Вельяминовы. Время бури. Книга третья - Нелли Шульман

– Вообще она заслуживает медали. Посмотрим, как она себя в Польше проявит… – весной дети Звезды переезжали к ее бывшему мужу. Профессор Кардозо возвращался в Европу, с новой монографией. По слухам, Нобелевский комитет серьезно рассматривал его кандидатуру для присуждения премии, в следующем году. Звезда могла отправиться в оккупированную Польшу, в качестве эмиссара от новой секретной службы, у которой пока не было даже названия. Женщина должна была представлять правительство в изгнании.

Сидя в лодке, Джон вспоминал ее спокойные, голубые глаза. Они гуляли по променаду, в Схевенингене. Иосиф и Шмуэль копошились в белом песке. Светлые волосы Эстер искрились, падая на рыжую лису воротника. Остановившись у деревянных перил, женщина помахала детям:

– Сейчас куплю жареной картошки, милые… – Джон держал фунтик с креветками. Он очистил одну зубами, выплюнув шкурку:

– До Швеции полетишь самолетом, из Амстердама. В Стокгольме тебя ждут наши люди. Они переправят тебя через Балтийское море, на рыбацком судне, и высадят на польском побережье. Паспорт мы тебе сделали… – Эстер кивнула:

– И очень хороший паспорт.

Она стала Магдаленой Качиньской, уроженкой Познани. По легенде, пани Магдалена происходила из смешанной семьи. Мать женщины была немкой, фольксдойче. Происхождение пани Качиньской, по матери Миллер, объясняло знание немецкого языка. Документы позволяли пани Магдалене сблизиться с оккупационными властями.

– Она меня не любит… – повторял Джон, ожидая шума самолета, – не любит, и никогда не полюбит… – в Амстердаме, после Венло, поселившись на безопасной квартире, он ожидал обычного визита Эстер. Не выдержав, Джон позвонил ей из телефона-автомата, в госпиталь.

За обедом в кошерном ресторане, у Эсноги, женщина пожала стройными плечами:

– Как говорят по обе стороны океана, прекрати пинать мертвую лошадь, Джон. Я имею в виду нашу закончившуюся связь… – Эстер отпила кофе, – слезь с этого коня. Он тебя больше никуда не повезет… – она сняла жакет. Джон посмотрел на грудь, под мягкой, шелковой блузкой, на блеск жемчуга, вокруг шеи. Он сжал зубы:

– Хорошо. Если ты считаешь нужным, Эстер. Но я всегда буду помнить, что… – женщина прервала его:

– Я тебе говорила. Я тебя спасла не потому, что я тебя люблю. Это мой долг, Джон… – помолчав, она добавила: «Жаль, что я не убила фон Рабе. Мы еще вспомним о нашей ошибке».

В Венло, немного придя в себя, Джон рассказал Эстер о герре Максимилиане. Женщина поджала губы:

– Я должна была его застрелить. Ты потерял способность отдавать приказы, мне требовалось взять ответственность на себя… – узнав, что фон Рабе выжил, Питер покрутил головой:

– Не мое дело давать советы, Джон, но вы пожалеете. Я бы его убил, не задумываясь, и покойный Мишель тоже. Человечество бы ничего не потеряло, – лазоревые глаза блеснули холодом.

Они примеряли рубашки у портного, на Джермин-стрит. С войной, новые костюмы заказывать было ни к чему. У Питера и Джона имелись серые визитки, для венчания, и фраки, для обеда. Тони не захотела шить платье со шлейфом. Девушка шла к алтарю в простом туалете жемчужного шелка, с маленькой шляпой и кружевной пелериной. Уильяму сшили бархатный костюмчик пажа, цвета голубиного крыла. Церковь и обеденный зал отеля украшали белыми розами, и голубовато-серыми гортензиями. Венчалась сестра в тиаре Холландов. Джон видел кольцо невесты, с крупной, серой жемчужиной, окруженной южноафриканскими бриллиантами.

– К слезам, – подумал герцог, но сразу отогнал эти мысли: «Ерунда».

Пани Качиньская проводила в Польше все лето, а потом возвращалась в Амстердам. Эстер брала отпуск в госпитале.

– Няне я нашла новое место, – деловито сказала Звезда, когда Джон провожал ее домой, из ресторана:

– По решению суда, мальчики, живя с отцом, проводят со мной выходные, раз в месяц. Я договорюсь с адвокатами… – она запнулась, – его адвокатами. Объясню, что уезжаю в Америку, повидать отца, Меира. Я возьму близнецов на несколько выходных подряд, когда вернусь из Польши… – Эстер хотела написать отцу и брату, что едет в Швецию стажироваться в детской больнице.

– Но не вздумай искать Аарона… – строго сказал Джон, у двери ее дома, – тебе нельзя ездить в Литву, или на территории, оккупированные советскими войсками. У меня нет желания выручать тебя из сталинских лагерей… – слегка улыбнувшись, Звезда кивнула: «Никуда, кроме Варшавы, как предписано заданием».

– Мистер Джон! – крикнули с кормы лодки: «Самолет!»

Герцог натянул на уши потрепанную, вязаную шапку. Несмотря на теплую весну, на воде было еще зябко. Он выбросил папиросу в воду, мотор заурчал. От самолета отделялись черные точки. В ярком небе раскрывались белые купола. Джон много раз прыгал с парашютом. Он помнил бездну, под ногами, ветер, бивший в лицо, брызги ледяной воды.

– Двести футов до ближайшей цели… – лодка остановилась неподалеку от мокрого, стелящегося по морю парашюта. Человек, в костюме тонкой резины, ловко собрав его сзади, поплыл к лодке. Джон протянул руку, через борт:

– Подберем остальных, пойдем на берег, и повторим упражнение столько раз, сколько потребуется, для идеальной точности… – она сидела, тяжело дыша, стянув капюшон костюма. Темные, влажные, коротко стриженые волосы облепили голову.

Лаура вытерла рукавом воду со щек: «Сколько?»

– Двести футов друг от друга, – Джон протянул ей сигареты, – а надо, чтобы вы добились пятидесяти. Сейчас тихое море, прыгать легче. В шторм вас отнесет в разные стороны, ветром, течением. Вы утонете, не дождавшись, пока вас подберет лодка… – капитан ди Амальфи глубоко затянулась дымом: «Хорошо». Приподнявшись над бортом, она посчитала головы:

– Все на воде. Плывут сюда. Пусть плывут, – устало улыбнулась Лаура, – незачем облегчать задачу.

Самолет развернулся, идя к берегу. Джон взглянул на часы:

– До обеда закончим упражнение, и приступим к работе на передатчиках. Впрочем, ты умеешь управляться с радио… – он заставил себя не смотреть на смуглую, покрасневшую от ветра и холодной воды щеку. Джон велел: «Включайте мотор, мистер Чарльз, они рядом».

После ужина, отпустив девушек, Лаура присела на подоконник маленькой комнатки. Все устали. Начавшись в шесть утра, прыжки длились до полудня. Быстро пообедав, они пошли заниматься на радиопередатчиках. Готовили они сами. Провизию привозили охранники, из ближайшей деревни. В гараже стоял «бьюик», все девушки умели водить, но для них было безопасней оставаться на полигоне. Инструкторы по стрельбе, плаванию, и радиосвязи жили в другом крыле здания.

Похолодало, темная вода топорщилась под резким ветром. Лаура носила шерстяные брюки, и форменную рубашку Королевского Женского Военно-Морского Флота, с нашивками капитана. Шею она обмотала кашемировым шарфом. Перед отъездом на полигон, девушка попросила два дня отпуска.

Отец остался в Блетчли – парке. Джованни преподавал языки, в школе шифрования, но часто подменял радистов. Лаура, с удивлением, поняла, что отец быстро разобрался в работе передатчиков. Она не говорила Джованни, о новой, секретной службе, только заметила, что после Лондона отправится на обучение. Они с отцом жили раздельно, Лаура продолжала занимать комнату в женской усадьбе, Элмерсе. Посмотрев на сложенный саквояж дочери, Джованни обнял девушку: «Писать, конечно, нельзя».

Лаура улыбнулась:

– Занятия в Британии, папа. Просто особый курс… – девушка помолчала, – он до лета продолжится, поэтому я не смогу приехать на венчание Тони. Мы с тобой увидимся, обязательно, перед тем, как … – Лаура повела рукой. Они пока не знали, куда и когда их пошлют. Лаура взяла чашку с кофе:

– Но пошлют, непременно. Затишье, на континенте, когда-нибудь завершится… – она прислонилась виском к прохладному стеклу. В море мерцал одинокий огонек. Полигон, круглосуточно, патрулировал военный катер. В небо Лаура старалась не смотреть. Рядом была авиационная база Рошфорд, однако он служил в Бриз-Нортон, далеко отсюда.

– Не думай о нем, – велела себе Лаура, – все понятно… – она вспомнила прозрачные, светло-голубые глаза Джона, медвежий клык на крепкой шее, сильную руку, протянувшуюся через борт лодки. Лаура присутствовала на совещании, осенью, когда кузен вернулся с континента. Они, подробно, разобрали проваленную операцию, но Джон не сказал, кто спас его с территории рейха.

– Наш работник, – заметил герцог, – он участвовал в акции в качестве наблюдателя. Сначала… – добавил Джон, – но потом ему пришлось вмешаться, иначе бы я перед вами не выступал… – на пробковой доске Джон развесил фотографии. Они смотрели на лица немцев. Герцог, монотонно диктовал:

– Оберштурмбанфюрер Максимилиан фон Рабе. Тридцать один год, из богатой семьи, наследник титула. Работник иностранного отдела СД, работал в Испании, и в других европейских странах. Британию он тоже навещал, – мрачно добавил кузен, – три года назад… – фон Рабе сняли за столиком кафе, под вывеской на немецком языке: