Голова - Генрих Манн

— Смотришь и глазам своим не веришь, — кричала госпожа фон Иерихов прямо в ухо своей приятельнице Бейтин.

— C'est la каналья![31] — кричала в ответ старая графиня.

Тут встрепенулась и седенькая жена обер-адмирала.

— Мы, буржуазия, истинный оплот нравственности и приличий, — закричала она в другое ухо Бейтин, на которое та, по-видимому, была абсолютно глуха. Вскоре госпожа фон Фишер совсем возликовала: вошел ротмистр граф Гаунфест, за которым, как всегда, неотступно следовала его разведенная жена, Блахфельдер. Всем видом и движениями он напоминал неисправную куклу, ни один мужчина не был застрахован от его мечтательного взгляда. Об этом обер-адмиральша громким голосом сообщила старым придворным дамам. Они же, напротив, старались подчеркнуть поведение урожденной Блахфельдер. Богачка энергично протискивалась сквозь толпу, румяна у нее на лице расплылись, жемчуг болтался сам по себе, она уже успела оборвать что-то у себя на платье. Альтгот, стараясь в качестве хозяйки ублаготворить дочь калийного магната, подвела ее к буфету в боковой галерее, куда из всех салонов двери были открыты настежь.

— Ну, опять напьется, — заметили пожилые дамы и пока что обратили внимание на «него».

Граф Гаунфест явно был обворожен видом юного Шеллена, который со своей стороны сосредоточил все внимание на обособленной группе Ланна — Мангольф — Швертмейер. «Кажется, там кто-то обронил слова „смертная казнь“?

— Скоро будут интересные новости, — сулил всем отпрыск газетного треста, и эта весть мигом облетела всех.

Жизнерадостный юноша не замечал бедного гвардейца и его нежной влюбленности. Но племянник Кнака смотрел на того так выразительно, что его дама возмутилась.

— Господин доктор Мерзер! — заметила Швертмейер. — Вы удостоены чести разговаривать со мной. Я женщина, о которой говорят.

— И что же, собственно, говорят? — спросил он рассеянно и продолжал энергично кокетничать с Гаунфестом. Его сероватое лицо до самой лысины покрылось тонкими жадными морщинками, глаза затуманились от волнения, одно плечо, то, что было выше, задергалось.

— Вы настоящий выродок, доктор Мерзер! — не вытерпела красавица Швертмейер. — Я, женщина, могла бы одним пальцем повалить вас, а вы еще хотите чего-то особенного? Потому что это шикарно! Потому что это аристократично! Вы — сноб! Выродок и сноб!

После чего, насмерть обиженная, повернулась к нему спиной. А граф Гаунфест был в экстазе, душа его, отделившись от покинутого тела, витала вокруг жизнерадостного юноши. Рейхсканцлер самолично подозвал к себе молодого Шеллена и с невольным почтением в голосе спросил о его отце:

— Какой еще орден должен я дать вашему отцу, чтобы он вышел из своего уединения? Ни один живой человек его не видел, и вы, господин Шеллен, верно, не видели тоже. Он существует? Или он миф? Вымысел, созданный его газетами?

— Тем виднее сын… Подготовляется нечто новое, ваше сиятельство! — воспользовавшись случаем, сообщил отпрыск газетного треста. У рейхсканцлера сейчас же появилась лукавая ямочка.

— Такой слух дошел и до меня. — И с этими словами он удалился. Около Шеллена очутился граф Гаунфест, но не сразу заговорил от волнения.

— Вы не видите, где рейхсканцлер, господин Шеллен? — наконец пролепетал он.

— Ведь он только что говорил со мной, граф Гаунфест.

— О боже! Я видел только вас, — краснея под легким искусственным румянцем. Юноша громко смеялся.

— Простите, что я в форме! — шептал влюбленный, движимый бог весть какими деликатными чувствами. — Я намереваюсь переменить карьеру на дипломатическую, за границей как-то свободнее. — Все это говорилось под аккомпанемент веселого смеха, и тем не менее какое неожиданное счастье беседовать с прекрасным юношей! Но тот положил конец беседе.

— Если вы ищете рейхсканцлера, то легко узнаете, где он, по запаху йодоформа… Нет, он здоров, но там, где творится политика, так пахнет. В Пруссии становится интересно, — дерзко добавил он.

Граф Гаунфест осмелился прикоснуться к руке своего избранника и даже пожать ее… Расшаркавшись, они разошлись, и каждого поглотила холодная, равнодушная человеческая волна.

Несколько минут спустя Алиса Ланна у всех на глазах пробежала через гостиную, неожиданно покинув господина фон Толлебена. Кажется, ссора. Недурное начало, или попросту конец? Несчастная Альтгот то бледнела, то краснела. Какой скандал! Положение Алисы не таково, чтобы ей можно было выпускать Толлебена. Ланна, по доброте сердечной, совершил большую ошибку. Он был против Толлебена, ибо чувствовал, что Алиса в сущности его не любит. Ну, а эта игра с сомнительным другом юности? Тут дело не так уж невинно, и отцу не следовало это поощрять. Растерявшаяся Альтгот не знала, что предпринять. Следовало ли ей прикрыть своей особой покинутого Толлебена? Или только наблюдать за всем издали, как было угодно Ланна?

Алиса Ланна начала буйствовать.

— Прямо буйствует, — кричала старуха Иерихов. — А с кем буйствует? С пьяной Блахфельдер!

— C'est le fin de la monde![32] — кричала старуха Бейтин.

Но Алиса Ланна пробилась сквозь толпу мужчин и внезапно приняла такой вид, словно и не знала никакой Блахфельдер. Без намека на буйство, с самой высокомерной миной подошла она к госпоже Мангольф, которая умышленно прошла мимо своего мужа и бросила ему как бы мимоходом:

— Я теперь знаю наверно, что Алиса и Терра…

— Меньше чем когда-либо, Беллона, — сказала Алиса и остановила ее на минутку. — Я даже благоразумнее тебя. Если бы я любила кого-нибудь, я бы не вышла за него замуж в тот момент, когда он уже на вернем пути к блестящей карьере, потому что в будущем неизбежны взаимные упреки либо из-за карьеры, либо из-за любви. Скорей тогда, когда он был ничем.

— Этот момент ты уже упустила, — ответила подруга.

Публика из гостиных хлынула в галерею; даже самые спаянные группы могущественных богачей, которые старались извлечь друг из друга какую-нибудь пользу, распались и покинули лощеный паркет. Упорно не расходились только те, что окружали Тассе. Они загородили одну из дверей в буфет и перехватывали слуг с бокалами и бутылками. Кнак коленом дал пинка одному из лакеев. Он доставил себе это удовольствие, — ведь лакей служил родовой знати! Развеселившийся обер-адмирал рассказывал во всеуслышание о своей встрече с английским коллегой.

— Пейцтер говорит мне: «Фишер, дружище, ничто на свете не могло бы меня так порадовать, как если бы у нас с вами заварилась каша!» — «Меня тоже», — говорю я. «Только я уж пообломаю тебе паруса!» — кричит Пейцтер… Фишер кричал громче, чем тогда Пейцтер. «Дружище, — кричу я, — а я огнеглотатель, затушу все твои машины!»

Многие поспешили на шум из буфета, все весело смеялись, поднимали бокалы, выражали одобрение. Умилительная простота старого морского волка! Но тут Фишер заметил, что среди подошедших оказался и Ланна и что он отпускает какие-то шуточки своему соседу, некоему Терра, тому, который носится со смертной казнью. От зорких, даже под хмельком, глаз мнимого морского волка ничто не могло укрыться.

— А потому за нашего глубокочтимого рейхсканцлера, ура! — закричал он неожиданно так, что Ланна пришлось благодарить и принять участие в происходящем. Правда, он наморщил брови и строго кивал головой при каждом лозунге, который выкликали участники шайки. «Зависть Англии к нашей торговле; соглашение превратит нас в ландскнехтов; мы будем рабами, если не будем строить суда сколько хотим; славянская опасность; исконный враг; желтая опасность…»

— Вы забыли про моровую язву, падеж скота… — сухо добавил член верхней палаты фон Иерихов, засунув руки в карманы брюк.

Ланна кивнул еще строже, в то время как Тассе и обер-адмирал чокались со своими друзьями за конечную победу над всеми опасностями.

У Кнака возникли сомнения, и он тихо сказал могущественному банкиру Берберицу:

— А как, в деловом отношении это желательно?

Бербериц в ответ покачал головой.

Кроме них, протестовал еще кто-то позади Ланна, правда, только шипеньем, так что протест остался незамеченным. Губиц всегда старался не быть замеченным. Ланна наклонился, и присяжный интриган министерства иностранных дел прошипел ему в ухо:

— Никакая тонкая работа немыслима при вмешательстве таких грубиянов!

— Это у нас-то тонкая работа? — спросил Ланна глубоко усталым голосом.

Но действительный тайный советник зашипел, потрясая в воздухе когтистой рукой:

— Предотвращать, выслеживать и снова предотвращать!

— Опять ваши индийские пассы, Губиц. Может быть, вы последний в своем роде, — заметил Ланна.

Вдруг, прорезая густой чад лозунгов, четко прозвучал громкий голос:

— Господа, так как, наконец, твердо установлено, что мы рады иметь возможно больше врагов, я позволю себе настоятельно указать на один пробел. Россия еще не заключила союза с Великобританией. Пробел этот может стать для нас роковым, о чем я и спешу напомнить.