Божественная трагедия - Андрей Демьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Марлен, – не выдержал Макс, – ты мне можешь объяснить, что ты тут увидела. Это же просто кляксы.
– Кляксы? – растерянно пробормотала Марлен. – Макс, ты что? – Она неожиданно встрепенулась и к ней вернулся ее самоуверенный и насмешливый тон, – какие кляксы? Художник нам показывает свое подсознание, свой внутренний мир. Посмотри как он писал это полотно, – и она показала на экран. Он входил в высочайшее эмоциональное возбуждение, и подсознание само управляло им, так что можно сказать это слепок его души.
– Мрачноватая душа, – съязвил Макс.
– А чтобы получилось у тебя? Черный фон и по-центру кулак с содранными костяшками?
– Все равно это кляксы за 50000 евро.
– Кляксы за 50000 евро? – услышал он рядом низкий женский голос с сильным итальянским акцентом.
Обернувшись Макс увидел молодую женщину в белом облегающем платье до колен. Платью было что облегать: выдающаяся грудь, округлые бедра, талия на этом фоне казалась тонюсенькой. Лицо настоящей итальянки, острый нос, огромные карие глаза черные длинные волосы, убранные в хвост.
– Одни такие кляксы, как вы говорите, были проданы за 140 миллионов долларов, я Джексона Поллока имею ввиду, – ее голос действовал на Макса как дудочка факира на змею, низкий тембр, итальянский акцент.
Марлен пристально оглядела итальянку с голову до ног, отметив шикарные бежевые босоножки Лабутена на 6-дюймовом каблуке из последней коллекции, все усыпанные шипами, которые она видела в магазине всего несколько часов назад. Марлен очень эти босоножки понравились, но выложить 3000 евро только на них она не могла. А эта бесцеремонная особа, на которую вытаращился Макс, могла. Особа улыбнулась, Макс выгнул грудь и тоже расплылся в улыбке, хотя по существу вопроса он ничего сказать не мог. Никакого Джексона Поллока он не знал, и как ни пытался незаметно вызвать поиск гугла на очках, ничего не получалось. Итальянка смотрела на него, ожидая реакции.
– Но эти кляксы существенно дешевле, – пробормотал наконец Макс, прекрасно осознавая, что сморозил еще одну глупость.
– О да, – внезапно согласилась она, – японский авангард недооценён.
Тут, словно ниоткуда, выплыл Лингфилд.
– Я прошу прощения, что оставил вас, но пришло так много знакомых, и довольно значительных знакомых, – понизив зачем-то голос, добавил он, – что я просто не мог каждому не уделить хотя бы минутку. Хочу рекомендовать Вам – Дама Большого Креста нашего Ордена, Сиссилия Монуччи. А это, – обратился он к итальянке, наши гости, Марлен … и Массимо … – зачем-то исковеркав его имя представил Бальи.
– Мы говорили об экспрессионизме, сеньор Массимо совершенно справедливо заметил, что японские художники совершенно не ценятся здесь у нас, в Европе.
– Массимо, – улыбнулся Лингфилд, как показалось Максу с лукавой улыбкой, – вы меня не устаете поражать глубинами вашей эрудиции в вопросах современного искусства. Я думаю, что Вам вместе с Сиссилией есть что обсудить, а я тем временем, похищу у Вас Марлен.
– Меня уже похищали совсем недавно, – холодно отрезала девушка. Она была вне себя от того, как «Массимо» не сводил взгляда то с декольте, то с губ этой Дамы Большого Креста.
– О, Марлен, – в голосе Бальи послышалось страдание, – я не хотел Вам напоминать об этой чудовищной истории. Вам не стоит опасаться ничего, я хотел Вам показать нашу постоянную экспозицию, и давайте возьмем с собой Вашего друга, – он сделал паузу, – Барта. А Сиссилия покажет Массимо выставку, раз он так болеет сердцем за японский авангард.
Лингфилд осторожно взял Марлен под локоток и повел из зала. «Массимо» был счастлив. Хороша Сиссилия, думал он, глядя чуть ниже шеи. Она, тем временем, рассказывала, что она куратор этой выставке, и каких трудов ей стоило заполучить этих японских художников, что это большое открытие для Рима. Что, несмотря на удручающее положение экономики, настоящие ценители искусства с энтузиазмом восприняли выставку.
Тут в наушнике раздался голос Ангела: «На экран взгляни, пожалуйста». Он послушно посмотрел в правый угол. «Просто, может быть, тебе будет интересно знать про эту Сессилию. Я ее нашел. Посмотри».
На экране появилась фотография невзрачной девушки, очень отдаленно напоминающей красотку, стоящую сейчас перед Максом, но лет на пять моложе. «Это Сессилия двадцать лет назад, когда ей собственно и было двадцать», – сообщил Ангел. И Ангел нарисовал на экране стрелки от роскошной груди реальной Сессилии к равнине платья девушки на фото. Под стрелкой появилась подпись: «Увеличение груди. Хирург Кесельринг, клиника в Женеве, 34000 швейцарских франков». Стрелка на уровне живота и опять подпись: «Липосакция, каждые полгода».
– Да-да, – тут, видимо, Ангел не выдержал, и заговорил, – в попе добавила, а от от живота откачала, так обычно и бывает.
– Прекрасна, как Хаят! – прошептал Макс, что безусловно повысило градус бешенства айтишника.
А Сессилия продолжала рассказывать, про выставку, ее низкий голос обволакивал.
На лице Сессилии айтишник рисовал для Макса кружки и стрелочки. «Губы. По миллилитру в каждую. 2000 евро. Носогубная складка – по у шпцрицу филлера с каждой стороны. Веки по 60 единиц ботокса на каждое. Лоб 100 единиц. Нос – ринопластика у доктора Левита в Лозанне, 42000 франков.»
– У нее был большой неприятный нос, – шипел Ангел. – Она вся сделанная искусственная кукла. Ничего своего.
Болтовня Ангела мешала наслаждаться обществом красотки. Да плевать ему было на то, что там что-то она подправила, добавила, убавила. Это все не имело никакого значения. Перед ним стояла красивая молодая женщина, которую он страстно желал, и в голове вертелись фантазии даже как именно.
Итальянка сделала полшага к Максу, и у него сбилось дыхание.
– Я надеюсь, Вам будет интересно посмотреть на наше новое приобретение, Мы его еще не выставляем, но Вам, как ценителю искусства, я бы показала. Мне очень важно Ваше мнение.
Она улыбнулась, развернулась в полоборота и поманила его пальцем. Когда она шла, Макс не мог отвести взгляда от покачивающихся бедер. Плавная походка действовала на него как маятник гипнотизера.
Макс даже готов был стать истинным ценителем искусства, и прочитать для этого какой-нибудь искусствоведческий буклет. Может. даже два.
Тут на экране очков появилась стрелка,
