Часть 3. Поздняя классическая поэзия - Коллектив авторов

class="v">А сейчас я не слышу осторожных и мягких шагов...

Вспоминаю: мы также и в "бой на травинках" возле дома играли,

А сейчас те травинки ждут напрасно: тебе их уже не сорвать!

Шелк забыт и заброшен,— и некому больше одежду кроить,

Ленты порваны,— некому больше зажечь благовонья...

...Я вчера от отца получил порученье одно

И умчался в своей колеснице далеко-далеко,

Не успев попрощаться с тобой...

А сегодня, вернувшись, невзирая на то, что разгневаться матушка может,

Я к могиле пришел, чтобы скорбное слово сказать...

Вскоре слух до меня докатился, что гроб с твоим телом сожгут!

О печаль! Не исполнится клятва погребенным быть вместе с тобой,

Да и сон твой глубокий прервут, чтобы снова обрушить беду на тебя...

О, как стыдно мне эти слова вспоминать, что тебе говорил:

"Пусть смешается прах — твой и мой!"

Поглядите: без устали западный ветер шумит возле древнего храма,

Разгорается синее пламя, и нет ему меры,

Солнце скоро зайдет, все могилы давно одичали,

Кости белые из погребений разрыты, разбросаны, — кто их сумеет собрать?

Вслушайтесь: только ореха и вязов услышите шум,

Лишь камыша и осоки тревожный и жалостный шелест...

И за туманами демонов всхлипы и плач обезьян...

Видя все это и слушая, можно понять, сколь глубокие чувства

Юного отрока сердце волнуют за плотно задернутой шторой,

Сколь непомерно прискорбна судьба юной девы, засыпанной желтой землей!

Я, уподобясь Жунъаньскому князю, в жизни своей

Бирюзовый нефрит потерял,

Льются, льются горючие, жгучие слезы,

И, наверно, лишь западный ветер может ими себя увлажнить.

Кажется мне, что со мною случилось все то же,

Что и с Ши Чуном, который Люй Чжу уберечь не сумел,

Вот почему я горюю и скорбные чувства,

Только к холодной луне обратившись, решаюсь излить.

О! Это были поистине демонов злые интриги,

Столько несчастий сваливших на головы наши!

Разве возможно такое, чтоб завистью боги к нам, смертным, прониклись?

Разве возможно, чтоб речь благородную раб обращал к нам, болтливый язык распустив?

Если бы даже у женщин сердца по-шакальи жестокие вскрыли,

Я все равно затруднился б умерить в себе накопившийся гнев!

Пусть все это и так, пусть судьба у тебя незавидной была, —

Уваженье и чувства мои, обращенные только к тебе, глубоки!

И чтоб выход им дать, не могу удержаться от многих вопросов.

Ныне только узнал, что Верховный владыка Шан-ди

Повелел тебе в свите цветов во дворце состоять.

Ты при жизни была с орхидеей вдвоем,

После смерти Владыка тебя попросил быть хозяйкой у лотосов...

Понимаю, что могут служанки всего наболтать, —

В этом случае я ей поверил...

Ты спросишь меня: "Почему?"

Е Фашань попросил стихотворца Ли Юна создать поминанье для могильной плиты...

Тот его сочинил, а потом отложил, позабыв записать.

И тогда Е Фашань в час, когда беззаботно Ли Юн почивал, вызвал душу его,

И, проснувшись, поэт с удивленьем узрел,

Что душа и без тела записала творенье его!

После смерти Ли Юн приглашен был Владыкой Небес

В Белый яшмовый терем, чтоб там он спокойно стихи сочинял...

Говорю я о разных явленьях, но в сути едины они.

Каждой вещи присуще стремленье достойное и соразмерное выбрать себе,

Предположим: к какому-то делу душа не лежит.

Что же будет? Не просто ль пустые волненья и вздорный сумбур?

Ныне я понимаю: Небесный Владыка судит грешных людей по делам,

А отсюда и вывод: все должно быть в гармонии тесной,

И ничто не должно человека природу и склонности отягощать!

Рассужденья такие вселяют надежду, что нетленную душу твою

Я смогу угадать пред собою — вот здесь!

Это значит, что не было помысла грубость сказать, обращаясь к тебе!

А теперь — слушай песнь "Призыванье души",

Этой песни слова пусть дойдут до тебя:

О, великое Небо! В нем и синь,

В нем и свежесть!

Не тебе ли подняться под купол небесный

Дракон из нефрита помог?

О, большая Земля —

Бесконечность, безбрежность!

На тележке из кости слоновой и яшмы

Не ты ли проникла туда, где подземный поток?

Сколь наряден и пестр

Этот зонт драгоценный!

Не сияньем ли светлых созвездий Стрельца и Хвоста

Озаряется тьма?

Разукрашенный перьями, ярким ковром

Устлан путь пред тобой во вселенной,

По бокам охраняют дорогу

Не созвездья ль Стропил и Холма?

Пусть в пути сам Фэн Лун

Полетит провожатым с тобою.

Разве ты не мечтала, чтоб правил Ван Шу,

Что привык управлять колесницей луны?

И колеса — "и-и" и "я-я..." —

Огласили весь мир над землею,

За луанем и фениксом

То ль не ты мчишься вдаль, где дороги длинны?

С дуновением ветра

Заструился поток ароматов.

Не тобой ли духана

Ветка к поясу прикреплена?

Все наряды и юбка

Разноцветным сияньем объяты,

А в трепещущих серьгах

Не нашла ли свой отблеск луна?

...Поросль трав и цветов —

Вот алтарь поклоненья Земле, Небесам и Богам!

Уж не ты ль благовонное масло

В лампадах зажгла?

Столь причудлив на тыквах узор!

Сколько тонкой посуды и утвари в храм принесли!

Уж не ты ли из этих сосудов

Зеленые вина, коричную влагу пила?

Ты в неведомых далях

Не сулила ль Лу Ао свиданье?

Почему же меня

Ты забросила в мире сует?

О, когда бы Фэн Лянь

Колесницу мне дал в знак вниманья, —

Мы с тобою вдвоем

В земной возвратились бы свет?

В сердце горечь, печаль.

Мне сейчас, одинокому, трудно.

Но, увы, не напрасны ль

Страданья мои и мольбы?

Ты в безмолвии спишь,

Сны твои в небесах беспробудны,

Уж не в этом