Философия психологии. Новая методология - Андрей Курпатов

Наше познание – это познание вероятностей. Мы «знаем», где горячее, а где холодное, именно благодаря ему, но перед тем как это познание могло состояться (иным познанием была создана возможность этого), мы должны были быть уверены в том, что «это» (познаваемое) есть. И более того, познав «это» в безграничной возможности, мы были фактически готовы, предуготованы к тому, что это будет каким-то (в том числе и в названной модальности).

Именно этими способами нашего познания (сути и смысла – в их взаимодополненности) мы разрешаем противоречия, увиденные Л. Витгенштейном (в работе «О достоверности»). То, что «я знаю», что мир есть, то, что «я знаю» мир еще до того, как сознательно обратился к нему, не есть мистика или априорная данность – это результат моего познания его иными способами, которые по большому счету значительно важнее «рассудительности» мозга. И речь не идет об «интуитивизме», хотя это часто то, что понимается под этим термином; это настоящее познание, а не какое-то «предчувствование».

Человеческому познанию доступно все, даже то, что кажется нам трансцендентным. Другое дело, что не все может быть познано в таких же привычных нам формах, как пространственно-временное-модально-интенсивное познание пера или чернильницы, но иная форма познания – это также познание. Какой-то прагматик, вероятно, заметит: «Что толку от познания сути вещи? Каши по результатам такого познания не сваришь». Вряд ли привычный полезный результат познания в виде индустриально-цивилизационных находок является надежным и правомерным критерием значимости того или иного познания. И надо сказать, что тот эффект, который мы получаем, если познаем самую суть вещи, может быть, и не так очевиден, как польза, приносимая автомобилем или стиральной машиной, но он в тысячу раз важнее для нашей душевной жизни, нашего ощущения себя, качества нашей жизни. Автомобиль и стиральная машина людям, доведенным до беспросветности, только повысит жизненный тонус, но никогда не сделает саму жизнь их самоценной.

Мы уже говорили, что основное отличие открытого системного научного познания от закрытого заключается в том, что первое способно допустить в себя любой новый опыт (даже непрогнозируемый исследователем), а второе сломается под натиском не вмещающегося в него. Все это объясняет гносеологическая картина мира, изложенная в данном подпункте, закрытое системное научное познание идет по ней сверху вниз, от мира закономерностей к миру вещей, но что из мира вещей вошло в строившуюся до этого систему знания, что определило формирование этой закономерности – одному Богу известно. И когда вещи, не принимавшие участие в формировании этой закономерности, проявятся, система, в основе которой лежит данная закономерность, развалится, как карточный домик.

Напротив, открытое системное познание начинается в мире сущностей, оно идет от возможности, ей помогает в этом система (кстати, тоже открытая) принципов, а для того чтобы передавать знания в таких научных системах, мы придумали новый язык. Настоящее научное познание всякий раз идет снизу вверх по гносеологической модели мира и должно включать все три уровня (сущностный, мира вещей и закономерностей) – это фундаментальное правило построения открытого системного познания. А сейчас, после того как мы разобрались с предметом познания и формами этого процесса, несколько слов о самом процессе.

Информация

Поставим небольшой логический опыт.

Мы рисуем себе те идеальные условия, которых никогда не может быть (следует всегда помнить о сделанном допущении), они представляют собой наличие абсолютного «ничто», которое только возможно вообразить, в этом «ничто» находятся две абсолютно замкнутые сами в себе вещи (мы не оговариваем сейчас вопросы возможности, предшествующей этим вещам, поскольку это всего лишь «логический» опыт).

Казалось бы, все есть для того, чтобы мы могли в «лабораторных условиях» проследить весь процесс познания, но это не так. Действительно, возможность познавательного процесса наличествует: есть два элемента, но нет единого процесса – обе вещи абсолютно замкнуты сами в себе. Что должно произойти, чтобы процесс познания пошел? Для этого одна изначально замкнутая система должна преодолеть «бытие в себе», а для этого ей необходимо создать внутри себя столько «лишней энергии» (пока это «рабочее» название, за неимением другого), чтобы не иметь возможности удержать ее и благодаря этому – открыться. Другая же изначально замкнутая система должна создать до того большой «дефицит энергии», чтобы открыть свою пустоту для свободного входа «энергии» в себя.

Теперь мы предлагаем назвать здесь все, кроме «ничего» и собственно факта двух вещей «информацией». Таким образом, «информация» приобретает все характеристики или, иначе, условия, чтобы получить полное право именовать себя принципом, так оно и получается. Но, несмотря на то что она является принципом, всем нам очевидно, что она существует и как «объективная» вещь. Возможно, кто-то попытается оспаривать это предложение. Давайте разберемся: кто-то мне что-то сказал, и я обладаю информацией. Но что такое эта информация, если не память? Информация – как «объективная» вещь – это память (во всевозможных ее проявлениях). Но память накрепко спаяна с понятием времени, последнее же не абсолютно, а является только способом нашего с вами существования. Следовательно, эта информация будет информацией только для того, кто использует тот же способ существования, что и мы, ту же, что и мы, знаковую систему. Как замечательно об этом пишет О. Шпенглер: «Придет день, когда прекратится существование последнего портрета Рембрандта и последнего такта моцартовской музыки, хотя, пожалуй, и будет еще существовать закрашенное полотно и нотный лист, так как не будет уже ни глаза, ни уха, которым был бы доступен их язык форм».[150]

Так что информация – это блеф, который для нас – что-то, а для другого – уже филькина грамота, как изваяние языческого бога для христианина, насаждающего свою религию в первой половине первого тысячелетия нашей эры. Насколько благоразумно строить системы познания, которые будут опираться на такое воззрение на информацию? Такие системы являют собой обычный пример закрыто-системного познания, которое рано или поздно заявит о своей несостоятельности; поэтому для нашего с вами языка пусть продолжает существовать «объективная информация» – возлежащая на памяти, а теорию познания надо строить исходя из принципа информации и с помощью нового языка.

Нам симпатизирует кибернетический настрой, который отказывается от необходимости материального субстрата информации: «Информация, – пишет В.И. Кашперский, – феномен нефизический (в смысле: сверхфизический, надфизический, физически не интерпретируемый, несводимый к известным физическим свойствам и законам). Информационные процессы осуществляются функционально, способом их бытия как функциональных явлений оказывается не вещь, не свойство, а отношение».[151] Хотя, к сожалению, философские интерпретации этого понимания информации расстраивают своим очевидным упрощенчеством: «Информация, – пишет Н.В. Тузов, – не материя и не энергия, значит, она нечто идеальное».[152]

Что остается делать? Мы возвращаемся к нашему опыту и сами определяем понятие информации конгруэнтно любой системе. Итак, информация – это явленная тенденция к взаимодействию.

Здесь мы должны пояснить по очереди некоторые элементы приведенного определения. Во-первых, что такое «взаимодействие» и почему мы считаем его необходимым условием «для» информации. Очевидно, что процесс обмена информацией (причем речь должна идти именно о процессе, иначе мы будем работать с понятийной иллюзией, а не реальностью) предполагает, что существует минимум две стороны – информирующая и получающая информацию (и именно поэтому мы говорим «взаимодействие»), в противном случае информация теряет смысл как собственно информация и, следовательно, не отличима ни от чего другого, а потому и не является информацией. Теперь разберемся, почему мы говорим об «явленности». Если процесс не запущен, следовательно, его невозможно «увидеть», то есть он не явлен, а раз так, то верно обратное: если процесс не явлен, то он и не запущен, он не идет, значит, нет взаимодействия, значит, нет и информации. Итак, «явленность» также необходимая составляющая определения.

Осталось слово «тенденция». Если мы не включим его в определение, то информация, подобно вещи, будет где-то жестко локализоваться и вступит в действие замечательный по своей пессимистичности принцип Гейзенберга – принцип неопределенности: или «что», или «где». Но информация как принцип – процессуальна. Вместе с тем информация – всегда о чем-то, следовательно, нет информации самой по себе, значит, по идее, всегда есть временной разрыв между информацией отданной и полученной, а следовательно, есть и изменения в системе, которая отправила информацию, и проч. и проч. Короче говоря, все это слишком затруднит наши построения, поскольку практически невозможно увязать изучаемое и способ существования (в данном случае время), не сделав при этом массы допущений.