, что ничего не выйдет, тогда стала разжигать в себе ненависть к мужу. "Он предатель. Он предал не только Лондон. Он предал тебя, детей. Он много лет использовал вас, искусно играя роль доброго отца. Он достоин самого худшего наказания". Это она снова и снова твердила себе, но помогало слабо. Остался один аргумент: "Его все равно арестуют. Следом за ним и тебя. А девочек отдадут в приют или выбросят на свалку. Он знал, на что идет. Думай о детях, а не о нем"

Она решительно захлопнула за собой дверь. Ноги понесли мимо лифта к лестнице. Но она остановилась. Спускаться вниз двадцать этажей — значит, оттягивать неизбежное. Нет, надо на лифте, пока не передумала. Несколько секунд и она на этаже минус три, а там уже обратной дороги не будет.

Показалось, что на этот раз лифт двигался быстрее, чем обычно.

Сжимая в руках пакет с вещами Йоргена, она вышла в коридор и остановилась. Ева не знала куда идти, а спрашивать — не осталось сил из-за долгой борьбы с собой. Она мелко вздрагивала, чувствуя, что еще немного и потекут слезы. Страшно хотелось убежать обратно, но страх за детей приковал к месту. Кто знает, чем бы это закончилось, если бы на нее не обратил внимание пробегавший мимо молоденький рядовой:

— Добрый день, миссис… У вас что-то случилось?

— Мне надо увидеть капитана Сингха, — голос дрогнул, слезинка все-таки выскользнула и потекла по щеке. Она быстро смахнула ее, но тут же поняла, что не сможет остановить этот поток.

— Боюсь, его сейчас нет, — улыбнулся парнишка. — Может, проводить вас к кому-нибудь другому?

— Нет! — она уже плакала, не сдерживая себя. — Мне нужен капитан Сингх!

— Хорошо-хорошо, — испугался рядовой. — Успокойтесь, пожалуйста, давайте я пока провожу вас в его кабинет. Вы там подождете немного, а я его вызову. Если, конечно, у вас срочное дело.

— Срочное, — всхлипнула Ева.

Кажется, парнишка, заметив ее отчаяние, и сам уже понял, что происходит что-то необычное.

— Хорошо-хорошо. Пойдемте, — он осторожно взял ее под локоть и повел в центральное крыло.

Кабинет Сингха был не маленький, а крошечный — около четырех квадратных метров. Говорят, на верхних этажах есть кровати такого размера, а Сингх умудрился уместить мебель серого пластика: книжный шкаф, письменный стол с компьютером и стул для посетителей. Вернее, для одного посетителя. Второй мог только встать рядом — стул уже не умещался. Окон здесь не было, но лампы дневного света освещали комнату так ярко, что почти не оставалось теней. "Как в больнице", — подумала Ева.