На пути в рай - Дэйв Волвертон

Я лежал без сил, прижатый в углу, и ловил ртом воздух. Рядом кто-то стонал. Я не представлял себе, какие перегрузки мы сейчас испытываем — пять g, восемь, десять. Может, мой вес увеличился уже до пятисот килограммов. Или тысячи. Я не знал.

Под увеличивающейся силой тяготения у меня отвисла челюсть, и не было сил закрыть рот. Кожа на лице натянулась и готова была порваться. Я подумал, что, видно, так же чувствуешь себя в сотне метров под водой. Вот — вот лопну, как переспелая ягода винограда. Кровь шумела в ушах, стучала» словно колотили молотом по железу, а слюна сделалась такой густой, что я не мог ее проглотить.

Корабль вращался. Я чувствовал, что задыхаюсь. Меня будто накрыли огромным невидимым одеялом, и оно душит меня. Кимоно давило так, будто оно из свинца, и я испугался, что под весом одежды у меня лопнут ребра. Услышал треск, из носа хлынула кровь. Я не мог пошевелить рукой, чтобы вытереть ее. Снова открылась рана в животе.

А корабль все ускорял вращение. Что-то будто щелкнуло у меня в голове. Я услышал стук; как от фибриллятора, и почувствовал, что меня несет куда-то. «Я еду на спине быка, — вдруг сообразил я. — Еду на спине быка и не знаю, куда он несет меня». Открыл глаза: подо мной и вокруг — голубой туман и тени. Я парю над поверхностью. В тумане стучат копыта. Меня несет вперед. Холодный ветер рвет волосы, подступает ночь. Тамара никогда не дышала на меня такой тьмой, вокруг только ветер и лед.

Часть третья

Пекарь

Глава двенадцатая

Я чувствовал себя так, словно вынырнул из темных холодных глубин к свету. Промерз до костей, перед глазами все расплывалось — я не мог сразу сфокусировать взгляд.

Потом узнал комнату, которую часто видел раньше: сотни узких коек, запах немытых тел, на койках пациенты в белом. Склад поврежденных людей. Некоторые бредят. Я не понимаю их слов. Не могу думать. Мозг у меня растягивается, словно резиновый, как ножка улитки, но при этом меня охватывает ощущение здоровья, я прекрасно себя чувствую — скорее это естественная бодрость отдохнувшего организма, а то и следствие долгого успешного лечения.

Пациент с пустым невидящим взглядом споткнулся о мою койку и отскочил. Я хотел пойти за ним, убедиться, что он не поранился. Поднялся и побрел следом, сам натыкаясь на койки, миновал тележки с пищей и оказался в комнате для отдыха.

На стене я увидел большой лист зеркальной бумаги. Один край листа отклеился и завернулся.

Вот по крайней мере что-то, что я могу поправить. Я разгладил бумагу и долго смотрел на свое отражение. На меня глядело молодое, почти незнакомое лицо. Таким я был лет в 27 или 28, только сейчас у меня длинные волосы падают на плечи; они серебристо — белые, цвета пушка чертополоха.

Глаза и лицо — молодые и безжизненные. Я видел такие лица на ярмарке возле своего киоска — лица крестьян, бежавших из Чили, Эквадора, Перу, Колумбии. «Лицо рефуджиадо, — подумал я. — Лицо живого мертвеца». Неважно. Жизнь так хрупка, люди цепляются за нее изо всех сил, но часто безуспешно. Физическая смерть неизбежна, но душа умирает легче тела. Я попытался улыбнуться, но лицо будто одеревенело. Получилась не радостная улыбка, а карикатурное ее подобие. Я попробовал нахмуриться, изобразить печаль. Нет, вышла подделка под печаль. Ничего нельзя выразить — все получается одинаково. Впрочем, какая мне разница? Кому какое дело до выражения моего лица? Ведь это всего лишь складки плоти на черепе. Никому до этого нет дела.

Кто-то открыл дверь рядом со мной и крикнул:

— Я его нашел! — Врач в белом халате. Он взял меня за руку и хотел увести обратно. Но я продолжал смотреть на свое отражение. — Ты заметил! — сказал врач. — Друзья разбирали твои вещи после мятежа и нашли пакет для омоложения. Мы решили, что, раз тебя все равно придется держать в криотанке, нужно использовать это время с толком. Сеньор Нуньес, наш морфогенетический фармаколог, сам присматривал за тобой.

Я кивнул. Мозг у меня работал уже не так медленно, и я понял врача. Чтобы омоложение было эффективным, пациент должен несколько месяцев провести в криогенном состоянии, пока фармакологи восстанавливают его тело — устраняют поврежденные радиацией клетки, удаляют вредные вещества и обогащают кислородом нервные и мышечные ткани, восстанавливают деятельность желез, регулируя состав протеинов; лотом заменяют наиболее поврежденные органы свежими клонами. Но мало кто из пациентов соглашается выдержать весь необходимый срок. Опасаются, что это обойдется слишком дорого или что супруги им изменят за долгое время лечения. Предпочитают ускорить процесс и обманывают себя в конце концов, добавляя лишь несколько лет жизни.

Я дотронулся до своих седых волос — знак старости при молодом теле.

— Почему седые волосы? — спросил врач. — Не знаю. Это не связано с качеством омоложения. Может, ты испытал какой-то сильный шок?

Я вспомнил, как Хуан Карлос ударил меня мечом в живот, восстановил это ощущение — меч входит в тело, острый, тяжелый, холодный. Сунул руку в кимоно и потрогал место, где была рана. Никакой повязки. Пальцы скользнули по гладкой коже, затем я коснулся Шрама ниже грудной клетки. В этом месте делается разрез, когда удаляют желчный пузырь.

Понятно: я был так серьезно ранен, что медики решили до полного выздоровления держать меня в криотанке. И пока я был там, меня заодно омолодили.

Поддерживая под руку, врач отвел меня обратно к койке.

— Оставайся здесь, — сказал он. — Ты еще под действием успокоительного. Через несколько часов начинаем выгрузку на Пекарь. К тому времени тебе станет лучше.

Я долго лежал в постели, прежде чем до меня дошло значение его слов «начинаем выгрузку на Пекарь». Новость ошеломила меня. Я проспал больше двух лет! Но никакая болезнь не требует двух лет а криотанке. Два года на корабле означают, что на Земле прошло двадцать лет. Я почувствовал, что меня лишили чего-то очень важного, и начал мысленно проводить инвентаризацию. Чего же не хватает?

На соседних койках разговаривала. Кто-то объяснял:

— Во время большого мятежа корабль начал вращаться. Это самураи придали ему вращательное движение и выпустили из нас воздух. Вот что случилось. Потом всех тех, кто начал смуту, они заморозили… — На говорящем, жилистом худом латиноамериканце, было синее кимоно самурая.

Я снова поднялся и побрел мимо коек. Ни врачи, ни латиноамериканцы, одетые как самураи, не заметили, как я вышел.

Он сказал, что заморозили всех, кто начинал смуту. Меня поместили в криотанк не для лечения. Это была тюрьма. И теперь я решил попытаться сбежать. Пошел по коридору, огибающему по окружности весь корабль, и вскоре оказался у основания лестницы.

Поднялся на несколько витков, устал и решил передохнуть. Я не мог рассуждать логично: мне казалось, если я буду продолжать подниматься, я попаду на небо. И я продолжал подниматься все выше и выше, становился все легче, пока не добрался до места, где вообще ничего не весил.

Я находился в центральной трубе, проходящей через весь корабль, на пересечении коридоров, где в пол уходила старая лестница, похожая на спуск в колодец канализации. Но только теперь она не вела вниз. Справа от меня находилось место, где мы с Перфекто сбросили труп к лазарету. Так как корабль находился на орбите, ускорение больше не создавало искусственного тяготения. Но тем не менее межзвездный транспорт медленно вращался вокруг своей оси, тем самым создавая силу тяжести, и этот коридор, этот канализационный спуск — ось вращения. И все комнаты преобразованы, приспособлены к новому направлению «вниз».

Я схватился за старую лестницу, оттолкнулся и поплыл по коридору, мимо одного канализационного колодца за другим, в полосах света и тьмы, поплыл в невесомости. Искусственный шелк кимоно прилипал к телу. Седые волосы развевались, и я плыл по коридору, как призрак. Трение воздуха чуть замедляло мой полет, но достаточно было пальцем оттолкнуться от стены, и я снова летел быстро. Словно скользишь в глубокой воде, когда нырнул, только легче, свободнее, не встречая препятствий. Я повернул, выплыл из воздушного шлюза на дне корабля и начал подниматься к первому уровню, направляя свой полет по мере необходимости.

Я превратил это в игру, учился заново сосредоточиваться и все время размышлял: десять лет я экономил, работая морфогенетиком, чтобы купить омоложение. А теперь я старик, получивший новую молодость как возрожденный убийца. Отличная космическая шутка, но я не склонен был смеяться над ней. Я столько лет стремился к молодости, но теперь она мне не нужна.

Воздух здесь был так неподвижен, что я слышал шелест своей одежды, словно удары молота о камень.

Я призрак, подумал я. Я призрак. В неподвижной темноте за собой я, ощутил еще чье-то ледяное присутствие — за мной летит Флако. Холод охватил меня, и волосы, на затылке встали дыбом. Я не пытался убежать от него. Я почти надеялся, что он меня догонит. Чувствовал себя, как женщина, испытывающая огромное желание заплакать. Но мне нужны не слезы, мое главное желание — самоуничтожение.